У очага любви - Ли Уилкинсон

— Он справился.

— С вашей помощью?

Элеонора промолчала в ответ.

— Когда мы говорили раньше, — продолжил Роберт Керрингтон, — вы сказали, что работали в отеле, а теперь, оказывается, еще и в супермаркете?

— Днем я работала в отеле, а вечером и по выходным в супермаркете.

— Ничего себе, — присвистнул Роберт Керрингтон. — Вы же все время работали. Получается, без отдыха?

— Мне нужны были деньги.

— Понимаю, чтобы начать дело, нужно немало денег. Скажите, а на чьи деньги была открыта фирма «Смит и Бенсон»?

Элеонора с вызовом подняла подбородок.

— Я не вижу, как это может относиться к вам.

— Ну, еще бы, такой человек, как Бенсон, без зазрения совести смог бы выехать на чужой шее, — тихо произнес Роберт Керрингтон.

Элеонора вскочила на ноги.

— Да как вы можете так о нем говорить? Он заслуживает, может, даже больше уважения, чем вы. У него не было ничего, что с рождения получили вы, и он все равно работал, он старался — ради своего будущего. — Элеонора была в гневе. — Вы всю жизнь жили, как у Христа за пазухой. У таких, как вы, нет даже ни малейшего понятия, что значит быть бедным, нищим. Что значит быть брошенным, вырасти в детском доме, без семьи, любви и заботы…

Элеонору душили слезы. Она больше не могла говорить и побежала в дом. Но Роберт Керрингтон преградил ей дорогу. Элеонора столкнулась с ним, оказавшись в его объятиях. Рыдая, она пыталась высвободиться, но он не отпускал ее. Он крепко держал ее, пока Элеонора наконец не успокоилась. Рыдания стихли, она уже не пыталась вырваться.

— Вот так-то лучше. — Роберт взял девушку за подбородок и платком вытер ее слезы. — Посмотрите на меня, Элеонора.

Она повиновалась.

— Простите меня, я не хотел вас обидеть. — Он взял ее за руку. — Давайте прогуляемся по саду. Вам надо успокоиться.

— Вы не имели никакого права судить Дэвида. Вы говорили о нем так, будто он какой-то нахлебник, кровопийца…

— Что ж, я не могу изменить своего мнения о Бенсоне, но мне следовало держать его при себе.

— Вы совершенно не правы на его счет, — протестовала Элеонора, высвобождая свою руку.

— А вы правы насчет меня? Признаюсь, я никогда не был бедным, меня не подкидывали, но я знаю, что чувствует человек, когда его не любят. По крайней мере, родители.

— Ваши родители вас не любили?

— Нет. И с раннего детства я понимал это, но не знал почему. Только много лет спустя дедушка рассказал мне. Моя мать привыкла блистать в обществе, жить беззаботно, порхая, как бабочка, с одного приема на другой. В ней никогда не было материнского инстинкта, и семья казалось ей обузой. Это мой отец уговорил ее завести ребенка, потому что ему нужен был сын и наследник. Они были довольно странной парой. Мой отец, высокий, как все в нашем роду, спокойный и серьезный, и она, миниатюрная, хрупкая, полная жизни красавица. Он обожал ее до безумия. Роды были очень сложными. Меня сразу же передали на руки няне, так что моя мать даже не держала меня на руках. Потом у нее началась послеродовая депрессия, как это сейчас называется, и она так и не смогла выйти из этого состояния. Мать отказывалась выходить из дома, встречаться с друзьями. Она просто сидела и смотрела в одну точку.

— Это ужасно.

— Отец начал винить себя во всем произошедшем. До такой степени, что он не мог выносить меня. И меня воспитывали няни, одна сменяла другую, пока я не вырос. Тогда меня отправили в школу, подальше от дома. А во время каникул меня посылали к друзьям или родственникам, как ненужный подарок, который передаривают. Потом вмешался дед. Я остался жить с ним. Он единственный любил меня. Когда мне было одиннадцать, моя мать умерла от передозировки снотворного. До сих пор не знаю, был ли это несчастный случай, хотя все сошлись на этом.

Элеонора и Роберт дошли до скамейки и почти одновременно сели.

— Через год отец снова женился. Его новая жена, Мириам, была веселой полной женщиной, вдовой. У нее было двое сыновей от первого брака, и у меня снова появились надежды, что я, наконец обрету семью, и все мы будем жить дружно и счастливо. Мириам была готова принять меня, как родного, но отец был против. И они уехали в Канаду, где у Мириам осталось ранчо после мужа, а я остался здесь.

Роберт Керрингтон рассказывал все это бесстрастным тоном, холодно и безжалостно, но Элеонора догадывалась, как больно ему говорить.

— Сочувствую, — прошептала девушка с нежностью и пониманием и коснулась его руки. Впервые она по собственному желанию дотронулась до него.

— Не тратьте на меня вашу жалость, — сказал он резко. — Как вы подчеркнули, я везунчик. Мне было дано все уже от рождения, и мне не на что жаловаться.

— Простите меня. Никакие богатства не заменят любовь и не спасут от одиночества.

— Я редко был одинок в физическом понимании. Когда я открыл, что такое женщины, жизнь моя стала намного веселее, — добавил он с усмешкой. — Но я думаю, вы имеете в виду другое одиночество?

Элеонора кивнула.

— Да, — согласился он. — Эту пустоту сложно описать. Но вы должны знать об одиночестве намного больше, чем я, ведь вы росли в приюте. У меня, по крайней мере был дед…

— Вам, должно быть, было очень тяжело, когда он умер?

— Я до сих пор скучаю по нему. Ну да хватит о моей несчастной судьбе. По сравнению с жизнью других людей, моя была беззаботной и счастливой. Он встал, увлекая ее за собой. — И надеюсь, скоро она станет еще лучше. Пойдемте, я покажу вам озеро.

— Так у вас еще и озеро есть?

— Ну, так мы привыкли его называть. Хотя это скорее пруд. Увидите сами.

Закат окрасил траву в ярко-золотистый цвет, а величественные дубы отбрасывали загадочные темные тени на лужайку. Поверхность воды была неподвижна, словно это спокойствие было результатом магических чар. В зеркальной поверхности отражались и сад, и отблески заходящего солнца.

— Как по-вашему, что это? — спросил ее Роберт Керрингтон, нарушая молчание.

— Разумеется, озеро, — ответила Элеонора.

— Почему вы так уверены?

— Уток нет.

В эту минуту стайка уток почти бесшумно, словно бригада лазутчиков, выплыла из прибрежных зарослей.

Элеонора и Роберт Керрингтон рассмеялись в голос. Почти одновременно.

— Вы очаровательны, когда смеетесь, — хрипло сказал Роберт, не отрывая глаз от Элеоноры.

В следующую секунду Элеонора, сама не понимая как, оказалась в его объятиях. Он целовал ее с таким умением и страстью, что она едва могла устоять на ногах, полностью отдаваясь во власть его губ и рук.

Глава шестая

Ее ноги были как ватные, сердце билось с бешеной скоростью. Она таяла в его руках, не смея даже вздохнуть. Тепло его сильного мускулистого тела, его губы сводили ее с ума. Она, уже не пытаясь бороться, отвечала на его поцелуи.