Гузи-гузи - Наталья Никольская

– Валентина Андреевна, мы зафиксировали кое-что интересное…

– Иду, Валера.

Валандра поднялась с кресла и покинула кабинет. В дежурке по-прежнему стояла «болдыревская осень». Толкушкин пододвинул Вершининой стул, и она, поблагодарив его, опустилась на жесткое сиденье.

– Включай, Сергей, – обратилась она к Болдыреву, вся превратившись в слух.

Качество звука было отличное. Анненков-младший звонил Буторину-младшему на работу.

– Я тебя нисколько не напрягаю, – довольно развязно произнес Тема. Скорее всего, он был «под градусом».

– Напрягаешь тем, что пытаешься диктовать условия, – недружелюбно ответил ему Вячеслав Буторин.

– Это, Бутор, не телефонный разговор, сам понимаешь, не мешало бы встретиться.

– Мне нужно знать наверняка, кассета у тебя?

– Этого я тебе сказать не могу, не в моих интересах, – как-то злобно хихикнул Тема.

– Меня на мякине не проведешь. Если у тебя пленки нет, я с тобой встречаться не намерен, – с оттенком высокомерия произнес Буторин-младший.

– Что-то я не пойму, у кого нужда в кассете?

– Я привык делом заниматься, а не в бирюльки играть. А вот ты с огнем играешь!

– Не пугай, Бутор. Я все тихо и мирно разрешить хочу, а ты на рожон лезешь… – недовольно пробубнил Тема.

Вершинина при этих словах усмехнулась и притормозила запись.

– Видно, наш Темыч себя королем почувствовал.

– Что же это означает? – спросил Толкушкин.

– То, что кассета либо у него, либо у Анны.

Валентина Андреевна снова включила запись.

– Знаю я тебя, ментовская рожа. Богемного мальчика из себя строишь, актерствуешь, а сам в грязном белье копаться любишь, – со злобным раздражением прорычал Вячеслав.

– Да ты ведь сам хочешь на кассетке этой руки погреть, так что нос не задирай, давай лучше договоримся: где и во сколько нам встретиться.

– Кассета у тебя? – настаивал Буторин-младший.

– Предположим. Какого черта я бы затеял этот разговор, если бы у меня ее не было? Ну так что, порадуешь папочку? – по-иезуитски вкрадчиво спросил Тема.

– Мне нужно подумать, перезвони мне после обеда.

Вячеслав, не дожидаясь ответа, положил трубку.

– Это все? – Валандра подняла глаза на Толкушкина.

– Пока да, – склонил он голову набок и пожал плечами.

– Отношения у них, – сказала Вершинина, имея в виду Тему и Славу, – как видно, не из лучших.

– Теперь у них общий интерес, – Толкушкин усмехнулся.

– Не знаю, откликнется ли Буторин на Темино предложение? – Валандра задумчиво посмотрела в окно. – Для нас было бы лучше…

В этот момент запиликал сотовый.

– Слушаю, – Валандра приникла ухом к трубке.

– Веду наблюдение за Буториным-младшим, он куда-то собрался, садится в машину, причем, не один.

– Кто его спутник?

– Спутница, – поправил Валандру Алискер. – Она приехала на частнике. Прошла в «Турбину». Я машинально обратил на нее внимание, яркая такая брюнетка, прямо вылитая Лиз Тейлор.

– Лиз Тейлор в молодости, полагаю. Ну, конечно, я понимаю, почему ты обратил на нее внимание… – усмехнулась Валандра.

– Валентина Андреевна, – с укоризной в голосе отозвался Мамедов, – вы опять об этом…

– Ну, ладно, продолжай.

– Я, между прочим, сейчас еду следом за Буториным и этой…

– …милой крошкой. Поняла, Алискер.

– Они направляются в центр.

– Отлично. Глаз с них не спускай, ну, не мне тебя учить, Казанова…

– Валентина Андреевна, – почти взмолился Мамедов, изнемогая под прессингом всепроникающей Вершининской иронии, – вы же не…

– О`кей. Держи меня в курсе.

Вершинина нажала на кнопку «отбой».

Около одиннадцати из помещения «Турбины» вышли высокий подтянутый молодой человек в длинном кожаном пальто и почти не уступающая ему в росте стройная брюнетка лет тридцати. На ней было черное пончо, черные классические брюки и замшевые ботинки на невысоком каблуке. На плече висела модная матерчатая в форме трапеции сумка.

От красивого бледного лица незнакомки веяло сдержанной страстью. Гордая посадка головы, изящные движения, в которых не было ничего мелкого и суетливого, упрямое выражение идеально очерченного рта, весь ее отчужденно-замкнутый вид не могли оставить равнодушным такого тонкого ценителя прекрасного, которым, несмотря на его сравнительно юный возраст, был Алискер.

