Тропою исканий - Яков Бунтов

Рудик снова хочет произвести на него впечатление:

— Мы уже целых два килограмма послали, если все письма подсчитать.

— Ну и что ж. Это вы посылали в пределах своего государства. Видали мы при заделке почты ваши исколотые конвертики и препятствий не чинили. А за границу нельзя.

Ребята продолжали настаивать.

Тогда Иван Фомич сказал:

— Ну, пойдемте к начальнику.

Все вместе поднялись на третий этаж. В большой светлой комнате сидел высокий, здоровый, с русыми волосами человек. Белая вышитая косоворотка с расстегнутыми пуговицами подпоясана узким ремешком.

Иван Фомич объяснил ему, в чем дело. И они стали вдвоем читать инструкции.

Иван Фомич читал быстро — то вполголоса, то шепотом. Ребята прислушивались, и до них долетали едва слышные слова: «Запрещается посылка в письмах фотографий, чертежей, если они имеют государственную тайну…» Ребята вздыхают. «Разрешается посылать живых пчел…» Ребята обрадованно тычут друг друга локтем. «Запрещается посылать культуру микробов…» Снова вздохи. «Разрешается посылать в письмах семена…» Снова локти впиваются в бока. Разрешается… Запрещается… Разрешается… Запрещается… Вдруг Иван Фомич оживился, начал читать громко:

«Разрешается посылать яички, или грену, шелкопряда, а также и коконы…»

Начальник взял у него книгу и проверил прочитанное.

Все в порядке! Судьба посылки юным натуралистам в далекий Кладно решена!

Рудик снова пишет адрес, испортив сначала несколько конвертов. Вернее сказать, он не пишет, а срисовывает адрес с письма из Чехословакии, так как не знает их языка.

И вот, наконец, письмо сдано белокурой девушке и получена квитанция.

Ребята счастливы. Лишь Толя, выйдя на улицу и взглянув на огромные почтамтские часы, говорит ворчливо:

— Потеряли два часа пятнадцать минут времени.

КАК ПРОВЕЛИ ПТИЦ

Наступающее лето вновь выдвинуло перед юными шелководами проблему «борьбы с птицами». В этом сезоне юннаты рассчитывали испытывать шелкопрядов в более широких масштабах. Тут одной защитной сеткой не обойдешься.

Над этим вопросом думали многие. Но только Володе Кондратьеву и Юре Черемисинову пришла в голову интересная идея.

Началось все, как часто бывает в открытиях, с незначительного случая (однако надо оговориться, что случай, конечно, приходит к тому, кто его ищет).

Однажды после экзаменов Володя шел по улице Карла Маркса и, пройдя Ботанический сад, увидел, что за забором растут три черемухи без листьев; ветки их сплошь опутаны паутиной. Володя заинтересовался и влез на забор. Его глазам представилась такая картина: по веткам в поисках пищи ползали черные гусеницы. Это они объели все листья черемухи. Многие из гусениц уже успели свить себе гнезда.

А рядом спокойно летали воробьи, синицы, еще какие-то неизвестные ловкие птички и не трогали гусениц.

У Володи сразу мелькнула мысль: почему птицы, защитники наших садов, не уничтожают этих вредителей? Почему они будто и не замечают гусениц на черемухах? Садятся на соседний тополь и там занимаются своими птичьими делами.

Володя долго стоял и думал: «Кто бы это мог быть? Гусеницы какого насекомого плетут паутину?» После долгих размышлений он пришел к выводу, что это гусеница боярышницы. Мысль его невольно перекинулась на гусениц шелкопряда. Нельзя ли что-нибудь придумать, чтобы и гусениц шелкопряда не ели птицы?

Как выкормить гусениц дубового шелкопряда в природе и уберечь их от птиц? Всю дорогу до дома он обдумывал этот вопрос.

Своими соображениями он поделился с другом — Юрой Черемисиновым.

Юра много читает о животных, сам ведет наблюдения за насекомыми. Он долгое время наблюдал за муравьями и написал свои выводы:

«Усики муравья — не только органы обоняния, но и органы ориентировки в пространстве».

По его наблюдениям, муравей с отрезанными усиками не находит своего муравейника. Доклад на кружке о муравьях показал, что Юра неплохой энтомолог. Ребята после этого дали ему иностранное прозвище — «Формика» (то есть «муравей»).

Юра подробно расспросил товарища обо всем и сказал:

— Да это гусеница черемуховой моли, а не боярышницы! Они, наверное, ядовитые, потому их и не едят птицы.

— Вот бы наших гусениц сделать ядовитыми, — мечтательно сказал Володя. — Выработать бы у птиц условный рефлекс на горьких червяков — и наши черви были б целы.

