Пингвин влюбленный - Анатолий Чупринский

— Паркет вспучился, значит, сыро!

— Паркет вспучился, как раз от сухости, если хочешь знать!

— Да-а… — с откровенной издевкой, усмехнулась она. — Что-то новое!

Леонид не выдержал и стукнул костылем об пол. Для выразительности.

— Квартира у меня — сухая!!!

— А я говорю, сырая!!!

— Сама ты… — рявкнул Леня Чуприн в сильном раздражении.

— Что-о-о!? — широко раскрыв глаза прошептала черноволосая женщина. В это мгновение лохматый Челкаш не выдержал и, решив вмешаться, громко залаял.

«Еще подерутся!» — думал он и лаял все громче, принимая «огонь на себя». Очень во время пронзительно зазвонил телефон. Чуприн и темноволосая женщина сверлили друг друга уже почти ненавидящими взглядами. Но оба при этом пытались улыбаться. Челкаш переводил растерянный взгляд с хозяина на гостью и лаял все громче. Телефон звонил все громче и пронзительнее.

Вдобавок ко всему, за стеной у соседей вспыхнул скандал. Слышимость в квартире Леонида была просто отличная. Акустика, тоже. От соседей отчетливо доносился громкий шум, крики, звон разбитой посуды. Выделялся сиплый мужской голос:

— Мать твою!!! Ты мне всю жизнь покурочила-а! Замолчи-и!!! Все мало!?

Леонид, не вставая с кресла, потянулся к стене, костылем громко постучал в нее.

— Эй-й! Соседи-и! Нельзя ли потише-е!

— Интеллигенция, что с них взять! — язвительно заметила черноволосая.

Чуприн поднялся с кресла, доковылял в коридор к телефону, поднес трубку к уху. Продолжал при этом пристально смотреть на черноволосую женщину. Челкаш стоял рядом, у левой ноги, и вопросительно смотрел на хозяина.

— Да!!! — рявкнул Леонид в трубку. — Да. Продаю! Это… вы не могли перезвонить через… некоторое время.… У меня как раз покупатель! Да! Я всегда дома! Нет, нет… — раздраженным тоном, отвернувшись к стене, продолжал он. — Нет, говорю…

Пока Леонид говорил по телефону, черноволосая подошла к книжному шкафу. Начала с интересом рассматривать корешки книг. Потом наугад вытащила пару из них, посмотрела на обложки. Неожиданно ее лицо засветилось самой неподдельной детской радостью. Она повернулась к Чуприну, уже явно хотела что-то сказать, но тут же… испуганно зажала себе рот ладонью.

Некоторое время в сильном волнении она переводила взгляд с Леонида, в коридоре разговаривающего по телефону, на книги в своих руках. По ее лицу, сменяя, одно другое, пробегала целая гамма чувств. Подобное случается с эмоциональными натурами, ставшими невольными свидетелями чужой тайны. Или чего-либо подобного.

Ничего этого Леонид не видел. Он был увлечен разговором. Никак не мог его завершить. Собеседник явно попался крайне болтливый.

Чем ближе Валера Суржик подъезжал к центру, тем мрачнее сгущались тучи над городом. Когда выехал у метро «Войковская» на Ленинградское шоссе, тучи замкнули свое традиционное кольцо, и вокруг заметно потемнело. При въезде в тоннель у Сокола на лобовом стекле появились первые капли. Суржик едва успел поднять боковые стекла. На выезде из тоннеля «Форд» встретила уже сплошная стена дождя.

Яростные потоки буквально «как из ведра», грохотали по крыше, бились в боковые двери, злобно шипели под колесами «Форда», раскачивали его, швыряли из стороны в сторону и пытались оторвать от асфальта, опрокинуть набок. Валера включил фары, аварийную сигнализацию, очень осторожно, пропуская вперед безмозглых лихачей, мчащихся на предельной скорости, перестроился из средней полосы в крайнюю правую и остановился. Достал сигареты, закурил, чуть опустил боковое стекло. Пускал в него струйки дыма и напряженно думал. Потом, чертыхнувшись, достал мобильный телефон.

Вдобавок к многочисленным делам, Суржик еще ухитрялся читать лекции по литературе в Областном институте культуры. На выпускном курсе. Студенты его терпели за чувство юмора и снисходительность на зачетах. Честно говоря, читал лекции — слишком сильно сказано. Валера забегал в институт через два раза на третий. Сегодня как раз был лекционный день. Один из последних перед летней сессией.

— Алло! Учебная часть? Мариночка, это Суржик! — орал Валера в мобильник, стараясь перекричать раскаты грома. — Мариночка! Выручай! У меня опять полный завал, зашиваюсь. Скажи моей группе, пусть сами по-тихому грызут буквари. И не шатаются по этажам. Я, мол, подъеду чуть позже. Идет? Кому, какое дело, господи! Ты же знаешь, свои полставки я всегда отработаю. Даже сверх того! И вообще! На кой черт этим пай-девочкам знание великой русской…. Все равно ни одна не будет работать по специальности. Что? Что достать? Знакомых нет, но обмозгую. Будь спокойна…

Мимо, обдавая его машину потоками воды, проносились иномарки всех мастей, моделей и расцветок. Над центром столицы яростно бушевал ливень. С вспышками молний и раскатами грома.

Тем временем Чуприн в своей квартире тоже продолжал разговор по телефону.

— У вас что, плохо со слухом? Или с мозгами? — откровенно зверел Леонид. — Наплевать мне на ваши обстоятельства! У меня своих обстоятельств выше крыши! Да! Нет, нет! Торговаться я не намерен! Ни пяди русской земли, как говорится! Я имею в виду, деньги! Баксы, баксы! И квадратные метры! Нет! Это, как хотите. За чужой щукой зуб не болит! Все!!! Прерываю разговор!

Леонид шваркнул трубку на рычаг, поудобнее пристроил под мышки костыли и проковылял в «кабинет». Увидев черноволосую со своими книгами в руках, с веселым любопытством уставился на нее.

— Эти у меня дома есть… Дочь покупала. Два года назад, — почему-то виноватым тоном произнесла она. Впервые, она едва заметно улыбнулась.

— Почетно! — бодрым голосом заявил Леонид. — Стало быть, я тоже приложил лапу к воспитанию твоей дочери.

— Думаете, она их читала?

— Она у тебя кто?

— В смысле?

Чуприн слегка раздраженно передернул плечами. Он терпеть не мог, когда его плохо понимают. Любил тех, кто понимает с полуслова.

— Зануда или халда? Все они сейчас… распустят патлы до задницы или наголо побреются, воткнут в уши провода и качаются, как пьяные лунатики.

— Разве лунатики бывают пьяными?

— Это так… — неопределенно повертел пальцами в воздухе Леонид. — К слову.

— Моя спортсменка.

— Да-а! — заинтересованно усмехнулся он. — Метает чего или бегает?

— Хуже! — резко заявила черноволосая. — На велосипеде носится по кругу, как угорелая кошка.

— Кошки бывают угорелыми?

— Это так… — подражая ему, повертела пальцами в воздухе она. — К слову.

— По трэ-эку! — с ударением сказал Леонид. — Это у них трэ-эк называется.

— Один черт! — жестко ответила она. — Однажды заглянула на тренировку, чуть с ума не сошла! Несколько часов подряд — ездит, ездит, ездит… и все по кругу! У меня даже голова разболелась. А она довольна. Говорит, ты ничего не понимаешь. В философском смысле, трэ-эк — это символ нашей суетной жизни.