Добывайки в воздухе - Мэри Нортон

Однако добывайки все еще не нашли способа контролировать количество газа в шаре. А значит, подняться они могли, но спуститься — нет. Развязать, как он его называл, «сторожевой узел» на горле шара, даже немного расслабить его, думал Под, все же рискованно. Может произойти взрыв (они видели это уже не раз), и все сооружение — воздушный шар, корзина, балласт — вместе с воздухоплавателями камнем упадет на землю.

— Мы не можем искушать судьбу, — сказал Под Арриэтте. — Нам знаешь, что нужно? Нижний клапан с рычагом управления…

И в десятый раз за день Под полез в ящик с инструментами.

Арриэтта присоединилась к Хомили, сидевшей в уголке возле картонки, чтобы ей помочь. Сетка уже приобрела нужную форму. Хомили по указанию Пода и Арриэтты прошила ее посредине более толстой и прочной ниткой; поскольку она делила шар на две равные половины, проходя по самой большой окружности, ее вполне уместно назвали «экватор». Сейчас Хомили прикрепляла к сетке подвесной обруч; когда сетку наденут на шар, он опояшет горло, и они повесят на него на стропах корзину. В качестве подвесного обруча они использовали полое кольцо с прута для занавесок, благо, уже было известно и не раз проверено, какой у него вес.

— Мама, сетка — просто прелесть! Ты настоящая мастерица!..

— Это совсем нетрудно, — сказала Хомили, — стоит только понять, в чем тут секрет. Не труднее, чем плести кружева.

— Ты придала ей такую красивую форму…

— Ну, твой отец все для меня рассчитал…

— Нашел! — раздался крик Пода из инструментального ящика.

В течение долгого времени его не было ни видно, ни слышно, и вот теперь, наконец, он появился, держа какой–то цилиндрический предмет больше его самого.

— Во всяком случае, я так думаю, — добавил Под и, бережно положив его на стол, вылез наружу. В руке, у него был кусочек лобзика.

Арриэтта со всех ног бросилась бежать через комнату и вскарабкалась к нему на стол. Длинный предмет оказался самопишущей ручкой без колпачка; один зубец выпачканного чернилами золотого пера был сломан. Под уже разобрал свою находку на части, и теперь золотое перо лежало на столе вместе с прикрепленной к нему резиновой трубкой, а пустой корпус — отдельно, рядом.

— Я распилю корпус вот здесь, — сказал Под, — чуть ниже рычага для заправки ручки чернилами, затем отрежу самый кончик резиновой трубки — так, чтобы она выступала за край корпуса дюйма на полтора. Затем, — продолжал он бодро, но, пожалуй, слишком подробно, словно читал наставление (из раздела «Делай сам», подумала Арриэтта, вспомнив «Советы домашним хозяйкам» в своем календаре), — мы снова свинчиваем все вместе, и что мы имеем? Мы имеем самопишущую ручку без колпачка с отпиленной задней частью корпуса, из которого торчит кусок резиновой трубки. Тебе все понятно?

— Пока — да, — сказала Арриэтта.

— Затем, — продолжал Под, — мы отвинчиваем золотое перо…

— А ты сможешь? — спросила Арриэтта.

— Конечно, — сказал Под. — Тут всегда сменные перья. Я тебе покажу.

Сев верхом на корпус. Под сжал его коленями и быстро отвинтил золотое перо.

— Видишь, — сказал он, кладя его в сторону, — теперь там, где оно было, у нас круглое отверстие, ведущее прямо в резиновую трубку. Посмотри…

Арриэтта заглянула внутрь корпуса.

— Да, — сказала она.

— Вот и все, — закончил Под.

«Все? Что — все?» — подумала Арриэтта, но выразила она свою мысль более вежливо:

— Боюсь, я не совсем…

— Ну, что тебе неясно? — нетерпеливо сказал Под, словно его огорчила ее непонятливость. — Мы вставляем передний конец ручки в горло шара — после того, как его надуем, конечно, — чуть пониже сторожевого узла. И крепко обматываем веревкой. Я берусь за заправочный рычаг, как за рукоятку, и тяну его, пока он не встанет под прямым углом к корпусу. Это рабочее положение, когда газ надежно перекрыт. Затем мы развязываем сторожевой узел, — и дело сделано. Не забывай: корпус ручки и резиновая трубка свисают задним концом в корзину. Ты следишь за мной?

Ну, не важно, — продолжал он доверительно. — Ты скоро все поймешь. Так вот, — Под довольно вздохнул, — стоя в корзине, я протягиваю руку к рычагу, медленно подвожу его к корпусу… и газ выходит через резиновую трубку! Попробуй сама, — радостно предложил он, — рычаг двигается легко.

Наступив одной ногой на корпус пера, Под несколько раз поднял и опустил рукоятку. Арриэтта тоже попробовала это сделать; изношенный долгим употреблением заправочный рычаг свободно скользил в пазу.