— А что, это идея! — воскликнул Юра.

Приятели задумались над заманчивым экспериментом и в конце концов решили испробовать для этой цели… молотый перец и горчичный порошок.

После долгих обсуждений поступили так. Взяли спичечный коробок, разделили его на две части и в нижнюю положили грену, из которой к 9—10 часам утра должны были выйти маленькие червячки. В перегородке над греной сделали отверстие. Червячки обязательно поползут в это отверстие — они всегда стремятся к свету. А тут-то их и ждет горчичный порошок. Они чуть-чуть мохнатенькие, и к ним сразу пристанет горчица.

Друзья приготовили три коробка: один с горчичным порошком и два с молотым перцем.

Сейчас надо было отыскать место для опытов. К нему предъявлялось три требования: береза должна быть бородавчатой, в гнезде птицы должны находиться птенцы и поблизости не должны жить мальчишки-забияки.

Такое место было облюбовано недалеко от Юриной квартиры. Через дорогу, под окном деревянного дома, жила многодетная воробьиная семья. Мальчишек по соседству не было.

Рано утром Володя и Юра, неся в руках длинные удилища, направились к выбранному месту. Всякий встречный подумал бы, что они идут на рыбалку. Однако их удилища были необычные: на конце их имелись проволочные развилки.

С помощью этих развилок ребята повесили спичечные коробки на березу. Коробки предусмотрительно были оклеены листочками и нисколько не выделялись на фоне дерева.

— Операция закончена, — сказал Юра.

— Маскировка хорошая, — сказал Володя.

И они отправились Досыпать в сарае, подшучивая над своей выдумкой. Однако им было не до сна. Обоих волновал вопрос: что будет с гусеницами и как это подействует на птиц?

Так и не заснув, они позавтракали и направились на наблюдательный пункт. Устроившись поудобнее, друзья стали наблюдать за березой в бинокль. Проходит полчаса. Ничего нет. Потом проходит еще и еще полчаса, опять ничего нет.

— Что такое? Неужели гусеницы умерли от горчицы и перца? — спрашивает Володя у Юры.

Тот медлит с ответом, потом берет из его рук бинокль и долго-долго смотрит на березу — ищет там гусениц.

Володя его нетерпеливо тормошит и шепчет на ухо:

— Нашел? Нашел?

Юра еще и еще смотрит. Володя сердится на его молчание и говорит раздраженно:

— Ну, что ты молчишь, Формика?

Но вот пробежал ветерок, и на березе зашевелились листья. Юра сильно, до боли, жмет Володе руку и шепчет:

— Есть, много!

Потом он передает бинокль товарищу и говорит:

— Какой я растяпа! Эх…

— Почему?

— Неправильно место выбрали мы с тобой. Гусеницы от солнца уходит на другую сторону листа, потому мы их и не видели, пока нам не помог ветер, — и Юра запел песню:

…Веселый ветер, веселый ветер,Моря и горы ты обшарил все на светеИ все на свете песенки слыхал,А нам, неудачникам, гусениц сыскал!

После этого друзья пересели на другое место. Отсюда гусениц было хорошо видно. Они сплошь покрывали своими маленькими темными тельцами листья, расположенные по соседству с коробками, и расползались все дальше и дальше по березе.

Теперь надо было ждать, когда прилетят птицы, посмотреть, что они будут делать с шелковичными червями. Ждать пришлось довольно долго. Час, второй, третий… За рекой Вяткой прогудела спичечная фабрика — значит, час тридцать минут.

Снизу, из куста смородины, выпорхнула маленькая птичка со вздернутым хвостиком и села на березу. Это был крапивник. Оглядывается. Нет, он не будет уничтожать червячков, не может быть… Но что это? Ловкими движениями крапивник собирает червячков. У ребят от удивления глаза полезли на лоб.

Вот тебе и горчица! Вот тебе и перец!

Этак он всех слопает?!

— Камнем его, — прошептал Володя на ухо Юре.

Но Юра деланно спокойно ответил:

— Не горячись.

Крапивник слетел с березы в кусты. Из кустов раздался радостный писк. Видимо, там у крапивника было гнездо с птенцами. Через несколько секунд он опять оказался на березе и снова начал склевывать гусениц.

Володя не выдержал и схватил камень, чтобы проучить «обжору», но Юра удержал его за руку и многозначительно прошептал:

— Смотри, смотри…

Крапивник бегал по земле с раскрытым клювом, бился, барахтался, распустив крылья, быстро-быстро чистил клюв — то о землю, то о свои лапки.