КВЕСТ - Сергей Деркач

– Держи. В Зоне без этого никак.

Марина скривилась, но оружие взяла. Пистолет оказался тяжелым. Держать его приходилось двумя руками.

– Идем, – сказал Кинолог. – Время не ждет. Сами справитесь, Шухер?

Сталкер только отмахнулся:

– Своих похороним, а бандюков пусть Зона приберет.

Кинолог кивнул и зашагал прочь. За ним понесся Бос, пристраиваясь перед хозяином. Саша с Мариной оказались в центре колонны, которую замыкала Аля. Так они шли довольно долго. Кинолог обходил аномалии, пуская иногда в смутных местах перед собой Боса. Под весом рюкзака Саша начал уставать. Ноги уже гудели, пот заливал глаза, дыхание вырывалось с присвистом. И, тем не менее, Саша и Аля внимательно осматривали окрестности. Марину еще немного мутило, поэтому она старалась просто не отставать. К тому же, покоя не давали некоторые слова Шухера.

– Аля, а что Шухер говорил про Зону? – спросила Марина, оглядываясь.

– Что именно тебя интересует? – проводница продолжала разговор, не отвлекаясь от наблюдения за местностью.

– Ну, что Зона сама приберет бандитов?

– Здесь, видишь ли, кроме людей еще много кто обитает. Слепые псы, чернобыльские собаки, псевдокабаны, снорки, псевдоплоть, тушканы. Они всегда голодные. Не брезгуют и человечинкой. Я ответила на твой вопрос?

Марина кивнула. Ее снова начало мутить, а ноги вдруг стали ватными. Саша обернулся, увидел состояние спутницы и сказал:

– Стойте.

Кинолог и Аля замерли. Бос сделал несколько шагов вперед, оглянулся, вернулся назад.

– Нужно отдохнуть, – Саша, поддерживая Марину, помог ей сесть.

– Хорошо, – Кинолог присел рядом, снял с плеч рюкзак. – Заодно перекусим.

Марина легла на спину и смотрела в черное небо. Думать о еде не хотелось. Кто-то легонько тронул плечо. Девочка подняла голову. Аля протягивала ей плитку шоколада.

– Знаю, что есть тебе сейчас не хочется, – сказала проводница, – но от шоколада, думаю, не откажешься.

Марина только мотнула головой.

– Заставь себя. Нам еще топать и топать. Нужно подкрепить силы, иначе никак.

Девочка силой заставила себя проглотить первый кусочек, потом еще один, и еще, пока шоколадка вдруг не закончилась. Аля с улыбкой протянула следующую.

Саша в это время с удовольствием поглощал саморазогревающуюся тушенку, топтал, что говорится, за обе щеки. Когда банка была опустошена, Кинолог сказал:

– А теперь давай проверим твой рюкзак.

– Зачем? – удивился Саша.

– Или ты думаешь, я не слышал, как ты сопишь, словно паровоз? Давай-давай, не стесняйся.

Саше и самому было интересно взглянуть на доставшееся ему богатство, или, как говорят сталкеры, хабар. Кинолог открыл клапан рюкзака, начал выкладывать содержимое прямо на асфальт перед собой.

– Так, что мы имеем, – голос был спокоен, словно у завхоза, проверяющего свои кладовки. – Две аптечки, набор антирада, три банки энергетика, две коробки натовского сухпая, полтора литра воды, бутылка водки, рулон туалетной бумаги, контейнер для артефактов, похоже, не пустой, переполовиненный цинк с патронами, сменные фильтры для респиратора, пачка зеленых рублей. Все по теме, нужное, забрать нельзя, а оставить невозможно. Водку я конфискую однозначно, в твоем возрасте пить еще рано. Так, заберу к себе, пожалуй, один сухпай, часть патронов, контейнер. Ты не подумай, что навсегда. Отдам, когда придет время. Хочешь что-то спросить?

– Куда вы нас ведете? – Саша смотрел, как часть содержимого его рюкзака перекочевывает в рюкзак Кинолога. – И почему мы ваши клиенты? Сколько стоят ваши услуги?

– Ну у тебя и аппетит!

– И все же?

– Отвечу, когда доберемся до нашего схрона. Сейчас времени мало. Выброс на носу.

Ответ Сашу устроил, а вот Марина ничего не поняла. Что за выброс? Почему сталкеры его боятся? Вопросов она задавать не стала, потому что все были очень серьезны.

Небольшой отдых пошел детям на пользу. Ноги Марины уже не дрожали, девочку не тошнило. Саша тоже чувствовал себя лучше. Рюкзак существенно полегчал, да и ноги не так уже гудели.

Чем дальше они продвигались, тем быстрее старался двигаться Кинолог. Саша с тревогой посматривал на небо в поисках первых признаков приближающегося выброса. Вот справа появилась алая полоса, явно не связанная с заходом солнца.

