Осада - Билл Болдуин

— Колеса! — ахнул Брим.

Большие, основательные колеса — одно в носовой части, еще два — по бокам фюзеляжа ближе к корме. Неудивительно, что эта штука может сесть где угодно! Этой старинной конструкцией, наверное, вдвое тяжелее управлять при взлете и посадке. Но, видит Вут, им достаточно любой относительно ровной поверхности — почти при любом весе.

На мостике выключили опознавательные огни и порулили к усадьбе, старательно объехав бородовский пруд. Глядя на приближающийся корабль, Брим отметил, что он невелик, во всяком случае по сравнению со «Звездным Огнем» — чуть больше ста пятидесяти иралов от носа до кормы.

«Ростовик» повернул прямо к дому, и его посадочные огни рассекли вьюжную ночь тремя ослепительно яркими кругами. Корпус корабля казался мощным и массивным, как скала. Увеличив обороты левого гравигенератора, пилот развернулся на правом шасси и поставил звездолет параллельно дому.

Глаза не обманули Брима во время недавних маневров. «Ростовик ЖМ-2» действительно имел форму клина с острым краем, направленным параллельно земле. Но на этом вся его простота и заканчивалась. Бока клина были закруглены и плавно переходили в гравитонные дюзы на корме. В этих круглых гондолах, по всей видимости, помещались гравигенераторы и обширные энергетические камеры. На верхней стороне корпуса, примерно в двадцати иралах от передней кромки, помещался большой охлаждающий воздухозаборник, указывающий на то, что корабль рассчитан на долгое пребывание в атмосфере: космические радиаторы охлаждения имели совершенно другую конфигурацию. Угловатые гиперэкраны формировали очертания мостика — он начинался примерно на двух третях длины корабля и вновь обтекаемо сходил к корпусу иралах в двадцати пяти от кормы, где торчал высокий стабилизатор — еще одно указание на то, что этот звездолет, если он был таковым, среди звезд проводит очень немного времени.

Тут Брим понял действительную причину существования столь большого воздухозаборника: на носу корабля торчали два до нелепости больших разлагателя. Одни только огневые механизмы этих чудищ требовали значительного охлаждения — а уж когда они ведут стрельбу… Брим усмехнулся. Медведи явно сотворили еще одно инженерное чудо — создали нечто вроде космического краулера.

Четыре орудийные башенки, две наверху и две на днище ближе к корме, обеспечивали некоторую защиту сзади, но верхнюю пару частично скрывал стабилизатор, и все четыре задних разлагателя среднего калибра могли разве что побудить пилота «Гантейзера» быть чуть поосторожнее при атаке с кормы. Зато лигер, оказавшийся себе на беду впереди этого маленького содескийского чуда, очень быстро отправится к дальним пределам Вселенной в виде элементарных частиц.

Пока Брим всматривался сквозь гиперэкраны в цветные мигающие огоньки мостика, темный, подсвеченный снизу пилот протянул руку к верхнему краю скошенного вперед переднего экрана и отключил гравигенераторы, вызвав мерцающее облако протогравитонов. Внезапно стали слышны только вой ветра и пощелкивание остывающего металла. Брим почтительно качнул головой, вдохнув запах разогретой электроники. Может, ЖМ-2 и мал для звездолета, но здесь, рядом, в эту снежную ночь, он казался очень большим — и очень грозным!

В нескольких иралах от переднего шасси открылся люк, и из него спустили лестницу. Одновременно на мостике опустили гиперэкран, и оттуда высунулся медведь, открыв щиток своего шлема.

— Добрый вечер, господа, — пророкотал он, — мы приехали за господин Брем. Есть разрешение прокатать его.

— Да, да! — взволнованно отозвался Брим. — Сейчас надену скафандр и поднимусь к вам.

— Скафандр в библиотеке, адмирал, — спокойно заметил Барбюс. — Я помогу вам.

— Спасибо, старшина, — сказал Брим и побежал к дому. — Откуда ты узнал, что он понадобится?

— Держал ухо востро, только и всего.

— Но все-таки? — Брим сунул ноги в башмаки скафандра. — И как ты догадался, что адмиральские звезды надо снять? — Из всех знаков отличия на скафандре осталась только пилотская комета.

— Расскажу, когда вернетесь, адмирал, — пообещал Барбюс, придерживая скафандр за плечи, чтобы Брим мог просунуть руки в рукава. — Вы ведь не станете мешать работе подпольного старшинского радио, правда?

Брим, улыбаясь, влез в скафандр окончательно и застегнул пояс с кобурой.

— Нет, пока оно будет работать столь же исправно.

— Хорошего полета, адмирал, — пожелал Барбюс, подавая Бриму шлем. — Мне сдается, он даже вам принесет новые ощущения.

Брим нахмурился, пряча в кобуру личный бластер и застегивая клапан.

— Что ты хочешь этим сказать, старшина? — Он включил герметизацию, и шлем с легким шипением закрылся.