Спокойная грация этой женщины приятно контрастировала с резкими движениями Буторина-младшего, держащегося с нервозной озабоченностью. Изображая на лице не то досаду, не то недовольство, он что-то отрывисто сказал как бы не замечающей его прекрасной незнакомке и распахнул перед ней дверцу красного «опеля».

«До чего же похож на отца – такой же дерганный!» – подумал Алискер, набирая номер Вершининой.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Время ланча? – поинтересовался вошедший в кабинет Вершининой Мещеряков.

Она сидела за журнальным столиком, на котором стоял кофейник, одинокая чашка на блюдце и тарелка с бутербродами.

– Компанию составишь?

– Я не против, вот только как это скажется на моей изящной фигуре? – он лукаво улыбнулся, водружая свои рыхлые телеса на кожаное кресло.

Кресло тут же без зазрения совести заскрипело под «изящной фигурой» Мещерякова. Вершинина достала из шкафа еще одну чашку и налила Мещерякову кофе.

– Мне кажется, ты немного отошел?

– Ладно, чего уж там, погорячился – махнул он рукой, – ты про открытие «Провинциал-банком» своего очередного филиала на Превопроходной знаешь?

Вершинина вспомнила о недавнем разговоре на эту тему с Алискером.

– Знаю, – лаконично ответила она, – а что?

– Им там, двери придется устанавливать, они опять к нам решили обратиться, понравилось им с нами дело иметь, сечешь? – Михаил Анатольевич хитро сощурил глаза.

– Мамедов уже в этом направлении работает…

– Хваткий парень! А с Буториным у тебя что?

– Роман в письмах, – поддела Вершинина шефа, которого хлебом не корми – дай покопаться в ее личной жизни.

– Я не о том, Валюша, хотя и это со счетов не скидываю, – он задрал подбородок и, подобно студню, затрясся в беззвучном смехе.

– Ты что же это, хочешь сказать, что я ни одним клиентом еще не побрезговала? – с наигранным негодованием воскликнула Валандра.

– Ой-е-ой, какие мы нежные! – зачмокал губами Мещеряков, уписывая второй бутерброд с российским сыром.

– Ну, а если серьезно, то пока ничего определенного по делу Буторина я тебе, Миша, сказать не могу.

– Знаю я тебя, все-то ты до последнего тянешь, чтобы как фокусник прямо перед концом представления вывалить: вот, мол, смотрите, до чего я дошла… Как в сказке… На эффект бьешь? – он опять хитро прищурился.

– Прорабатываем круг родственников и знакомых Буториных и Ворониных. Еще на некоего Морозова Вениамина вышли. Слышал о таком?

– Вениамине Ильиче Морозове, генеральном директоре «Турбины»? – едва не поперхнулся Мещеряков.

– Он директор «Турбины»? – вопросом на вопрос ответила Валандра.

– Ну, не знаю, может, еще какой-нибудь есть… – уже как-то безучастно промямлил Михаил Анатольевич.

– Да нет, скорее всего, это именно он и есть, – кивнула головой Вершинина, – мне же еще Коломиец говорил о нем, как об одном из претендентов на должность зама губернатора. А если это так, – продолжила она свои размышления, – то вполне мог заинтересоваться кассетой. Но так как в списке он идет вторым, то ему придется каким-то образом устранить Буторина.

– Ты запросто общаешься с Коломийцем? – Мещеряков округлил брови и оторвался, наконец от бутербродов.

– Ешь, Миша, ешь, – усмехнулась Вершинина, – в процессе работы такие контакты устанавливаются сами собой – немного трепа, чуточку обаяния, бездна терпения и – знакомство завязалось.

– Сдается мне, Валентина, что это не просто знакомство, – заговорщически подмигнул ей Мещеряков, – ну-ка, признавайся!

– Миша, – укоризненно сказала Вершинина, – у него есть семья.

– Ой, Валя, семья семьей, а кровь играет… – захихикал Мещеряков.

– Все мне с тобой ясненько, Миша. Вот, значит, какова твоя позиция в этом вопросе. Нужно будет довести ее до сведения Тамары Петровны. – теперь уже захихикала Валандра.

– Тамару Петровну в это вмешивать не следует, – с наигранной строгостью сказал Мещеряков, подливая себе кофе.

– Кстати, как она? – оставив шутливый тон, поинтересовалась Валандра.

– Работает, Сашке мозги вправляет, да и мне – за компанию! – засмеялся Михаил Анатольевич.

Несмотря на свою молодецкую удаль Мещеряков, все же немного побаивался свою жену, которая, естественно, не одобряла его обильных и зачастую шумных возлияний.