– Быстрее, – приказал Кинолог.

В этот момент детей заметно повело. Мир перед глазами накренился, снова начало подташнивать. Создавалось впечатление, что вестибулярный аппарат взбунтовался и пошел в разнос.

– Кинолог, – позвала Аля, подхватывая на руки Марину.

– Черт! – выругался проводник. – Бос!

Овчарка подлетела к Але. Женщина положила на широкую спину обмякшую девочку, Сашу Кинолог подхватил на руки.

– Аля, вперед, – приказал он.

Теперь первой шла проводница, за ней Кинолог, Бос замыкал строй.

До схрона действительно было недалеко, но они едва успели. Пока Аля открывала люк подвала, пока спустили подростков по одному, спустились сами и задраили люк, первая волна выброса уже подбиралась к схрону. Аля зажгла лампочку. Подвал трясло, словно во время землетрясения. Кинолог перенес детей на широкую железную кровать у дальней стены, положил на старый продавленный матрас.

– Успели, – прошептал Саша, проваливаясь в тяжелый сон.

Марина ничего не ответила. Она уже спала.

Сталкеры посмотрели друг на друга, потом на Боса. Тот кивнул, улегся возле кровати. Кинолог и Аля друг за другом прошли сквозь стену. Лампочка погасла.

Глава 9

Профессор Иваницкий закончил осмотр пациентов, внимательно изучил записи с показаниями приборов, некоторое время сидел, приводя в порядок мысли в голове. Потом он посмотрел на Симонова, родителей пациентов и сказал:

– Могу констатировать, уважаемый коллега, Андрей Аркадьевич и Ольга Игоревна, что это не кома.

Ольга с Андреем облегченно вздохнули.

– Я бы не спешил радоваться, – продолжал профессор. – Да, симптомы похожи, но…это что-то другое. При коме организм никак не реагирует на внешние раздражители, приостанавливается работа многих внутренних органов, таких как сердце, почки, легкие, мозг находится в состоянии глубокого сна. Он не умер, но и не живой. Этакое среднее состояние между жизнью и смертью. В нашем случае все функции организма в норме, в мозг поступает достаточное количество кислорода, так что угрозы с этой стороны я не вижу. Но вот то, что сознание детей существует отдельно от тела такой большой промежуток времени – это нонсенс. И чем это все закончится – одному Богу известно.

– Думаю, не стоит так сгущать краски, уважаемый коллега, – возразил Симонов. – В истории медицины зафиксированы случаи отделения, так сказать, души от тела, не правда ли?

– Согласен с вами, коллега. Но это были весьма непродолжительные моменты, практически мгновенные. Я сам не раз вытягивал пациентов из состояния клинической смерти, они потом рассказывали удивительные вещи. Повторюсь, здесь что-то другое. В своей практике я с таким явлением еще не встречался. На такое способны, по слухам, шаманы, некоторые экстрасенсы, колдуны, ведьмы и так далее. Но это, опять же, не наш случай. Получается, что организмы наших пациентов, являясь, по сути своей, носителями такого эфемерного понятия как душа, потеряли оную и теперь просто функционируют в режиме ожидания таковой. Угрозы для жизни я не наблюдаю. При условии достаточного снабжения пациентов питанием они могут прожить до самой глубокой старости в таком состоянии. Вопрос в другом: когда произойдет возвращение сознания или души, если хотите? Здесь я умываю руки.

– Если я правильно понял, медицинское вмешательство пока не нужно? – переспросил Прокофьев.

– Только для питания организмов питательными растворами. Если у вас больше нет вопросов, разрешите откланяться.

– Я провожу, – Симонов тоже поднялся и направился из лаборатории.

Ольга и Андрей вернулись к детям. На душе у них стало немного легче. Теперь осталось самое тяжелое: ждать возвращения детей.

– Дима, зачем ты пригласил меня? – спросил Иваницкий, когда они вышли во двор центра.

– По просьбе Прокофьева, – ответил Симонов. – Видишь ли, Влад, он хотел выслушать мнение одного из самых лучших врачей страны. Мне он уже не доверяет так, как раньше.

– Если честно, я ничего не понимаю. Такой случай в моей практике действительно первый, поэтому я даже диагноз поставить не могу. Все, что мог сказать – я уже высказал. Но есть у меня подозрение, что ты знаешь намного больше, чем говоришь. Я не прав?

– Да прав, конечно.

– Поделись, и на душе станет легче.

– В нескольких словах дело обстоит так.

Симонов рассказывал коротко, но обстоятельно, не упуская важных деталей. Иваницкий слушал внимательно, иногда задавал уточняющие вопросы. За разговором они дошли до беседки, где остановились.

– Если я правильно тебя понял, Дима, кто-то или что-то не просто вмешивается в программу, он просто изменяет ее изначальную концепцию.