Последняя попытка - Татьяна Александровна Захарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 10
Закарий
— А желать другого мужчину — это разве не предательство? — спросил я, тщательно подбирая слова.
Гвиневера отчаянно замотала головой, отрицая это желание. Но мы оба знали, что это неправда. Надавить ещё чуть-чуть? Или не стоит? Я протянул руку, но девушка тут же подлетела с кровати и наступила голыми ногами в лужу, натекшую с дырявой крыши. И чуть слышно пискнула от холода. Я подскочил и, подхватив её на руки, усадил на кровать. Снял тунику, пусть полюбуется красивым подтянутым телом. И обтер её ноги тканью. А потом посмотрел на неё, уже не скрывая желание.
— Не надо, — жалобно попросила она, отодвигаясь. И я вынужден был отступить.
— Ложитесь спать, моя леди. — посоветовал я. И направился к очагу. Подбросил ещё хвороста в очаг. И разложил влажную тунику на скудные остатки дров.
— Вы тоже ложитесь спать, Ланселот, — тихо попросила Гвиневера. И в этой просьбе снова почудилась искренняя забота обо мне.
— Хорошо, — ответил я, расстилая свой плащ поближе к очагу.
Едва Гвиневера заснула, как я снова передвинул плащ к её кровати. Облокотился на койку здоровым боком и принялся её изучать пока только взглядом. Красивая девушка. И неглупая. В этом рыцари ошиблись. Но даже это вкупе с красивой фигурой не могло объяснить дикого притяжения к ней. Я никогда не испытывал таких чувств и эмоций. А её забота, пусть и вполне расчетливая, затронула что-то глубоко в душе.
Тьфу! О чем я? Какая у демона может быть душа? Похоть это, просто сильное желание. И ничего больше. А её забота — это необходимость, она прекрасно понимает, что без Ланселота ей до Камелота не добраться. И я испытываю по этому поводу удивление, только потому, что раньше с подобным явлением не сталкивался. Демонам не свойственно сострадание или желание помочь другому. Максимум на что мы готовы пойти, это взаимовыгодное сотрудничество. И в принципе, помощь Гвиневеры можно расценивать и так.
Я чуть подался вперед и невесомо дотронулся до её щеки. Она поморщилась и зарылась лицом в ветхое одеяло. А спустя секунду я поймал себя на глупой нежной улыбке. И что бы это значило? Может, это Ланселот так на меня влияет? Хотя, судя по его воспоминаниям, он любит женщин постарше и поопытнее, впрочем, как и я.
Мои пальцы скользнули по её шее и остановились в вырезе туники. Попытался аккуратно перевернуть девушку на спину, но она тут же завозилась, просыпаясь. Нет, рано. Оттолкнет. Впрочем, куда я спешу? Наше путешествие займет несколько дней, так что возможности ещё будут. А пока надо выспаться. Ранение ещё дает о себе знать.
Стоило только улечься на пол, как сон сморил меня. Вроде, только прикрыл глаза, а уже серое утро. Надев тунику и дублет, я закинул остатки хвороста в очаг. Угли ещё не успели остыть, так что в несколько движений я снова развел костер. И направился на улицу. Обошел дом в поиске отхожего места, и в итоге направился в кусты. На обратном пути собрал охапку хвороста. Возле двери, заметил ведро с дождевой водой и снова поразился смекалке девушки. Да и лекарь из неё неплохой. Жар у меня окончательно спал, слабость ещё была, но это мелочи.
В доме меня встретила уже переодетая в свои вещи Гвиневера. Она суетилась с отваром, упорно не поднимая на меня взгляд. Даже когда я поздоровался, что-то невнятно пробормотала в ответ. И принялась резать остатки хлеба кинжалом. Из припасов осталось ещё вяленное мясо. И яблоки. Если не считать крупы.
Тем временем вода в котелке закипела, и девушка сбросила в неё остатки трав.
— Вас нужно перевязать, — неуверенно сказала Гвиневера. Я кивнул и, сбросив дублет с туникой, уселся на единственный стул в комнате.
Девушка молча обработала рану, стараясь не касается меня лишний раз. А после предложила позавтракать и выдвигаться в путь.
Так и продолжилась наша дорога. Гвиневера воздвигла стену между нами, сведя наше общение к минимуму. Даже когда мы ехали вдвоем на лошади, она всегда держала спину ровно, стараясь совсем меня не касаться. К вечеру добрались до знакомой мне деревушке. Оказывается, мы двигались в верном направлении, когда убегали от погони. Договорился со старостой о ночлеге и о припасах. Заявление, что Гвиневера — моя невеста, не вызвало удивление у старика. Девушка же впервые за день взглянула мне в глаза, и я взглядом попросил промолчать. Выдохнув, она чуть заметно кивнула.
В выделенной комнате я шепотом объяснил, что это нужно для её безопасности. И снова предложил занять кровать. За день, проведенный в седле, рана меня доконала, тряска ей явно не на пользу. Сняв дублет, обнаружил, что рана снова открылась: туника была в крови.
Гвиневера испуганно ахнула и приказала мне сесть на кровать. Снова промыла рану и внимательно её осмотрела.
— Боюсь, что придется её шить, — пробормотала она и побледнела.
— Ты это умеешь? — спросил я, не на что всерьез не рассчитывая.
— Видела пару раз, а так я больше к ткани привычная. Могу бантиком узел завязать.
— Обойдусь, — буркнул я, с трудом сдержав смешок.
А она вышла из комнаты, спросить у хозяев необходимые вещи.
Не могу сказать, что операция прошла легко и просто. Я старался не вздрагивать от боли, пока она зашивала мне рану, но не всегда получалось. И в такие мгновения девушка с усилием прикусывала свою нижнюю губу, отчего она к концу процедуры уже ярко алела. И едва Гвиневера завязала узел на своем творении, как я потянул её к себе и, не давая ей время одуматься, страстно поцеловал её. Она попыталась оттолкнуть меня, но вскоре сдалась. Я притянул её на свои колени, поглаживая спину. Но видимо слишком поторопился, так как в следующую секунду в мое горло уперся мой собственный кинжал.
Знал, что Гвиневера не сможет меня убить, но все же отодвинулся, выпуская её из своих объятий.
— Вы сейчас же пообещаете мне, что больше не будете меня целовать, — потребовала она. — И вообще не будете трогать.
Я скептически усмехнулся и легко отодвинул острие кинжала от своей шеи. Посмотрел в синие глаза девушки и сказал с укоризной, забирая оружие из её руки.
— Кинжалы детям не игрушка. — Гвиневера пыталась сопротивляться, я же боялся ненароком причинить вред, поэтому процедура несколько затянулась. Но я все же завладел кинжалом и только после этого сказал. — Я не буду тебя трогать
