Тайная сила масонства - Александр Селянинов

Тогда исчезнут цари и отдельные нации и настанет господство естественных прав и золотой век безграничного космополитизма. Чтобы придти к этой цели, надо просвещать людей через посредство тайного общества, распространяя всюду дух его учения через адептов.

Не должно производить потрясений, а следует, не разбирая средств, незаметно приобретать власть на умы и склонять осторожно общественное мнение к заявлению желаний таких перемен, которые клонятся к желанному перевороту. При этом надо ловким образом обессиливать противников тайного общества и всячески стараться губить тех, кого не удается победить или убедить. Необходимо взаимное шпионство членов друг за другом и цель оправдывает средства»…

«В низших градусах, — говорит Лонгинов далее, — было нарочно для обмана неопытных сохранено устройство масонское, а затем постепенно открывались тайные цели общества, способные устрашить человека, не искушенного в их умыслах. В адепты больше всего старались привлекать юношей от 16 до 24 лет. Иллюминатство предпочитало протестантов католикам… Последнее слово высшей степени ордена состояло в учении о том, что всякая религия есть лож, изобретенная с целью обманывать людей, и что Бог, материя и мир — одно и то же…»

«Нет никакого сомнения, что история иллюминатства в XVIII веке была в тесной связи с похождениями знаменитых Сен-Жермена и Калиостро…»[85]

Всем известно, какое поклонение и удивление вызывали повсюду эти лица, и как они пользовались этим для достижения своих целей.[86] Достаточно вспомнить, как граф Сен-Жермен втихомолку устраивал во Франции будущие шумные клубы и свои золотом подготовлял восстание, и как Калиостро[87] удалось накинуть тень на имя королевы Марии–Антуанетты мошеннической «историей ожерелья».[88] Густав Борд приводит между прочим следующий случай, ярко характеризующий графа Сен-Жермена[89]: «он исповедовал самый грубый материализм и защищал его столь искусно, что трудно было с ним спорить. Он ненавидел Христа и позволял себе разные богохульства. Когда однажды граф Карл Гессенский заметил, что ему тяжело это слышать, Сен– Жермен ответил: «Христос для меня ничего не значит, но огорчать вас для меня много значит, поэтому я обещаюсь впредь при вас об этом не говорить».[90]

III

Знаменитый историк так называемой «великой» французской революции Тэн говорит, что это был «внезапный порыв народного воодушевления». «Повсюду, — пишет он, — в день предвыборных собраний народ восстал как один человек».[91]

Но по проверке такое утверждение является лишь поэтической вольностью. «Внезапный порыв» несомненно был задолго и весьма тщательно подготовлен.

Отстаивая революционную роль масонства в 1789 году, масон Жуо (Jouaust) пишет: «заметим, что то единодушие, до тех пор необъяснимое, с которым все города Бретани поднялись в тот же момент, с тою же целью легко объясняется непрестанными сношениями между собою масонских лож, которые были столь многочисленны в этой провинции».[92]

Цитируемый самим же Тэном де-Монжуа говорит, что масоны являются несомненными тайными руководителями того огромного множества злодеев, которые, не имея видимых вожаков, тем не менее кажутся в соглашении друг с другом и повсюду одинаково предаются тем же буйствам как раз в то время, когда возникают генеральные штаты. Тот же пароль и тот же обман подымают восстание от одного конца страны до другого».[93]

«Это не обособленное частичное возмущение, — свидетельствует тот же Тэн, — здесь все связано я управляется одинаково; одни и те же заблуждения внедряются во все умы… Людей учат, что сам король, де, желает полного равенства, не хочет больше вельмож, епископов, чинов, десятин, преимуществ… И сбитые с толку люди думают, что они в праве поступать так, ибо будто бы такова воля короля».[94]

На другой же день после термидора Кадэ де-Гассикур пишет: «объясните мне, какими способами, если не посредством передатчиков и быстрых тайных сношений между иллюминатами и посвященными, Нормандия, Прованс, Бретань поднялись все в тот же день и в тот же час, когда парижане пошли на приступ Бастилии?» [95]

