Афродита размера XXL - Елена Логунова

— Позавчера днем она сама с ним сидела, — напомнила я.

— Посидела-посидела, устала, оставила няньке и пошла прогуляться! — предположила подружка.

Я угрюмо отмалчивалась. И Ирка, и Колян — все, с кем я успела поделиться своими страхами, — в один голос твердили, что не стоит раньше времени поддаваться панике. Малыш Маши Петропавловской может быть где угодно — у папы, у няни, у дальних родственников, у соседей… Однако меня очень сильно беспокоил наряд, в котором несчастная Маша встретила свою трагическую гибель. Удобные брюки, не стесняющий движений теплый свитер, обувь на плоской подошве — именно так одеваются на прогулку с младенцами здравомыслящие мамы. А этот деревянный медальон на длинной цепочке из бусин-косточек? Достаточно интересный, чтобы в случае надобности отвлечь раскапризничавшегося малыша, сделанный из экологически чистых материалов — безвредный для ребенка, который в силу возраста все норовит пробовать «на зуб» — и при этом недорогой. Не жалко выбросить, если будет испорчен! По-моему, очень похоже, что Мария Петропавловская позавчера днем гуляла в парке не сама по себе, а с ребенком.

— Ну и где же эта Ореховая? — бормотала Ирка, напряженно всматриваясь во мглу туманного утра.

На Ореховой, дом шестнадцать, квартира восемь, жила Маша Петропавловская, об этом мне сказал Лазарчук. Я вытянула из него эту информацию, соврав, будто собираюсь обойти соседей погибшей и позвать их на поминки. То есть я действительно ехала на Ореховую, чтобы поговорить с Машиными соседями, но неотложный повод для общения с ними у меня был совсем другой.

— Мария Петропавловская? О-о-о, — деликатно прикрыв ротик ладошкой, зевнул тощий неумытый блондинчик с всклокоченной спросонья прической предводителя воинствующих панков. — Это из восьмой квартиры, что ли? Ну есть такая. Фифа!

Он затейливо покрутил пальцами. Судя по этой мелкой моторике, фифа Мария была та еще — крученая, путаная, сложная, как ювелирное украшение в старорусской технике «золотая скань».

— Почему фифа? — спросила Ирка, с неудовольствием оглядев хлипкого блондинчика с лохматой головы до уютных тапочек в цветах шотландского клана Мак — Грегоров.

В промежутке на блондинчике тоже имелось нечто псевдошотландское — красно-зеленое махровое полотенце. Он завернул в него свои костлявые бедра и, разговаривая в нами, так часто проверял крепость туго затянутого узла, словно под импровизированным килтом пряталось что-то очень ценное. Не знаю, что именно. Не шотландская волынка, во всяком случае, волынка хоть как-то сказалась бы на рельефе поверхности.

— Так ведь она ни водочку не пьет, ни мартини! — блондинчик даже удивился вопросу. — Музычку не слушает, сигаретки не употребляет. Конечно, фифа!

— Сам ты фифа! Педикюр, как у бабы, — розовый! — сказала прямолинейная до грубости Ирка.

После этого блондинчик порозовел целиком и с шипением захлопнул дверь, но мы еще успели услышать чей-то встревоженный баритон:

— Юрасик, кто там?

— Юрасик! — плюнув, повторила Ирка и без промедления зарифмовала это милое имя с очень неприличным словом. — Да, «повезло» Маше с соседями! Ну-ка, попробуй воспитай в таком нездоровом окружении мальчика нормальной ориентации!

— А если зайти с другой стороны?

— Так они именно с другой и заходят! — находясь под впечатлением от беседы с Юрасиком, Ирка даже не поняла, что я уже ушла от темы сексуальной ориентации в пространстве.

Не тратя время на разъяснения, я обошла подружку и позвонила в другую дверь — всего их на площадке было три. С полминуты ничего не происходило, потом в жилище что-то зашуршало и послышался строгий голос:

— Это кто?

— Это мы! — не задумываясь, ответила Ирка.

Гениальный отзыв сработал, в квартире загремели замки и засовы. Минуты через полторы в щель приоткрытой двери высунулась голова в ярко-розовом купальном берете. Мелко-складчатый полиэтилен обрамлял морщинистое лицо очень пожилой дамы. Помимо купальной шапочки, на ней был байковый халат, хлопчатобумажные чулки «в резиночку», длинный мясницкий фартук, а на руках — резиновые перчатки. В правой руке милая старушка сжимала большой треугольный нож, испачканный чем-то красным.

Я попятилась, а Ирка ошарашенно просипела:

— Здрасссссь…

— Девки! — весело сказала бабушка, вытирая окровавленный нож вафельным полотенчиком. — Признавайтесь, вы уху варить умеете? У меня тут цельное ведро карасей, внук ухи просит, а мне за готовку браться некогда, надо всю рыбу потрошить да чистить, пока свежая. Внук-то сам кашеварить не умеет, хотя рыбачит знатно!

