Серебряное зеркало и другие таинственные истории - Агата Кристи

Угловая дверь в красную комнату и ступени, ведущие к ней, были погружены в темноту. Прежде чем войти, я повел свечой из стороны в сторону, желая получше рассмотреть дверную нишу. Вот здесь, подумал я, когда-то нашли моего предшественника, — и при этой мысли меня кольнуло некое болезненное предчувствие. Я обернулся, посмотрел на освещенного луной Ганимеда и торопливо отворил дверь, все еще глядя через плечо в светлую тишину коридора.

Войдя, я сразу же захлопнул дверь, повернул торчащий в скважине ключ и высоко поднял свечу, чтобы увидеть место своего ночного бдения — большую красную комнату замка Лоррейн, где умер молодой герцог. Или, вернее сказать, откуда начался его путь к смерти, поскольку герцог открыл дверь и скатился со ступеней, по которым я только что поднялся. Так завершилось его ночное бдение, его отважная попытка одолеть местные предрассудки. Я подумал, что никогда еще апоплексический удар не служил таким веским подтверждением суеверных слухов. Но с этим местом были связаны и более древние истории, уводящие в прошлое — вплоть до самого раннего, полудостоверного рассказа о робкой жене и трагической развязке, которой окончилась жестокая шутка ее мужа. При виде просторной сумрачной комнаты с нишами, альковами, черными провалами окон нетрудно было понять легенды, роившиеся в ее мрачных углах, в ее растущей тьме. Моя свеча — крохотный язычок пламени в необъятном пространстве — не могла осветить дальнюю часть покоев и оставляла целый океан загадок и предположений за пределами островка света.

Я решил для начала внимательно все осмотреть, чтобы рассеять наваждения тьмы до того, как они получат власть надо мной. Убедившись, что дверь надежно заперта, я начал обход комнаты, изучая каждый предмет обстановки. Я приподнял полог над кроватью и широко раздвинул занавеси балдахина, отдернул шторы, проверил оконные задвижки перед тем, как закрыть ставни; нагнулся и заглянул в широкий черный дымоход; выстукивал темные дубовые панели в поисках тайников. Там было два больших зеркала, каждое с парой свечей в боковых канделябрах, и на каминной полке тоже стояли свечи в фарфоровых подсвечниках. Я зажег их все одну за другой. В камине лежали поленья (нежданная предусмотрительность со стороны дряхлой экономки), и я развел огонь, чтобы избавиться от легкого озноба. Когда пламя разгорелось, я повернулся к нему спиной и еще раз огляделся вокруг. Я придвинул обитое ситцем кресло к столу, соорудив перед собой подобие баррикады, и положил на него револьвер так, чтобы он был под рукой. Тщательный осмотр комнаты немного успокоил меня, но я все еще находил, что темнота, уединенность и ничем не нарушаемое безмолвие этого места слишком возбуждают воображение. Отзвуки моих шагов и треск поленьев только усиливали тревогу. Тень в глубине алькова словно таила в себе что-то живое; в тишине и одиночестве легко могло показаться, что кто-то прячется там. Наконец я не выдержал, направился туда со свечой в руках и убедился, что ничего материального там нет. Я оставил подсвечник на полу в алькове.

У меня совсем расходились нервы, хотя разумных оснований для беспокойства не было. Однако мыслил я вполне здраво, ясно понимал, что ничего сверхъестественного случиться не может, и стал, чтобы как-то убить время, сочинять вирши в манере Инголдсби[3] на сюжет местной легенды. Несколько строф я громко продекламировал, но эхо показалось мне очень неприятным. По той же причине мне быстро надоело вслух беседовать с самим собой о том, что привидений и духов не существует. Мои мысли вернулись к трем увечным старцам внизу, и я попробовал сосредоточиться на них. Алые и черные пятна в полутьме пугали меня; даже семь горящих свечей не разгоняли мрак. Та из них, что стояла в алькове, все время мигала на сквозняке, и мерцающий огонек заставлял тени двигаться и перемещаться. В поисках выхода я вспомнил о свечах, которые видел в коридоре. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы, с подсвечником в руке и не затворяя двери, снова выйти на лунный свет. Вскоре я вернулся с целым десятком свечей. Я укрепил их в фарфоровых безделушках, которыми была украшена комната, зажег и принялся расставлять там, где лежали самые глубокие тени — на полу, в оконных нишах, пока, наконец, все мои семнадцать светильников не были размещены так, чтобы ни один дюйм не остался неосвещенным. Мне пришло в голову, что, когда призрак появится, надо будет попросить его не споткнуться о них. Теперь комната была освещена очень ярко. Было что-то ободряющее и утешительное в этих маленьких дрожащих огнях, а необходимость снимать нагар заняла мое внимание, и время потекло быстрее. Но все же долгая ночная стража тяготила меня.

