Книга теней - Жаклин Уэст

– Олив, мы не утверждаем, что это ты впустила в дом кошку и собаку, – начал он, – однако надеемся, что ты понимаешь, почему животным нельзя вот так носиться по комнатам.

– Понимаю, – сказала Олив, уставившись себе под ноги.

Миссис Данвуди чихнула.

– Отлично. – Мистер Данвуди деловито кивнул дочери. – В таком случае, если ты проследишь, чтобы они оба оказались во дворе, мы можем больше не возвращаться к этой теме.

Олив повернулась и спешно ретировалась наверх.

Мгновение мистер и миссис Данвуди разглядывали останки стеклянной лампы, рассыпанные по коридору наподобие конфетти.

– Сколько здесь осколков, милая? – спросил мистер Данвуди у жены, блестя глазами.

– Триста тринадцать, – ответила та.

Мистер Данвуди с нежностью ей улыбнулся.

– Ты совсем не изменилась, любовь моя.

14

– Ты уверена, что справишься, солнышко? – спросила миссис Данвуди у Олив в сотый раз.

– Мам, – с готовностью ответила та (тоже в сотый раз), – мне уже одиннадцать и три четверти. И это ведь только на одну ночь. Все будет нормально.

Чего Олив матери не рассказала, так это того, что у нее на эту ночь были кое-какие планы. Во-первых, оказавшись в полном одиночестве, она собиралась наложить себе мороженого в красивую вазу и дефилировать по салону и гостиной, делая вид, что она – аристократка времен королевы Виктории. Потом она планировала разыскать Горацио и добиться от него правды об Олдосе МакМартине: вдруг ключ к спасению Мортона таится именно в этом? И наконец, когда дом затянет свои ночные скрипы и стоны, она принесет Гершеля на первый этаж, устроит им постель на диване и всю ночь будет смотреть фильмы, включив во всем доме свет.

– Ты точно хочешь остаться? – спросила миссис Данвуди, засовывая в маленький дорожный чемодан зубную щетку и нить.

– Точно. Уверена на сто процентов. Даже на сто пятьдесят.

Миссис Данвуди заговорщически улыбнулась дочери.

– Только при папе такого не говори.

Олив пропустила сквозь пальцы мамин голубой шелковый шарф и бережно уложила его в чемодан.

– А что вообще делают на математических конференциях?

Взгляд миссис Данвуди засиял.

– Беседуют, обмениваются идеями, слушают выступления, ходят на презентации.

– А у вас в отеле бассейн есть?

Миссис Данвуди с озадаченным видом помолчала.

– Я даже не знаю.

«Как можно не знать, есть ли у тебя в отеле бассейн?» – изумилась Олив. Крытые бассейны – вообще самое главное в любой гостинице, если не считать крошечных упаковок с мылом, зубных щеток и швейных наборов, которые заворачивают в бумагу и оставляют для тебя в ванной, будто подарки от помешанного на гигиене родственника.

– Ладно, – подытожила ее мама, – я попросила миссис Нивенс последить сегодня за домом, так что она зайдет проверить, как у тебя дела. Кстати, она сказала, если вдруг передумаешь, то не стесняйся – иди ночевать к ней.

Олив энергично затрясла головой. Если внутри дом миссис Нивенс выглядел так же, как снаружи, ей там определенно не место. В таких домах, как у миссис Нивенс, где все начищено до блеска и расставлено по местам, Олив обречена была вечно что-нибудь ломать. За одни только выходные у двоюродной бабушки Милли она разбила стеклянную столешницу, уронив на нее антикварное мраморное яйцо, да еще и туалет засорила. Дважды.

– И в отель тоже можешь звонить – нас вызовут, где бы мы ни были.

– Знаю, мам.

– Ну и ну. – Миссис Данвуди улыбнулась и ласково погладила Олив по щеке мягкой ладонью. – Подумать только, какая ты уже большая.

Через несколько минут родители уехали по тенистой зеленой улице, а Олив постояла на пороге и помахала рукой им вслед. Потом она отправилась на кухню и наложила себе огромную хрустальную вазу клубнично-шоколадно-ванильного мороженого с шоколадной крошкой, проплыла по салону, царственно уселась на диван в гостиной и расправилась с мороженым, смотря телевизор. Было уже за полдень, и поначалу мультики показывали почти по всем каналам, но постепенно их сменили новости и детективные сериалы. Олив выключила телевизор.

Подкрадывался ранний вечер. В доме стояла тишина. Сквозь укрытые плющом окна сочился мягкий солнечный свет, и цветные витражные стекла окрашивали лучи в разные оттенки, рисуя пастелью на паркетном полу. С тихим гулом включился холодильник. Олив встала с дивана и потянулась, а потом принялась вертеться на месте, глядя в узорный панельный потолок, и когда закружилась голова, плюхнулась обратно.

