Карл Маркс: Мировой дух - Жак Аттали

Сначала появился Арнольд Руге[14], приват-доцент философии из Галле, города, где он издавал журнал «Hallische Jahrbücher» («Галльские летописи»). Под знаменем этого издания собирались младогегельянцы и предреволюционная интеллигенция, здесь Фейербах опубликовал свой скандально известный труд «К критике философии Гегеля». Там же промелькнул немецкий портной Вильгельм Вейтлинг, укрывшийся в Вене, а потом в Париже, который опубликовал манифест тайного общества «Союз справедливых» («Союз изгнанников»), основанного в Париже двумя годами раньше. «Человечество, каково оно есть и каким оно должно быть» — в этой работе он обличает эксплуатацию наемного труда обладателями капитала и предлагает учредить без всякого перехода, на основе сильного государства, общественную собственность: «Если обладаешь властью, необходимо раздавить голову змеи… Нельзя давать врагам передышки, вступать с ними в переговоры, верить их обещаниям».

В это самое время Карл намеревался написать трактат о всех поздних греческих философах, вместе взятых. Он написал письмо (ныне утраченное) Бруно Бауэру для передачи боннскому издателю Маркусу, чтобы убедить его издать будущий труд. Бауэр ответил, что не станет передавать такого бесцеремонного письма: «Своей прачке ты еще можешь писать в таком духе, но не издателю, которого хочешь убедить!» Он задал Марксу ряд вопросов, которые ему частенько будут задавать потом, на протяжении его жизни: «Во-первых, напиши мне о том, о чем уже давно должен был известить Маркуса: существует ли эта книга, закончена ли она, сколько в ней страниц, сколько ты за нее просишь…»

Немного времени спустя Маркс отказался от этого проекта. Следуя советам Бруно Бауэра, он взялся писать диссертацию на внешне странную, гораздо более узкую тему: об античном материализме Демокрита и Эпикура. Ее название («Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура») отсылает к заглавию одного эссе Гегеля («Различия между системами философии Фихте и Шеллинга»). На первый взгляд это всего лишь упражнение в стиле. На самом деле это уже подтверждение его одержимости в критическом и материалистическом подходе к действительности. Физика Демокрита очень близка к физике Эпикура, но, исходя из идентичных предпосылок, оба философа оказываются диаметрально противоположными во всем, что касается истинности, надежности, применимости этой науки, связи мысли с действительностью вообще. В то время как Демокрит сводит ощутимую реальность к субъективному восприятию, Эпикур, напротив, уверен, что чувственное восприятие отвергать нельзя: он материалист. В то время как для Демокрита необходимость — детерминистская категория, для Эпикура случайность — вид действительности, не имеющей иного значения, кроме возможности. Маркс показывает, что смерть греческой школы мысли была похожа на ее жизнь, возобновляя тем самым гегелевскую тему: судьба — это характер. Все греческие философские школы использовали образное выражение «софос» (мудрец), чтобы объяснить понятие философской мудрости: она принадлежит исключительно внутреннему миру некоторых индивидов, а не внешнему миру эмпирической жизни.

Наиболее полно этот разрыв между разумом и существованием олицетворял собой Сократ. Он испытал разлад внутри самого себя и был осужден, его смерть стала изображением судьбы в широком смысле этого слова — как ее представляли греческие философы. Карл показывает, что гегелевская философия, напротив, позволяет, если выйти за ее рамки, открыть идеальную составляющую существования в эмпирической жизни, потому что она выявила то, каким образом разум возник из противоречий реального мира. Значит, ему не нужно удаляться от жизни во имя мысли. Современные философы, таким образом, защищены от разрушительной изоляции, которая была судьбой греков. Сам Карл тогда думал, что преодолел в себе гегелевский идеализм.

Упражняясь в философии, он разрабатывает основы своей концепции роли философа в обществе, который должен действовать в условиях реальности. Трудясь над греками, он, по сути, прорабатывал атеизм и материализм; заниматься Эпикуром значило удаляться от области религии и приближаться к области социальной жизни.

А Карл все больше и больше интересовался политикой. Он воодушевился, когда волнения в Париже закончились захватом префектуры и городской ратуши. Он открыл для себя новое английское движение — чартизм, обязанный своим названием «Народной хартии», опубликованной в мае того же 1838 года и требовавшей улучшить санитарные условия в рабочих предместьях, ввести всеобщие выборы с тайным голосованием и правом выставлять свою кандидатуру, не являясь собственником. Главный печатный орган чартистов, газета «Норзерн стар» («Северная звезда»), распродавался десятками тысяч экземпляров. Всё так же страстно увлекаясь железными дорогами, Карл с интересом узнал и о первом французском локомотиве, выпущенном мастерскими Крезо, за которым несколько месяцев спустя последовал первый пароход.

Его переписка с Женни продолжалась в том же напряженном ритме. Они решили пожениться, как только он защитит диссертацию, то есть ждать еще не меньше трех лет! Тоскующая Женни писала ему:

«Мой дорогой и единственный возлюбленный… Любовь девушки не похожа на любовь мужчины. Конечно, девушка может отдать мужчине только свою любовь и саму себя, такую, какова она есть. И навсегда… Но Карл, подумайте обо мне: вы не питаете ко мне никакого уважения, никакого доверия. Я знаю с самого начала, что не сохраню надолго вашу сегодняшнюю романтическую любовь… Ваша щедрая, трогательная, страстная любовь, прекрасные вещи, которые вы мне говорите, делают меня несчастной, потому что я боюсь, что однажды всё это кончится. Я счастлива только в те моменты, когда думаю, что смогу стать вашей женушкой… Я хотела бы наверстать упущенное в чтении и развлечься. Возможно, вы знаете какую-нибудь чуть-чуть сложную книгу, чтобы я не всё поняла, но все-таки смогла что-нибудь понять — такую книгу, какие все любят читать. Не сказки и не стихи, я их не выношу. Хорошо бы поупражнять свой ум…»

Ее страшат ограниченные перспективы, которые жизнь предоставляет женщинам: забыть себя в любви мужчины. Она склонна к мрачным мыслям. Карл недоверчив: она пережила большое потрясение, когда он заподозрил существование соперника. Читая его письма с желчными упреками, она боялась, что из страстного и чуткого он станет холодным и замкнутым, разделяя, таким образом, представление Генриха Маркса о своем сыне: пылкий и поэтичный, он может порой казаться сухим и отстраненным. Женни, стараясь вернуть Маркса к действительности, взяла на себя роль, которую ранее играли его родители. В ее письмах отражены взаимозависимость и чувство самопожертвования: в одном из них, написанном в 1839 году, она передает придуманную ей картину, как Карл лишился на дуэли правой руки и оставил ее, Женни, при себе навсегда, чтобы писать свои труды.