Это случилось после полуночи. Свеча в алькове внезапно потухла, и черная тень метнулась назад, на свое прежнее место. Я не заметил, как погасла свеча; я просто обернулся и увидел, что там темно — так иногда неожиданно видишь рядом с собой невесть откуда взявшегося незнакомца.

— До чего же сильный сквозняк! — проговорил я, взял со стола спички и неторопливо пересек комнату, чтобы снова осветить альков. Первая спичка не зажглась. Когда я чиркал второй, что-то мигнуло передо мною на стене. Машинально я повернул голову и обнаружил, что две свечи на столике у камина тоже не горят. Я вскочил на ноги.

— Странно! — сказал я. — Должно быть, я сам случайно их погасил.

Я вернулся, вновь зажег одну из них, и тут же увидел, как свеча в правом канделябре одного из зеркал замерцала и потухла. Почти немедленно другая последовала ее примеру. Ошибиться было невозможно. Пламя исчезло, как будто фитиль сдавили пальцами — он не дотлевал постепенно, не курился дымком, а сразу почернел. Пока я растерянно глядел на них, погасла свеча в ногах кровати, и тени словно приблизились ко мне еще на шаг.

— Так дело не пойдет! — сказал я, и тут одна за другой погасли свечи на каминной полке.

— Что происходит? — воскликнул я непривычно высоким, срывающимся голосом. Тем временем потухла свеча на комоде и та, которую я только что зажег в алькове.

— Перестаньте! — сказал я. — Эти свечи мне нужны! — До сих пор, болтая с нервной, почти истерической шутливостью, я успевал зажигать свечи по мере того, как они гасли. Но вот разом пропали четыре огня в четырех углах комнаты, я поспешно чиркнул новой спичкой и замер, не зная, куда кинуться. Пока я стоял в нерешительности, невидимая рука, казалось, унесла прочь две свечи со стола. С криком ужаса я ринулся в альков, затем в угол, потом к окну и зажег три свечи, — но тут опять погасли две, стоящие на камине. Тогда я понял, что есть более разумный путь, бросил спичечный коробок на обитую железом шкатулку для бумаг и схватил подсвечник. Теперь я мог не тратить времени на возню со спичками; но светильники продолжали гаснуть. Пугающая меня тень сражалась с огнем и подползала ко мне то справа, то слева. Это было похоже на рваные штормовые облака, уносящие звезды. Стоило мне зажечь свечу, как через минуту она гасла. Я почти обезумел от страха перед надвигающейся тьмой, утратил всякое самообладание и, задыхающийся, взъерошенный, метался от свечи к свече в бесполезной борьбе с неумолимо наступающим врагом. Ударившись об угол стола, я опрокинул стул, споткнулся и упал, цепляясь за скатерть. Подсвечник откатился в сторону. Поднявшись, я взял свечу со стола, но от моего резкого движения она погасла, а следом за нею — другие две, последние, которые еще оставались гореть.

Но в комнате всё-таки был свет — красный свет, отгоняющий от меня тени. Огонь! Конечно, я мог зажечь свечу от поленьев в очаге!

Я повернулся туда, где пламя плясало среди раскаленных углей и бросало алые отблески на мебель, сделал два шага к решетке камина… И сейчас же пламя потускнело и пропало, жар исчез, мои мысли спутались и оборвались. Когда я подносил свечу к поленьям, душная тьма плотно окутала меня, точно кто-то зажал мне глаза ладонью, отнимая зрение и помрачая рассудок. Я выронил свечу, взмахнул руками, чтобы оттолкнуть давящую тьму, и громко закричал — раз, другой, третий. Кажется, я с трудом держался на ногах. Помню, что я внезапно подумал о залитом лунным светом коридоре и, наклонив голову, закрыв руками лицо, кинулся к выходу. Но я забыл, где находится дверь, и сильно ударился об угол кровати. Я отшатнулся, повернул назад и снова ударился о какой-то массивный предмет. Мне смутно вспоминается, что в темноте я получил еще несколько ушибов, отчаянно боролся и звал на помощь, мечась из стороны в сторону. Потом, после сокрушительного удара по голове, я испытал ужасное чувство падения, длившееся целую вечность, из последних сил пытался найти опору — и больше я ничего не помню.

Когда я открыл глаза, было уже светло. Моя голова была неумело забинтована. Человек с высохшей рукой заглядывал мне в лицо. Я озирался кругом в надежде понять, что случилось и где я нахожусь, — но безуспешно. Повернувшись, я увидел в углу старуху, которая по каплям отмеряла какое-то лекарство из маленькой синей склянки в стакан. Я спросил: