Лара - Juliya

— Я произвел на тебя такое невыносимое впечатление? — насмехался этот… растлитель невинных девушек!

— Ты! — я взвилась и ткнула пальцем в его обнаженную грудь. — Ты не произвел на меня НИКАКОГО впечатления! Я вообще ничего не помню! Ты думаешь, я мечтала пропустить свой первый раз, не заметив и не запомнив?!

Барский подтянул меня к себе:

— Ну, я же не знал, что это в первый раз. К тому же, можно освежить…

— Ты… гад! Ты воспользовался моим невменяемым состоянием! Да я бы никогда… У-у, — я, взревев, вскочила с кровати, испытывая противное саднящее чувство между ног. Похотливое животное! А я-то, как могла? Даже Сереже не дала, любовь к которому лелеяла столько времени.

Плюнув на все, я, как была, прошлепала в ванную, чувствуя скользящий взгляд на обнаженной спине.

Черт! Стыдно-то как! Не перед этим сексуальным маньяком, а перед самой собой. Даже если это был последний день в моей жизни, не стоило проживать его так погано.

Когда я вышла после моциона, меня встретил одетый и подтянутый Барский. И такой… чужой! Ну, не чувствовала я, что провела с этим человеком ночь!

Это даже сном не было. Этого просто не было!

— Я жду тебя внизу! — высокомерно бросил этот чужак и вышел.

Я судорожно натягивала джинсы, попутно разглядывая спальню Барского, в которой никогда раньше не бывала, пока не наткнулась взглядом на пятна крови на простыне…

Я попыталась представить, как это происходило. Целовались ли мы? Ласкал ли он меня? Или просто взял то, что предлагало мое пьяное тело? А предлагало ли?

У меня возникло подозрение, что я отключилась еще в баре. Может, Барский принял сонное несопротивление за согласие? Что-то я не припомню, чтобы когда-либо буйствовала в пьяном состоянии. Никто от меня пьяной ничего еще добиться не мог, поэтому я спокойно напивалась в мужской компании, зная об этой своей особенности.

Я уже натягивала свитер, когда меня вдруг осенило, перебив даже похмельный синдром. Черт! Я ломанулась по знакомой лестнице на первый этаж. В гостиной Барского не наблюдалось, зато из кухни доносились отвратительные для моего состояния запахи.

Барский жарил яичницу. Я с трудом поборола желание зажать нос.

— Пей! — передо мной появился стакан с какой-то жидкостью. Подозрительно взглянув в каменное лицо горе-любовника, я одним махом (как вчера коньяк) опрокинула в себя желто-зеленую жидкость.

— Барский, — просипела я, справедливо полагая, что теперь могу называть его, как угодно, хоть чайником, — а ты хоть… предохранялся?

Ни мало не смутившись, он облокотился на кухонный стол, глядя на меня с непонятным выражением на красивом лице. Я почему-то почувствовала себя маленькой девочкой, еще сильнее переживая вчерашнее недоразумение.

— Что ты знаешь о физиологии вампиров? — вкрадчиво спросил он.

— Ну-у, — глубокомысленно промычала я.

— Ясно. Так вот, вампиры могут управлять своей детородной функцией.

Я ошеломленно молчала, думая о том, какие перспективы передо мной открывала это новость. Стоп! Но я-то вчера была не в состоянии чем-либо управлять.

— Я не тебя имел в виду, — прервал он мои размышления, — ты наполовину человек, и, думаю, подобных способностей у тебя нет.

— И что это значит? Мы не предохранялись?

— Лара, я владею этой способностью.

Я открыла рот.

— Но ты ведь не пьешь кровь!

— Ты тоже, — фыркнул этот разводитель таинственности вокруг своей персоны.

— Так ты тоже помесь вампира и человека? — не очень изящно выразилась я, присев на краешек стула.

— Это ты помесь! — возмутился Барский. — А я сын высшего серебряного вампира и…оборотня.

Я сглотнула, вспомнив ночную встречу с милой собачкой. Все, приплыли! Я порадовалась, что сижу.

— Значит, ты…

— Бессмертный. И, да — у меня есть вторая ипостась, которую ты видела, и, да — я могу контролировать детородную функцию.

— А магия? Ведь серебряные владеют некоторой магией, — уже деловито спрашивала я.

— В некотором роде, — медленно ответил Барский, растягивая слова.

— А… внушение? — Я в упор смотрела на него.

— Если ты спрашиваешь, применил ли я к тебе вчера внушение, то… да! — Этот хам еще и самодовольно улыбался.

— Ублюдок! — Я запустила в него кружку.

— Эй! — Конечно, не попала, но ухмылку с лица стерла.

— Как ты посмел?!

— Знал бы, что ты такая истеричка…

— Ах, ты, гад! — Я решила основательно погромить его кухню, как ни странно, действуя осознанно: ярость, как это часто теперь бывало, не застилала мне глаза. Видимо, ночью вылилась в нечто иное…

Наверное, со стороны смотрелись мы уморительно: я, такая шмакодявка, гоняла по кухне двухметрового полуоборотня, полувампира.

Странно, но он не особенно сопротивлялся. Чувствует свою вину, гад!

Изловчившись, я использовала оружие массового унижения — подножку, а потом оседлала этого недоумка.

— Лара, — прохрипел он, отцепляя мои пальцы от шеи, — прости! Я не удержался. Я ведь тоже выпил. К тому же, ты нуждалась в утешении.

— Спасибо, утешил, — буркнула я, но с груди слезла.

Сев на стул, я заподозрила, что услышу что-нибудь неприятное, поэтому решила опередить:

— Запомни, Барский: так как я ничего не помню, между нами ничего не было. — И, увидев, как блеснули его глаза, добавила: — И я настоятельно не рекомендую тебе пытаться повторить вчерашнюю ошибку.

Стыдно сказать, но я испытала облегчение от того, что не сама прыгнула к нему в постель. А что? И опыт приобрела, и, вроде как, не при чем… Да, и если честно, где-то глубоко в душе (или не очень глубоко), мне польстило, что этот сексуальный мужчина захотел меня настолько, что сначала напоил, а затем — использовал внушение. Значит ли это, что он не настолько уверен в своем природном магнетизме, чтобы просто соблазнить меня? А вдруг ему просто утруждать себя не хотелось, забормотал червячок сомнения? Мда… уж лучше остановиться на первом варианте. Мало мне, что ли, комплексов?

И, вообще, как-то не до чувств мне в последнее время.

Так, обдумав свое странное положение, я деловито уселась за стол, где, пожав плечами, поменяла местами тарелки — Барский-то себе, любимому, наложил больше, — чем вызвала возмущенное восклицание оного.

— Знаешь, — задумчиво сказала я в ответ, — это странное питье не только сняло похмелье, но и аппетит от него разыгрался, да плюс я до этого неделю голодала, — загибала я пальцы, — да еще набегалась вчера, да прибавь к этому ночное потрясе…

— Ладно! Хватит! — сдался Барский, поднимая вверх руки, и я торжественно принялась за яичницу.