Взятие 14 июля 1789 года Бастилии, предсказанное за три года вперед Калиостро[96], и праздновавшееся 23 июля 1789 года в ложах, как «торжество свободы и патриотизма», ознаменовало собой начало новой революционной эпохи, названной террором («La Grand Peur»).[97]

Что в этом терроре масоны играют первенствующую роль, доказывает хотя бы речь масона Амиабля, произнесенная на международном масонском конвенте 16 июля 1889 года в день празднования столетнего «юбилея» взятие Бастилии:

«Масоны, — говорит бр. Амиабль, — приняли активное участие в великом движении 1879 года. Их влияние преобладало в собраниях третьего сословия при редакции наказов (cahiers) и избрании депутатов. Масоны сами в значительном количестве были избраны своими согражданами. Правда, в собраниях обоих привилегированных сословий роль их была менее значительна, но и там в наказах дворянства и духовенства масонское влияние сквозит во многих проектах реформ. Масоны имели над другими гражданами то преимущество, что они были уже подготовлены к замене разрушавшихся сложных и гнетущих учреждений простыми и ясными формами масонского управления. Таким образом масоны проникли в большом числе в народное представительство и, чтобы увидеть, какие они там заняли места, достаточно назвать трех из них.: Лафайета, Мирабо и Сийеса».[98]

Как составлялись эти упомянутые бр. Амиаблем наказы (cahiers) 1784 года, видно из добытых Тэном данных, по которым оказывается, что адвокаты, прокуроры и нотариусы мелких городов написали по собственному усмотрению пункты требований и представили их в судебные палаты, не собрав даже жителей для прочтения им своих писаний.[99]

Другой исследователь, Рико, на основании тщательной архивной работы относительно наказов третьего сословия в области Hautes Pyrenees категорически утверждает, что эти наказы вовсе не были составлены общинами.

«Вот, — говорит он, — наказы деревень Аржель-Баньер и Бонмазона. С первого же взгляда видно, что ни тот, ни другой не были составлены в этих деревнях, нужды которых они будто бы выражают. В самом деле оба вполне тождественны по выражениям и почти целиком написаны той же самою рукою. Это указывает на их одинаковое происхождение, ибо не возможно допустить, что эти две деревни, расположенные далеко друг от друга и не имеющие между собою никаких сношений, могли бы точь-в-точь одинаково мыслить и нашли двух писцов, которые изложили бы одни и те же мысли в тех же выражениях и даже тем же почерком». Мало того автор обоих наказов даже оставил чистое место для названия деревни, фамилий депутатов, которые будут избраны, а также для месяца и числа, когда должна собраться общины для подписания своего наказа и выбора депутата… В Hautes Pyrenees иногда восемь-десять деревень подавали наказы, писанные на той же бумаге, тем же почерком, а другие ограничивались тем, что переписывали общие данные и формулы».[100] То же самое наблюдалось почти во всех областях Франции. Так, два исследователя, Кошен и Шарпантье,[101] изучая «избирательную кампанию» 1789 года в Бургундии, также установили, что главнейшие пункты, содержащиеся в наказах этой провинции, были изложены не штатами и не провинциальными корпорациями, а незначительным меньшинством, маленькими группами людей, состоящих из десятка врачей, прокуроров и адвокатов. Эти группы не только составляли предложения, но они еще добивались во что бы то ни стадо, чтобы эти предложения были последовательно каждой корпорацией приняты, причем не стеснялись ни в чем, прибегая к хитрости, обману и даже подлогу, для достижения своей цели; если все это не удавалось, то просто подменяли принятые пожелания… Во всех этих революционных избирательных документах мы встречаем знакомый нам масонский жаргон…

Те же приемы употреблялись и в других провинциях: «повсюду ничтожные меньшинства, состоящие из тех же элементов, действуют в те же часы, теми же способами, следовательно повинуются одному и тому же паролю, а так как они все говорят на особенном и легко узнаваемом масонском жаргоне, то это доказывает, что пароль исходит ни от кого другого как от масонства. Таким образом от 1787 до 1795 года ни одно так называемое «народное» движение (кроме движения Вандеи) не было на самом дели народным, а все они были решены, организованы, предусмотрены до мельчайших подробностей главарями несомненно тайной организации, действовавшей повсюду одинаковым способом в одно и то же время и отдававшей повсюду одни и те же приказания».[102]