Ложь «новых хронологий». Как воюют с христианством А. Т. Фоменко и его единомышленники - Алексей Лаушкин

Д. М. Володихин. Война «новой хронологии» с радзивиловской летописью

Древнерусские летописцы изображали прежде всего ответвление всемирной священной истории, связанное с одной из христианских стран. В их задачу не входило, как у позднейших историков, открытие каких-либо закономерностей исторического развития человеческого общества. Летописцам главная закономерность истории как проявления Промысла Божия уже была известна. Летописная история представляет собой биографию нашей земли в отсветах Божественной истины. Фиксация череды разнообразных событий – битв, переговоров, чудесных знамений или строительства храмов – могла быть разноречива, поскольку достигалась усилиями слабого человеческого разумения, но вряд ли в ней можно отыскать много лукавства: в присутствии Высшего Судии немеет всякое хитроумие. Мнение автора этих строк таково: летопись действительно хранит или, во всяком случае, может хранить отпечаток, наложенный на биографию человечества Божьей волей.

Неосторожная или произвольная трактовка летописного материала для нашего времени – дело привычное. Но любая суетная попытка «нарезать» летописных строчек для очередной сенсационной теории лишь отдаляет от подлинного понимания глубоких пластов исторического смысла, заложенного много столетий назад в летописные тексты. Это немного напоминает занятия акробатическими этюдами на кладбище. Пожалуй, самым эксцентрическими «акробатом» выступает академик А. Т. Фоменко.

Когда-то историк Р. Г. Скрынников сравнил источниковедческие построения Э. Кинана (неудачно пытавшегося доказать, что переписка Ивана Грозного и Андрея Курбского была составлена задним числом в XVII веке) с перевернутой пирамидой: выдерни тот самый нижний кирпич, на котором все держится, и экзотическое здание рухнет. То же можно сказать о концепции А Т Фоменко по поводу древнерусской истории. Она в значительной степени базируется на палеографическом анализе (или, вернее, на неудачной попытке произвести подобный анализ) одного из списков Радзивиловской летописи. Если этот краеугольный камень оказывается непрочным, то падает и вся оценка источников по истории русского Средневековья, а вслед за этим и сама историческая реконструкция судеб Древней Руси, предложенная сторонниками «новой хронологии». Гипотеза по поводу Радзивиловской летописи изложена в обобщающем труде Г. В. Носовского и А. Т. Фоменко «Империя» (М., 1997), во 2-й главе первой части книги (С. 75-98). Глава носит характерное название «Кем и когда была написана русская история», и четыре пятых ее объема составляет параграф «Подлоги в Радзивиловской летописи – основном списке "Повести временных лет"». Создатели «новой хронологии» полагают, будто в XVII-XVIII столетиях все источники по русской истории периода XVI века и ранее были постепенно уничтожены в прямом соответствии с указаниями правящей династии Романовых. Якобы фальсификат исторической судьбы России написали нанятые специально для этой цели иностранцы, «безразличные» к историческому прошлому страны. Более того, с точки зрения сторонников названной гипотезы, отсутствующие первоисточники были подделаны, иными словами, сочинены заново в соответствии с некой «романовской версией».

А. Т. Фоменко и его сотрудники придерживаются того мнения, что Радзивиловская летопись «представляет из себя основной, древнейший и первый по времени обнаружения список знаменитой "Повести временных лет"… Все остальные списки "Повести временных лет" являются фактически копиями Радзивиловского» (С. 81).

Историки-специалисты знают немало более древних летописей. Описания крупных книжных собраний, относящиеся к XVII столетию, буквально пестрят упоминаниями летописей, дошедших до того времени, и совершенно непонятно, почему Радзивиловская летопись занимает первое место в конкурсе на древность «обнаружения». Неизвестно, почему Лаврентьевская летопись, относящаяся к XIV веку (1377 г.), осталась для уважаемых авторов тайной за семью печатями, а вместе с нею – еще несколько летописных сводов, содержащих текст «Повести временных лет» и традиционно относимых источниковедами к более раннему времени.

(Все главные русские летописи начинаются текстом одного летописного памятника – «Повести временных лет», рассказывающей о древнейшем периоде в истории Руси (IX – XI вв.). За «Повестью» в различных летописях следуют уже различные рассказы. Радзивиловская добавляет к «Повести» текст, описывающий события одного века – от начала XII до начала XIII столетий.)

Радзивиловская летопись изготовлена на бумаге, в то время как имеются пергаменные, то есть выполнен ные на коже, списки «Повести временных лет» (хотя бы та же Лаврентьевская летопись). Ан нет, прихотливое воображение уважаемых авторов пылает странною любовью именно к Радзивиловскому списку. Отчего ж?