Она коснулась очков, висящих на длинной цепочке. Родителей не будет всю ночь, и можно залезть в какую угодно картину. Можно даже выпустить Мортона погулять. Конечно, основная проблема состоит в том, как засунуть его потом обратно. К тому же Олив совсем не продвинулась в поисках того, как ему помочь, а навещать его только затем, чтобы потом опять бросить, не хотелось. И вообще, она еще даже не решила, правду он ей рассказал или нет. Единственным человеком – ну, не то чтобы человеком, – кто знал все наверняка, был Горацио.

– Горацио! – позвала Олив, оглядывая пустую гостиную. – Горацио! – Но рыжего кота нигде не было видно.

Девочка вернулась обратно в салон и представила, как много лет назад Аннабелль сидела там за чайным столиком, позируя для портрета. Олив почти видела ее перед собой – длинное, струящееся платье, поднятые над лицом мягкие локоны. Но стоило ей моргнуть, как видение исчезло. В салоне было так же пусто, как в гостиной.

Вернувшись в кухню, Олив поставила вазу в раковину и случайно стукнула ее о дно. Гулкий звук эхом отозвался в доме. Девочка огляделась. Три каменщика на картине все склонялись над своей стеной. Даже без очков ей казалось, что глаза у них странно блестят.

Миновав коридор, она открыла скрипучие двери библиотеки. День уже перетекал в вечер, и на высоченных полках мерцали удлинившиеся темно-золотые лучи. Компьютеры были выключены; черные экраны казались пустыми и мертвыми, словно покрытая сажей глотка заброшенного камина.

– Горацио? – позвала Олив. Однако никто не откликнулся.

Она побрела наверх, включая по дороге свет везде, где можно. На мгновение помедлила у картины с озером, безмятежным под куполом звездного неба, а когда добралась до конца лестницы, медленно обернулась и поглядела вокруг так же, как когда оказалась в этом доме в самый первый раз.

Хотя Данвуди прожили здесь уже несколько недель, дом все так же выглядел необжитым и неприветливым. Концы коридора так же скрывались в темноте. Двери, ведущие в нежилые комнаты, казались темными дырами в стенах. Рамы со странными картинами – с темным лесом, вазой диковинных фруктов, одиноким холмом на фоне далеких могил – тускло мерцали в лучах вечернего солнца.

Скрипнула половица.

– Горацио? – с надеждой спросила Олив.

Ответа не было.

Девочка сплела вместе пальцы. Что ж, хотя бы ее ладони могут составить друг другу компанию. Каменный дом был огромен, стар и пуст. Хотя, возможно, и недостаточно пуст.

Она едва не бегом бросилась к изображению Линден-стрит. Если уж Горацио не получается найти, можно, по крайней мере, поговорить с Мортоном. Олив по привычке оглянулась по сторонам, проверяя, нет ли поблизости родителей, и едва не рассмеялась над собой. Она ведь осталась дома одна. В этом-то и была вся проблема. Девочка надела очки на нос и полезла в прохладную дымку картины.

Место уже начинало казаться знакомым. Привычно было перейти туманное поле и пробежать по нарисованной улице к дому, в котором жил кто-то знакомый. Наверное, примерно вот так же оно бывает, когда навещаешь друга. Мортон, конечно, не был ее другом. Но с ним можно было хотя бы поговорить, и при нем Олив не чувствовала ни тревоги, ни неловкости. И еще втайне она немножко эгоистично радовалась тому, что мальчишка застрял в картине и не мог уйти, переехать или спрятаться, как Горацио, когда ей хотелось его увидеть. Он был чем-то вроде любимой страницы в книге, к которой возвращаешься снова и снова, зная, что она не изменится, сколько ни перечитывай.

Олив быстро шла по пустынному тротуару Линден-стрит, а из темных окон на нее украдкой глядели лица, и шепот взвивался за спиной, будто сухие листья на ветру.

Белая ночная рубашка Мортона колыхалась вдали. Он стоял в палисаднике своего большого деревянного дома. Подойдя поближе, Олив увидела, как он поднял камень с дорожки и швырнул в окно парадного фасада. По пустой улице прокатился высокий, ломкий звон.

– Мортон! – воскликнула Олив. – Ты что делаешь?

Мальчик поднял на нее взгляд.

– Стекла бью, – ответил он бесстрастно.

– Это я вижу. Но зачем ты бьешь собственные окна?

– Не знаю, – пожал Мортон плечами. – Не очень весело разбивать окна, когда они не остаются разбитыми. – Он примял траву босой ногой. Трава разогнулась и расправилась обратно. – Что ни сломаешь, все само собой чинится. Все становится так же, как было раньше.