Беседы о важном - Алина Менькова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К.К. говорит, что на видеокамерах в лодке подводники наблюдают китов-косаток и разных рыб подо льдом. Так что они и ихтиологи по совместительству, о рыбах и их поведении знают очень многое.
– С какими трудностями сталкивается подводник в плавании? Правда, что тот, кто познал море, уже ничего не боится?
– Расторгуев пел: «Говорят, для ребят, для тех, с морем кто судьбу связал, не страшен и девятый вал, но, видно, в море не бывал, кто так сказал». Мы – не роботы, люди. У нас также есть страхи. Подводник боится? Ну, мы не думаем о том, какую опасность везём на своих плечах… – улыбается К.К.
Одна подлодка с 16 баллистическими ракетами на борту может уничтожить целую страну. На каждой из 16 ракет 10 боеголовок. Один такой заряд превосходит по своей мощи бомбы, сброшенную на Хиросиму и Нагасаки.
«Боимся пожара. На лодке много горючих материалов, то и дело думаешь, как бы что не загорелось, – говорит К.К. – Если вовремя не потушить пожар, то лодка потеряет свою горизонтальную плавучесть и попросту утонет. А пожар в замкнутом пространстве легко определить по запаху. Когда что-то горит, пахнет жжёным полиэтиленом вперемешку с пропиленом».
Описывая специфический запах пожара, подводник вспоминает своё первое глубоководное погружение – именно в этот день он его и почувствовал:
– На моём боевом посту на глубине 220 метров сорвался сальник с первого ГОНа (главного осушительного насоса). Я перекрыл клапаны – впервые не в теории, а на практике. Конечно, это было волнительно. Надо быть готовым ко всему. Солёная вода со временем разъедает даже самые крепкие конструкции…
К.К. рассказывает, что при пожаре в отсеки пробивается пыль тугим напором – там настолько сильное давление, что если моряк сунет туда руку – перерубит на части.
– А кровь из ушей у моряков – такое бывает или байки кинематографистов?
– Такое может быть во время войны, когда мина разрывается в море. Чем ближе взрыв, тем сильнее бьёт по перепонкам. Сейчас, в мирное время, такое может быть разве что у акустиков от давления, но это редкость. У некоторых подводников кровь из носа идёт иногда, но это мелочи, – отмахивается подводник.
– Сегодня подводники мин не боятся?
– Баренцево море чистое, дальше – Арктика, там глубины 1,5–3 тысячи метров – какие там мины?! Вот айсбергов боимся – да. Одна лодка чуть не утонула из-за этого – он был рядышком с нами, мы в то время как раз возвращались домой. Лодка наткнулся на айсберг, он повредил рубку, не могли открыть рубочный люк… Причина – невнимательность капитана, человеческий фактор, как и в любой работе. Но подводники – молодцы, лодка не затонула. Они пришли на базу…
– Как вы узнаёте об этом, будучи в море?
– По космическим аппаратам связь. А как именно – военная тайна, – улыбается подводник. – Мы, мичманы, не знаем, где мы находимся, когда в море. Об этом знает командир и старпом. Только верхушка. Не положено нам знать. Мало ли, какой матрос письмо кому-то напишет, расскажет, где была лодка… а это прочтут американцы.
– Какие лодки лучше – наши или американские?
– Сложно сказать. У американских хорошая шумоизоляция – их под водой не слышно, наши лодки более шумные. Но зато мы раньше не могли с пирса ракеты пускать, только с моря. И это служило нам плюсом. Так ракету практически невозможно сбить. Выходит, из-под носа она в море летит. А с пирса – полчаса. У нас по 2–3 комплекта аппаратуры, у американцев – всё по одному…
– Откуда это известно российским подводникам, если это секретные данные?
– Ну, фильмы нам показывают документальные – я же говорил: интернет теперь есть – вся информация, как на ладошке. И повторюсь – когда лодка уничтожается, вся информация рассекречивается. Кстати, по поводу связи – мобильными телефонами пользоваться на судне запрещено. Да и смысла в этом нет – всё равно сигнал телефон не ловит на такой глубине.
Атомные подводные лодки служат от 33 до 35 лет. В 1995 году лодка К.К. была уничтожена. На смену ей пришла новая – модернизированная. Когда лодка выходит из состава флота, ей устраивают проводы – собирают экипаж на пирсе, поднимают Андреевский флаг, на память делаются общие фотографии на палубе.
«Ну и всё. Затем её передают гражданским лицам на завод, там корабль разбирают. После того, как корабль уничтожают полностью – разрезают, информация о лодке рассекречивается», – поясняет подводник.
– Есть вещи, по которым вы скучаете на пенсии?
– Если сейчас подумать, по чему я скучаю, то я скорей скажу – по людям, чем по морю или какому-то рабочему процессу. По мичманам, с которыми служил, которых знал – многих с других лодок. Мы встречались, когда приходили на базу – на берегу, – вспоминает К.К. – Подводники – это особые люди, служат целыми династиями – у моряка обязательно будет сын-моряк. Это поразительная энергия, любовь к Родине, гордость за наш флот, где ты воспитываешься. Мой отец тоже ходил в море. Жизнь в море тебя закаливает, а жизнь в гарнизоне – сплачивает. Люди на подводных лодках – это особая каста среди военных. Это такие патриоты до мозга костей, понимаете…
О тюрьмах.
«Вы на убийц не жалуйтесь. Вы их убивая, не каетесь».
Пожизненно заключенный в исправительной колонии «Черный дельфин» Владимир Муханкин.
Это было самое длинное интервью в моей жизни… и, наверно, самое волнительное. Человек, который просидел в тюрьме немного-немало – 20 лет… Мы разговаривали посреди парка о таких вещах, о которых обычно не беседуют при людях. Мой заключенный выглядел очень старым, хотя ему было всего 52… жутко грустным и глаза его ничего не выражали. Всю беседу он держал ноготь мизинца во рту и издавал им такой звук, будто между зубов давил хитиновое брюшко таракана… Очень неприятный звук.
Почему Ж.Ж. оказался в тюрьме, он не отвечал. Дело даже никак не назвали, как это обычно бывает, оно шло просто под номером. Ж.Ж. не скрывал, что сидел за убийство. Его нашли по горячим следам. Потом был суд – приговор… 20 лет.
Ж.Ж. принес мне тетрадку и попросил прочитать. Предварительно он произнес торжественную речь – видимо, он тщательно готовился к интервью, пытаясь выступить от лица всех зеков России… и показать, как там туго им живется. Интервью для нашей газеты было все равно анонимным, но прыть бывшего тюремщика это не останавливало.
– За 19 лет проведенных здесь, на нарах, я исписал не одну тетрадь. Эта тетрадь не моя. Мои все утеряны. Эту я нашел в библиотеке тюрьмы в первый год отсидки… В тюрьме своя жизнь. Вышел, а тут мобильники, беспроводные интернеты, какие-то гаджеты… Пока я сидел, там за колючей проволокой произошел целый компьютерный прогресс… В тюрьме же свои законы… Здесь нужно быть все время в напряжении, если чуть расслабишься, окажешься подставленным… – не буду