Отчасти, быть может, виной тому несколько неосторожная фраза текстолога Я. С. Лурье, написавшего предисловие к академическому изданию Радзивиловской летописи в серии «Полное собрание русских летописей» (том 38): «Радзивиловская летопись – древнейшая, дошедшая до нас, – текст ее завершается первыми годами XIII века» (С. 3). Но Лурье пишет это в издании, предназначенном для использования историками-профессионалами, и фраза его специалистам вполне понятна. Тем более, что сразу вслед за нею идет комментарий, с добротной неизменностью опускаемый во всех трудах А. Т. Фоменко. Вот этот комментарий: «…текст Ипатьевской летописи доходит до 1292 г., Лаврентьевской – до 1305 г., Новгородской I старшего извода – до 1352 г.». Даже очень «неспециальному неспециалисту» должно быть понятно, что речь идет о формировании текстового комплекса, а не об изготовлении «списков», то есть самих рукописей, содержащих «Повесть временных лет» (далее – ПВЛ). И если текстовой компонент Радзивиловской летописи сформировался в начале XIII века, то сохранился он в рукописной копии, создание которой специалисты относят к XV веку.

ПВЛ создана была в начале XII столетия, а все то, что идет в летописных текстах разного времени после нее, как уже говорилось, – добавления из местных летописей различных частей Руси. Логика Я. С. Лурье, рассуждавшего о Радзивиловской летописи, такова: летописец завершил свой труд в первые годы XIII века, поместив в начале своего свода ПВЛ и добавил к ней те сведения, которые имел дополнительно. Скорее всего, разрыв между последним известием в летописи (а она доведена до 1206 года) и временем ее написания невелик – несколько лет или, в крайнем случае, десятилетий. А раз так, велик шанс, что летописец имел в своем распоряжении более древние, более достоверные источники, чем летописцы, работавшие в позднейшее время. Однако необходимо делать поправку на то, что в распоряжении летописца более позднего времени могли оказаться документальные или опять-таки летописные источники весьма раннего периода. Здесь очень многое зависело от того, насколько богатым было рукописное собрание, которым мог пользоваться летописец в своей работе. Таким образом, на основании одного лишь факта раннего появления того или иного летописного свода, невозможно утверждать, что в его составе сохранился древнейший и достовернейший вариант ПВЛ. Нет никаких оснований приписывать роль древнейшего («основного») списка ПВЛ и Радзивиловской летописи.

Тем не менее в глазах уважаемых авторов Радзивиловская летопись – древнейший список ранней русской летописи. Доказательству этого тезиса посвящен целый параграф под названием «Датировка Радзивиловской или Кёнигсбергской рукописи». Думается, стоит привести здесь обширный фрагмент из «Империи» почти целиком, чтобы последующая полемика не превратилась в бой с тенью:

«Историки датируют основной список "Повести временных лет", – Радзивиловскую летопись, – последним десятилетием XV века, а листы от переплета, т. е. листы, являющиеся частью переплета, а не самой рукописи, – ВОСЕМНАДЦАТЫМ веком. Листы датированы по филиграням. Однако наш анализ рукописи показывает, что этот список в действительности относится не к XV, а к концу XVIII века. Начнем с того, что нумерация листов рукописи идет сначала латинскими буквами: три листа, считая от переплета, помечены буквами "а", "b", "с". Все остальные – арабскими цифрами; эта нумерация проставлена в правом верхнем углу каждого листа. Таким образом, рукопись пронумерована вполне естественно для XVIII века. Но такая арабская нумерация выглядела бы КРАЙНЕ СТРАННО для летописи, составленной на Руси в XV веке. Ведь до середины XVII века в русских рукописях и книгах (а рукописная книга – это не рукопись? – Д. В.) употребляли, как известно, исключительно церковнославянскую нумерацию.

Историки предлагают считать, что первоначальная, – самая древняя, якобы XV века, – нумерация была сделана церковнославянскими буквами-цифрами. И якобы лишь через ПАРУ СОТЕН ЛЕТ на рукописи проставили другую нумерацию – арабскими цифрами. Но это предположение сразу вызывает недоуменные вопросы. Оказывается, еще А. А. Шахматов установил, что "нумерация церковно-славянскими цифрами была сделана после утраты из летописи двух листов… Кроме того, нумерация производилась после того, как листы в конце рукописи были перепутаны. В соответствии с текстом после листа 236 должны следовать листы 239—243, 237, 238, 244 и следующие". Причем, как читатель может убедиться лично по фотокопии рукописи[1] этой путаницы листов (после листа 236) НЕ ЗАМЕЧАЮТ ОБЕ НУМЕРАЦИИ – ни церковнославянская, ни арабская.