Мертвый невод Егора Лисицы - Лиза Лосева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замолчали. Один помладше соскочил с мостков и припустил в сторону женщин на берегу. Я надеялся, что их потряс официальный тон моей речи, но, скорее они просто не поняли.
— Это что же значит?
— Все очень просто — закон запрещает врать и выдумывать.
— Какой же закон?
— Самый главный.
Пользуясь тем, что удалось озадачить мальчишек, я достал из кармана монетки, поднял одну из раковин.
— Сыграем?
С помощью игры Кима[41] я часто тренировал память. Принцип предельно прост: водящий показывает остальным несколько предметов, потом накрывает их ладонью. Убирает один и снова показывает. Надо восстановить, что было до того, как один из предметов убрали.
— Зачем это? — спросил мальчишка.
— Вот, проверим бдительность твою. Сможешь ли ты в милиционеры пойти?
Как я и ожидал, подростки заинтересовались. Угадывали предметы на ладони с хохотом. Между делом я показал и монетку-амулет, что нашел у Рудиной. Но никто не проявил особого интереса. Разговорились. Тот, кто говорил про ячейку, угадав снова верно, хохотнул, уселся. Говорил, задрав голову:
— Попович брешет. А Любу мы знали, — он оглянулся на остальных, — по ячейке при школе колхозной молодежи. Она там учила в вечерней школе. По истории интересно рассказывала. Вот про Марата, как зарезали его. Читальню хотела наладить.
Австрияк то застывал, прислушиваясь к нашей беседе, то оживал, снова начиная работать.
— Она нам помогала на работе по утечке рыбы. Мы смотрим на берегу за рыбаками, чтобы не воровали колхозное. Если видим, что кто-то спрятал рыбу и несет домой, бежим в ячейку. Это задание такое, и эта работа нам засчитывается.
— А родители ваши что говорят на это?
— Ругают. А то и за вихры.
— А Люба за нас заступалась.
— И за меня заступилась!
— А было, я книгу библиотечную в воду упустил, думал, она заругает, а она…
Поднялся гам, каждый спешил сказать о Любе что-то свое, хорошее. На мои вопросы о реакции папки-мамки отвечали уклончиво, тушевались, своих не сдавали. Я напрямую спросил, с кем ругалась Рудина. Указали на Австрияка.
— С Австрияком вон.
— С харей.
Под предлогом проигрыша очередным пацаном в Кима я прервал игру, обозвав ребят раззявами и посоветовав тренировать внимательность. Мальчишки пофыркали, но расползлись. Потерять их интерес к себе я не боялся, любопытство подростка-мальчишки обратно пропорционально задетому самолюбию.
Якоб бросил сети. Пошел к мосткам. Он сместился, солнце било ему в лицо. На правой стороне несколько шрамов. А левую будто стесали рубанком. Глаз сполз. Перекошенная верхняя губа задрана к носу. Нос — видно, что был крупный, — раздроблен и тоже в шрамах.
— Смотрите вот сюда — в точку у плеча, — сказал он. — В лицо не смотрите.
По-русски он говорил медленно, очень правильно подбирая слова, но с сильным акцентом. Из-за травмы звуки с присвистом выходили из торчащих из вывернутой плоти, как растопыренные пальцы, зубов.
— Я врач, меня не смущает. — Я смотрел ему прямо в глаза. — Простите, но ведь это у вас пластическая хирургия была? Я только читал о применении, но на… практике видеть не доводилось.
— Вы первый, кто догадался, что мне сделали операцию, — ответил он. — Глаза спасли.
Первые такие операции стали делать после мировой войны. Приживляли к лицу кожу руки, больной был вынужден неделями жить так. Процесс был мучителен, а результат непредсказуем.
— После операции я жил в госпитале. Хорошие врачи. Я помогал. Но тяжело было, много страданий. Носил резиновую маску. Вызвался сюда. На стройку. Людей не так много. Меньше смотрят. Думал, это будет лучше.
— А как вышло?
— Плохо вышло. Остаться бы мне там, но я… дурак.
Усмехнулся, получился звук, похожий на фырканье лошади.
— Мальчиков не слушайте, — продолжил он. — Что круг чертил или другое. Я просил ее позировать, для рисунка.
Тут я понял, что общего в чертах Евы и змея.
— Вам рассказали, думаю, о ней. Сказали, может, что распущенна, не блюла себя, только это обман. Она красивая. Очень красивая. А они все вокруг нее.
— Кто же все?
— Все они. Один все смотрел, не подходил. — По описанию я узнал Нахимана Бродского. — А этот kommissar не стеснялся. Обсуждали ее, осуждали, а все к ней таскались. Но она не всерьез. Ничего им.
— А кто всерьез? Она ждала ребенка, знаете?
— Знаю, — помрачнел, — вы ведь ищете, кто виноват? Я! Kommissar верно меня взял в кутузку, — выговорил с присвистом.
Я напрягся, нахмурился, сел так, чтобы удобнее вскочить, если Якоб вздумает бежать.
— Вы отец? Это вы ее напугали?
— Нет, — ответил он просто. — Не я. Но я отпустил, не смог удержать. Она хотела, чтобы мы сошлись. Вот таким меня хотела. Говорила, что общество теперь новое, время новое, все равные. Ребенка родить можно и что я — муж.
Искала «гавань», подумал я. Но можно ли ему верить? Такая травма не могла не отразиться на психике. Опять же налицо экзальтация и зацикленность на погибшей.
— А потом передумала, — продолжил он. — Сказала, что не хочет ребенка. И уехала.
— Вы поспорили. Свидетели видели, как вы ругались, — сказал я.
— Она ругалась. — Он подернул губой. — Я не могу. Не говорю громко. Это мне тяжело.
— Допустим, я верю вам. Но кто мог напугать ее? Преследовать, может, ударить. Это важно. Если любили ее, помогите найти.
— Она ничего не говорила. Мало говорила со мной. Знала, я, — произнес он с трудом, — ich liebe sie[42]. Я следил. Мне было мучительно, когда она с другими. Но Любаша злилась, и я перестал.
— Вы упомянули других мужчин, кто мог сделать ей такой подарок? — Я вынул из кармана зеркало, протянул ему. Он рассмотрел, провел пальцем по крышке. Я почти не сомневался в том, чье имя он назовет. Но Якоб неожиданно равнодушно пожал плечами, сунул мне зеркало и ответил, что «Любаша могла купить это сама». Я понял, что подарок задел его. И что теперь он зол и решил отмалчиваться. Но раз зол, значит, можно вывести на откровенность.
— Странное совпадение, что именно вы ее и нашли? — я заговорил напористее, сменил тон. Он вспыхнул.
— Я искал, беспокоился. Вот и на-шел!
— А почему искали?
— Хотел убедить оставить ребенка. Всю ночь я думал. Ваш kommissar считает — я убил! Пусть. Ему доказывать как закапывать землю.
Якоб с усилием потянул лодку, кинул канатик.
— Можете меня взять. Все равно.
— Опишите поточнее, как выглядело место, когда вы ее нашли?
— Не знаю. Красная вода у берега, я подумал, Вlut —