— Вот это, я понимаю, правильный внук! — обрадованно сказала Ирка, с намеком оглянувшись на дверь, за которой скрылся откровенно неправильный Юрасик. — Рыбу ловит, жрать просит, кашеварить не умеет!

— Большой, стало быть, внук? Взрослый уже юноша, да? — Я была четко нацелена на поиск молодого человека приблизительно шестимесячного возраста.

— Ой, большой! — старушка разулыбалась. — Заходите, девки. Генка, выдь да покажись!

— С нами честно подружись, — машинально пробормотала я, следуя за хозяйкой в кухню.

Хотя в последнее время мой ребенок фанатеет от произведения Алексея Толстого, пушкинские сказки мы с ним тоже читали не один раз.

— Внучек, дуй сюда! — повторила бабуля.

В глубине квартиры проскрипела дверь, и потянуло сквозняком, будто вправду в сторону кухни подул кто-то мощный, как промышленный кондиционер в режиме вентиляции. Одновременно послышался добродушный бас:

— Че те, бабань?

В коридоре неторопливо забухали тяжелые шаги, прямо продолжающие пушкинскую тему: похоже было, что к нам направляется Каменный гость. Звучало это пугающе. В стареньком шкафу-пенале задребезжало стекло, и Ирка загляделась на этот самый пенал с таким видом, словно прикидывала, не потеснить ли ей стеклотару в данном укромном уголке своей корпулентной фигурой.

— Не поместишься! — шепнула я ей на ушко.

Не сговариваясь, мы с подружкой попятились и прижались спинами к стене. И правильно сделали: могучему Генке для прохода необходим был весь фарватер.

— Внучек! — с нежностью сказала старушка, обласкав взглядом молодого мужика, увидев которого, я пожалела, что с нами нет Чарльза Дарвина.

Он обязательно внес бы в свою теорию эволюции поправку, учитывающую возможность происхождения человека не только от обезьяны, но и от медведя.

— Че те, ба? — пробасил здоровяк, экономный в словах и движениях.

За последнее его стоило поблагодарить, потому что кухня и так была тесновата, а с появлением в ней великана Генки уменьшилась до невозможности. Бабушкин внучек здорово походил на гигантского Винни-Пуха с застенчивой улыбкой и смышленым взглядом. Медведь Разумный. Мишка Сапиенс.

— Смотри, Генка, какие дивчины! Красавицы! И уху варить умеют! Вот добрые жены будут кому-то! — добрая бабуля принялась нас расхваливать, отчего покраснели все разом: и мы с подружкой, и ее единокровный мишка.

Я — потому что не умею варить уху, Ирка — потому что не считает себя красавицей, и вообще, какие из нас дивчины — в тридцать с изрядным хвостиком? Но Генке мы, похоже, понравились, он мило разрумянился и смущенно забасил:

— Да ладно те, ба, че ты сразу…

— Никак не женю дурачка! — недостаточно тихо пожаловалась нам с Иркой заботливая бабушка.

Генка совсем смутился и превратился из бурого медведя в красно-бурого.

— Ну зачем же сразу жениться? — пожалела парня добрая Ирка.

— Конечно! Сначала надо проверить, какая будет уха! — заявила я, недвусмысленно подталкивая подружку к плите.

Смекнув, что из разговорчивой бабушки можно вытянуть немало интересных сведений, я решила максимально продлить наше стихийное гостевание.

Пока Ирка послушно и старательно варила заказанную уху, я помогла веселой старушке Ксении Петровне перемыть почищенную и выпотрошенную рыбу и между делом стала расспрашивать ее о соседке Машеньке.

— Справная дивчина! — сказала бабуля. — Красивая и не заносчивая, жаль только, что с дитем, а то была бы кому-то доброй женой!

Она снова с намеком посмотрела на внука, и Мишка Сапиенс опять разрумянился.

— А чем плохо, что с ребенком? — вступила в беседу Ирка.

— Ничем! — легко согласилась сговорчивая старушка. — Вот взять хотя бы Верку с четвертого этажа, она тоже с дитем, а мужа себе нашла, и неплохого, плиточник он хороший и непьющий почти. И Зинка с шестого тоже с пацаненком, тот уже в школу ходит, считай, недолго растить осталось, вот-вот парень на ноги станет и мамку освободит. А Зинка — девка справная. И Галка из второго подъезда…

Мишка Сапиенс мучительно закашлялся. Мне стало интересно, есть ли на ближних этажах и в соседних подъездах хоть одна несправная девка, которая не могла бы стать кому-то доброй женой, но на основательное изучение предложений самостийной брачной конторы Ксении Петровны не было времени.