— А затем, — продолжал Под, — я снова ставлю рычаг так, чтобы он отходил от корпуса под прямым углом… и газ снова заперт. Неплохой клапан, да?

— Поразительно, — сказала Арриэтта, но тут ей внезапно кое–что пришло в голову. — А как же быть с газом — ведь он пойдет прямо в корзину?

— Он останется позади нас! — вскричал Под. — Неужели ты не понимаешь, деточка, — газ все время поднимается, и поднимается быстрее, чем спускается шар. Я все это обдумал; вот почему я хотел, чтобы резиновая трубка была длиннее, чем корпус; мы можем этот ее конец повернуть, куда захотим, но, куда бы мы его ни повернули, газ будет рваться кверху, а мы будем падать вниз. Понимаешь? Мы даже можем с самого начала приподнять конец кверху и прикрепить его к корпусу. Почему бы и нет?

Несколько минут Под молчал, обдумывая эту мысль.

— Да и газа будет не так много… стоит мне приноровиться. Надо только выпускать его постепенно.

В последние дни, полные волнующих событий, Арриэтта не раз вспоминала Спиллера. Как бы ловко он приладил сетку — дело Хомили и Арриэтты, — когда шар стал наполняться газом из рожка! В то время как Под регулировал подачу газа, они — голыми руками или при помощи костяного крючка для вязанья — подтягивали ячейки: очень утомительное занятие. Заключенная в сеть оболочка росла, раздувалась, пока буква «й» в надписи «Чай на берегу реки» не приобрела нужных размеров.

— Экватор, — сказал им Под, — должен делить шар ровно пополам, чтобы подвесной обруч висел прямо и корзина не кренилась.

Как бы Арриэтте хотелось, чтобы Спиллер был вместе с ними, когда они в первый раз подвешивали корзину к подвесному обручу стропами из рафии! Они делали это, стоя на платформе, перекинутой через открытую музыкальную шкатулку; чтобы удержать корзинку, в нее для веса положили ключи.

А в тот раз, когда они впервые поднялись под потолок, и Под, осторожно орудуя рычагом клапана, мягко посадил их на землю! Уж Спиллер не дал бы Хомили выпрыгнуть из корзины, как только она коснулась пола. Это была роковая ошибка: с ужасающей скоростью шар снова взмыл вверх и ударился о потолок с такой силой, что Под и Арриэтта чуть не вылетели из корзины на голову Хомили, которая, заливаясь слезами, в отчаянии металась внизу. Прошло немало времени, пока им удалось спуститься, хотя они полностью открыли клапан. Все это совершенно вывело Пода из равновесия.

— Ты должна помнить, Хомили, — хмуро сказал он, когда снова привязанный к музыкальной шкатулке шар медленно съеживался, освобождаясь от газа, — что ты весишь столько же, сколько два ключа от кожаного саквояжа и полтора рулона входных билетов. Ни один пассажир не должен выходить, а тем более выскакивать из корзины до тех пор, пока шар не сожмется до конца. — У Пода был очень серьезный тон. — Нам повезло, что тут есть потолок. Представь, что мы были бы на открытом воздухе… Знаешь, что произошло бы?

— Нет, — хрипло прошептала Хомили, вытирая щеки тыльной стороной руки и в последний раз всхлипывая.

— Мы с Арриэттой взлетели бы на двадцать тысяч футов, и нам был бы каюк.

— О господи! — прошептала Хомили.

На такой огромной высоте, — продолжал! Под, — газ стал бы расширяться так быстро, что разорвал бы оболочку. — Под укоризненно посмотрел на жену. — Разве что у нас хватило бы присутствия духа открыть клапан и держать его открытым все время подъема. Но в этом случае, начав наконец спускаться, мы спускались бы слишком быстро. Нам пришлось бы все выбросить за борт — балласт, снаряжение, одежду, продовольствие, возможно даже — одного из пассажиров…

— О нет, нет! — прошептала Хомили.

— И, несмотря на все это, — закончил Под, — мы, вероятно, все равно потерпели бы крушение.

Хомили молчала; внимательно вглядевшись ей в лицо, Под продолжал, но теперь уже мягче:

— Это не увеселительная прогулка, Хомили.

— Я знаю! — горячо сказала она.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Но когда (двадцать восьмого марта) они в последний раз распахнули окно и, оставив его открытым, медленно поплыли на воздушных волнам навстречу бледному весеннему солнцу, Арриэтте это показалось настоящей увеселительной прогулкой. Момент отлета наступил неожиданно, ведь он зависел от погоды и ветра, и предсказать его, было трудно. Вечером они легли спать как обычно, а утром, еще до того, как Мейбл и Сидни принесли им завтрак, Под, изучающе посмотрев на ветку дуба за окном, объявил, что настал Знаменательный День.