Детектив и политика 1991 №3(13) - Дик Фрэнсис

— Не будьте ослом, Грант, — решительно сказал я. — Бросьте эту штуку и давайте вместе поменяем колесо.

— Вы… — выкрикнул он, — вы отняли у меня работу.

Глаза над высокими скулами налились кровью. Большие ноздри зияли, будто черные ямы. Он размахнулся и занес руку с ключом над моей головой.

В эту минуту я подумал, что он, должно быть, действительно сошел с ума, потому что, если бы он попал, он наверняка бы убил меня, и у него не было никакой надежды удрать в стоявшей рядом машине без колеса. Но он не способен был думать.

Я увидел занесенную над моей головой руку и, прежде чем она опустилась, успел увернуться. Баллонный ключ просвистел мимо правого уха. Его рука вернулась в прежнее положение, и он опять целился в меня. Я нырнул у него под мышкой, и на этот раз, когда он замахнулся, его туловище оказалось открытым. Я сделал шаг и ударил изо всех сил кулаком ему под ребра. Он замычал, когда воздух с силой вырвался из легких, рука с ключом упала, и голова дернулась вперед. Я чуть отклонился вправо и ударил его ребром ладони сбоку в шею. Он упал на колени и, слабея, пополз по траве. Я вынул баллонный ключ из разжавшихся пальцев, положил его вместе с другими инструментами в ящик и засунул все в багажник его машины.

Становилось очень холодно, ранние сумерки превратили все цвета в черный и серый. Я присел на корточки возле Гранта, он был почти без сознания, тяжело дышал и слегка постанывал.

Я нагнулся к его уху и спросил, будто продолжая разговор:

— Грант, почему вас уволил Эксминстер?

Он что-то пробормотал, но я не расслышал. Я повторил вопрос. Он молчал. Я вздохнул и выпрямился. Оставался лишь маленький шанс.

Вдруг он отчетливо произнес:

— Он сказал, что я передавал информацию.

— Какую информацию?

— Передавал информацию, — повторил он не так ясно.

Я нагнулся и переспросил:

— Какую информацию? — И хотя губы у него шевелились, он ничего больше не сказал.

Я решил, что не могу уехать и оставить его лежать тут, на холоде. Я опять вынул инструменты, разложил их на траве, поставил целое колесо и затянул гайки. Потом накачал шину, вытащил домкрат и бросил его вместе с проколотым колесом в багажник на ящик с инструментами.

Грант еще не совсем пришел в сознание. Я знал, что не так сильно ударил его, чтобы он так долго не приходил в себя, и мне пришло в голову, что, вероятно, его затуманенный мозг нашел спасительный путь спрятаться от реальности. Я нагнулся, потряс его за плечо и позвал по имени. Он открыл глаза. И на секунду показалось, будто улыбается прежний Грант, но затем обида и горечь снова овладели им, как если бы он вспомнил, что случилось. Он выглядел отчаянно уставшим, полностью выжатым.

— О боже, — проговорил он, — о боже! — Его слова прозвучали как настоящая молитва, и сошли они с губ, которые обычно, не задумываясь, проклинали.

— Если бы вы обратились к психиатру, — ласково заметил я, — он мог бы что-то посоветовать вам.

Он не ответил, но и не сопротивлялся, когда я помог ему сесть в "мини-купер". Он бы не смог вести машину, и никого не было поблизости, чтобы довезти его до дома. Я спросил, где он живет, он объяснил. Его машине на стоянке ничего не грозило, и я предложил ему завтра забрать ее. Он молчал.

К счастью, он жил всего в тридцати милях от ипподрома, и я довез его, куда он сказал; он вышел перед безликим домом на две семьи на окраине маленького сельского городка. В окнах свет не горел.

— Вашей жены нет дома? — спросил я.

Она ушла от меня, — бросил он отсутствующим тоном. Затем на щеках вздулись желваки, и он закричал:

— Не суйте нос в… чужие дела. — Он толкнул дверцу машины, выбрался наружу и с грохотом захлопнул ее. — Убирайтесь вместе с вашим благополучием и… Мне не нужна ваша помощь, вы…

Казалось, его обычное состояние вернулось, оно вызывало жалость, но не было никакого смысла оставаться и выслушивать его проклятия. Я включил мотор и отъехал. Но, не проехав и полмили, я нехотя пришел к заключению, что ему не стоит оставаться одному в пустом доме.

В этот момент я был в центре маленького городка, где в ярко освещенных магазинах уже были заперты двери, я остановился и спросил пожилую женщину, где можно найти доктора. Она указала большой дом на тихой стороне улицы, я припарковался и позвонил.

Появилась хорошенькая девушка, сказала:

— Прием с шести, — и попыталась закрыть дверь.

— Если врач там, позвольте мне поговорить с ним, — быстро вставил я.

— Хорошо, — согласилась она и ушла. Немного спустя вышел молодой круглолицый, внушающий доверие человек, жующий кусок шоколадного торта с кремом. Его лицо выражало безропотный вопрос, такое выражение бывает у врачей, выполняющих долг в нерабочее время.

— Вы, случайно, не доктор Гранта Олдфилда? — спросил я. Если Грант и не его пациент, подумал я, то он подскажет мне, к кому обратиться.

Но доктор сразу же сказал:

— Да. Что, он опять упал?

— Мм… Нет. Не будете ли вы любезны поехать и посмотреть его?

— Сейчас?

— Да, пожалуйста. Он… мм… его стукнуло на скачках.

— Полминуты, — проговорил доктор и вошел в дом. Почти тотчас он вновь появился с врачебным чемоданчиком и еще одним куском торта. — Вы не довезете меня? Чтобы не тратить время, а то мне надо выводить машину из гаража, тут рукой подать.

Едва мы сели в "мини-купер", как он спросил о разбитом заднем стекле, вопрос не праздный, потому что пронизывающий ветер леденил нам шеи. Я рассказал, как Грант разбил стекло, и объяснил, каким образом мне удалось привезти его домой.

Он слушал молча, слизывая крем с куска торта. Затем спросил:

— Почему он набросился на вас?

— По-видимому, он убежден, что я отнял у него работу.

— Вы отняли у него работу?

— Нет, — возразил я. — Он потерял ее на месяц раньше, чем предложили мне.

— Вы тоже жокей? — спросил он, глядя на меня с любопытством. Я кивнул и назвал свою фамилию. Он сообщил, что его фамилия Парнелл. Я сбросил скорость, и мы остановились в нескольких метрах от дома Гранта. В окнах по-прежнему не горел свет.

— Я оставил его тут меньше десяти минут назад, — сказал я, когда мы шли по дорожке к входной двери. Едва видимый в свете уличного фонаря маленький сад выглядел запущенным и печальным, на заросших травой клумбах торчали засохшие цветы. Мы позвонили в