Голос призрака - Виктория Холт

Что за глупцы! Кто же теперь может удивляться, что они дошли до такого состояния!

— Я могу, — сказал Шарло. — Но заставить вас понять — напрасный труд.

— Я достаточно хорошо понимаю. Не очень-то вы глубокомысленны, просто компания молодых идиотов. Ну, а теперь покончим с этим. Я хочу спокойно насладиться этим превосходным ростбифом.

За столом воцарилось молчание. Сабрина, которая сошла вниз ради счастья любоваться Диконом и видеть, как он с аппетитом поглощает ростбиф, сидела с напряженным лицом. Она ненавидела споры.

Матушка тоже расстроилась. Она жалела, что все так вышло. После отлучки из дома, даже такой краткой, она хотела радоваться своему возвращению к домашнему очагу.

Дикон сказал, что после обеда он хочет поговорить с Джонатаном в своем кабинете. Когда я поднималась наверх, то слышала, как они там негромко беседовали.

Матушка зашла ко мне в спальню. Она присела на кровать и грустно посмотрела на меня.

— Как все это случилось? — спросила она.

Я рассказала, как они постоянно толковали между собой и так были поглощены своими замыслами, что мы, остальные, как бы перестали для них существовать.

— Мне кажется, это затеял Шарло, — сказала я.

— Шарло всегда был настроен патриотически. Он сын своего отца. Жаль, что он и Дикон не ладят между собой.

— Думаю, что и никогда не поладят. У них прирожденная антипатия друг к другу.

Она вздохнула, и я улыбнулась ей.

Моя милая maman, — сказала я, — вы не можете иметь все от жизни, не так ли? Вы и так получили очень много.

— Да, — согласилась она. — Это правда; и запомни мои слова, Клодина, на будущее, когда ты будешь старше: самое лучшее, что может быть в жизни, это обрести счастье тогда, когда ты достаточно созрела, чтобы уметь наслаждаться им.

— Ну что ж, это именно ваш случай Она утвердительно кивнула.

И не тревожься за этих глупых юнцов. Они поймут свое безрассудство. Дикон сможет образумить их.

Но он не смог.

Они тайно покинули Эверсли на следующее утро, но их не хватились до самого вечера, когда обнаружилось, что их нигде нет. Мы провели тревожную ночь, а утром Дикону принесли письмо, написанное Джонатаном.

Они сговорились о проезде с хозяином суденышка, которое держало курс к фландрскому побережью, и к тому времени, как Дикон получил письмо, уже, должно быть, высадились на берег.

СВАДЬБА В ЭВЕРСЛИ

Наше домашнее хозяйство пришло в упадок. Дикон злился, а моя мать погрузилась в уныние. Хотя она никогда не была так близка с Шарло, как со мной, и они значительно отдалились друг от друга с тех пор, как она вышла замуж за Дикона, он был ее сыном, и за последующие недели я поняла, насколько расстроило ее его бегство. Она знала, что Шарло в действительности никогда не хотел жить в Англии, и она чувствовала определенную вину, потому что понимала, какое разочарование он должен был испытывать. Он приехал сюда на время, как все мы, и его злило, что его принудили остаться в Англии. Я часто слышала, как он говорил, что хотел бы вернуться назад, и на этот раз вместе с матерью. Он никогда бы не покинул Франции, если бы мог. Он должен был остаться, чтобы сражаться. Дэвид сказал:

— Тебе не пришлось бы долго сражаться. Ты стал бы еще одним в длинной очереди на гильотину.

Теперь все вспомнили эти разговоры, и не только это. Прогулки верхом потеряли свой интерес. Не было никакой надежды, что Джонатан присоединится ко мне. Он уехал. Что если он никогда не вернется?

Моя мать горевала втайне от других: она не хотела еще больше расстраивать Дикона. Спустя некоторое время он перестал выказывать глубокое страдание, хотя Джонатан, его сын, уехал и подвергался такой опасности, которую трудно представить тому, кто ее не испытал. Думаю, Дикон не был чересчур сентиментален по отношению к кому-либо из своих сыновей; но они были его наследниками, и, подобно большинству мужчин, он хотел сыновей. Мне было интересно, допускает ли он такую возможность, что Джонатан не вернется. Возможно, он утешал себя тем, что у него еще есть Дэвид.

В течение первых недель мы ждали их. Я поднималась на самый верх дома и смотрела на дорогу, а иногда моя мать присоединялась ко мне. Потом она брала меня за руку, и я знала, что она опять видит себя на ратуше и толпу внизу. Такие переживания никогда не забываются, и в такие времена, как сейчас, естественно, они становятся более отчетливыми.

Однажды она потеряла самообладание и закричала:

— Эта ужасная революция! Чего хорошего она может дать в сравнении с тем злом, которое она нанесла! Мой отец потерял единственного сына. Только подумайте об этом! Однажды он ушел и вернулся только тогда, когда отец умер. Ты не знала его, Клодина.

Я сжала ее руку, потом поцеловала ее.

— Благодарю Бога за то, что есть у меня ты, — сказала она.

— Я всегда буду рядом с тобой.

— Благословляю тебя, дорогое дитя! Верю, что ты так и сделаешь.

Я сделала бы все, что угодно, в тот момент, чтобы успокоить ее.

Думаю, больше всего Дикон испытывал злость. Он никогда не любил Шарло, и я уверена, что он почти не думал о его исчезновении. Он был зол, потому что это расстраивало мою мать.

Сабрина заболела. Я уверена, что это случилось из-за переживаний, и на время это отвлекло наши мысли от того, что могло случиться с ними во Франции.

Я часто сидела и читала вслух, это ей нравилось. Да и она много рассказывала о прошлом. Какой счастливой девушкой она была! Ее всегда любили… Я многое узнала о ее детстве, что заставило меня посмотреть на нее по-другому.

Она поведала мне, как однажды в детстве ей запретили кататься на коньках по замерзшему пруду, потому что стояла оттепель. Она не послушалась и провалилась в воду. Спасла ее мать, но простудилась, что и сократило ее жизнь. Отец никогда не простил ее. Это омрачило всю ее жизнь. Только моя прабабушка, Кларисса, приходящаяся ей кузиной, понимала ее. А потом она вышла замуж за человека, которого любила Кларисса.

Я смотрела на ее хрупкое тело, белые волосы и ее увядшие, но еще дивные черты и видела, что ее всю жизнь тяготило чувство вины. Она делила Дикона с Клариссой, и они находили утешение в сыне человека, которого они обе любили.

То, что происходит с нами в юности, оказывает влияние на формирование наших характеров. Дикон был надменный, агрессивный и считал, что унаследовал землю по праву. Что ж, эти две обожающие его женщины помогли ему стать таким. А Шарло… он воспитывался во Франции. Это была его страна, и ему никогда не оторваться от нее.

Я молилась о том, чтобы его никогда не схватили те, кто совершил революцию. Это означало для него мучительную смерть. Луи-Шарль всегда бы кем-то вроде мученика. А Джонатан? Нет, я не могу вообразить, чтобы кто-нибудь был лучше Джонатана. Он был похож на Дикона, и я подсознательно чувствовала, что с ним ничего не случится. Я поддерживала в себе эту веру, потому что она ободряла меня.