— Сам толком не знаю, адмирал. Так мне сказали — а расспрашивать недосуг было.

— По крайней мере честно. Ладно, спасибо тебе. Я всегда ценил проявление инициативы. — И Брим направился к двери.

— Я знаю, адмирал, — усмехнулся ему вслед Барбюс. — Потому и стараюсь.

Брим добежал до корабля, показал друзьям два больших пальца и полез по лестнице внутри длинной вертикальной шахты на верхнюю палубу. Помахав оттуда Урсису и Бородову, он обернулся к своим хозяевам. Один из них сидел в левом кресле, другой — на пассажирском месте между двумя контрольными пультами.

— Даша Попычев, — представился медведь, протянув мохнатую лапу. — А это второй пилот, Мишка Бжтва.

Оба медведя улыбались Бриму сквозь длиннющие черные бакенбарды. Это явно были «Дикие», которых часто упоминали содескийцы, но редко видели люди.

— Звать надо Даша и Мишка, — сказал Попычев, сдавив руку Брима в своей. — Фамилии за всю ночь не научишься говорить, а нам лететь надо. Да, Брем?

Брим, улыбаясь в ответ, обменялся столь же болезненным рукопожатием с Бжтвой.

— Хорошо. А меня зовут Вилф.

— Ладно. Садись правое место, Вилф. Прямо скальный волк в пасть. — Попычев щелкнул какими-то тумблерами и кивнул на правую гондолу. — Скажи, когда контакт будет, да?

Брим выглянул в боковой гиперэкран и поморщился. По всему правому борту бежали какие-то зловещие разряды.

— Есть контакт, — сказал Бжтва сзади. Запуск больших гравигенераторов происходил отнюдь не гладко. Зеленый индикатор замигал и погас, потом корабль содрогнулся и выбросил из открытых охладительных люков сверкающее облако протогравитонов, которое ветер отнес за корму. Генератор застучал, кашлянув выхлопом, и сердце у Брима подкатило к горлу. Барбюс был прав. Никогда он еще не испытывал такого — даже в юности, когда летал на предательских карескрийских рудовозах.

— Радиации нет, — с долей удивления в голосе добавил Бжтва.

— Хороший знак, — с гордостью сообщил Бриму Попычев.

Брим проглотил комок и кивнул.

Вскоре левый генератор заработал тоже. Комбинированная тряска могла запросто свихнуть позвоночник. Вскоре, однако, гул генераторов стал ровным, и Попычев без предупреждения включил внутреннюю гравитацию.

— Пристегнулся, Вилф? — спросил он. Отчаянным усилием поборов тошноту, Брим узнал систему из семи ремней, которую уже видел на краулере, и пристегнулся туго-натуго.

— Готово, — выдавил он из себя вслед за этим.

— Неплохо для безволосый. Уже делал это раньше?

— На краулере, — ответил Брим, продолжая борьбу со своим желудком.

Медведь ухмыльнулся — у него недоставало нескольких зубов, но на обоих клыках красовались алмазные коронки.

— Тут не краулер, — гордо сказал он. — Мы убиваем краулеры. — С этими словами он отпустил тормоза и порулил к поляне, на которую приземлился. Березы по обе стороны от них гнулись в вихре гравитонов.

Они развернулись по ветру, хвостом к старинной каменной изгороди, отделявшей усадьбу от возделанных полей. Попычев поочередно проверил гравигенераторы — его руки так и летали над пультом.

— Готов? — спросил он.

Брим инстинктивно посмотрел на приборы — панель была простая, но ему показалось, что здесь что-то не так. Два индикатора форсажа гравитонов были величиной с бокалы для логийского, и оба показывали ноль.

— Погоди-ка. У тебя клапаны форсажа работают? Попычев посмотрел на свой пульт.

— Тут все работает. Они не показывают форсаж, когда фитили повернуты вниз. Брим слабо кивнул.

— Взлетать буду сам, — сказал Попычев. — Поле немного короткое.

Он подал энергию на гравигенераторы, и Брима, несмотря на внутреннюю гравитацию, вдавило в кресло. Еще немного — и массивный клин с громом поднялся в воздух, а на кухне усадьбы и всех прочих кухнях до самой Громковы задребезжала посуда. Когда шасси с загадочными звуками ушли в свои гнезда, Попычев убрал руки от пульта и крикнул Бриму:

— Давай!

Так Брим внезапно сделался рулевым «Ростовика», самого шумного и оголтелого корабля, с которым когда-либо имел дело. Приняв управление на себя, он сразу понял, что Барбюс предупреждал его не напрасно. Это чудо не походило ни на «Звездный Огонь», ни на прочие знакомые ему звездолеты. Управлялся ЖМ-2 довольно туго, как и следовало ожидать от аппарата, несущего столько разлагателей, однако летел, куда и когда ему велели, причем весьма уверенно. Даже метель, сквозь которую они пробирались, нисколько не влияла на полет.