Золотая гора - Марианна Алферова

"Аэрокар был", — хотел напомнить Иванушкин, но опять не осмелился, лишь посмотрел на Дину прощально и прощающе и проговорил тихо:

— Я тебя люблю. Сейчас в печку пойду, но все равно… — у него перехватило дыхание. — До последней минуты думать о тебе буду. — Глаза Иванушкина увлажнились.

Дина хотела садануть в ответ что-нибудь язвительное но поперхнулась и закашлялась сильно, до слез.

— Не печалься, яблочный мой, — Мишаня ободряюще обнял Иванушкина за плечи. — И далась тебе эта Траншея! Там можно лежать и гнить еще лет сто. Никто не знает, когда это воскрешение наступит. А тут, фр-р, огонек, чисто, красиво, и никаких ожиданий. Я бы на твоем месте даже рад был. Жаль, благословения у Трашбога не получили. Ну ничего, сами осилим! Ты у нас мужик крепкий, о-го-го, какой мужик! Пять сеансов на мене! Герой просто! Ну что такое для тебя какая-то паршивая печка?

Иванушкин после этих слов покорился. И прежде Иванушкин не часто роптал… Или, наоборот, часто? Он не помнил теперь.

"Так ведь не воскресну", — подумал с тоскою.

Они уже подошли к низенькому, наскоро слепленному кирпичному бараку с черной трубой. Гора жмыхов у входа говорила о том, что печь пока не работала. Копатели, что обслуживали крематорий, распивали уже вторую бутылку самогона, закусывая крупной редиской.

— Не воскресну, — повторил Иванушкин вслух. — А так хотелось.

Иванушкин жадно огляделся, стремясь запомнить каждую мелочь. Крематорий задней стеной примыкал к Золотой горе. И сейчас серые ее бока казались величественными и прекрасными, а ржавые куски железа, прикрывавшие норы, искрились золотом в лучах послеполуденного солнца. И тут Иванушкин увидел, что одна самодельная дверь приоткрылась, наружу высунулась голова в огромном зимнем малахае и приглашающе кивнула. Иванушкин не понял. Голова закивал энергичнее. Иванушкин отвел взгляд. Между ним и спасительным лазом стоял один из подручных Мишани. Ив сунул руку в карман в надежде нащупать нож, но нашел только две однофиковые монетки. Ив вытащил их и принялся рассматривать, не в силах придумать, что можно сделать с двумя фиками, стоя в очереди в крематорий.

При виде фик копатель оживился.

— Эй, парень, кидай их сюда, все равно в печке они тебе без надобности.

Иванушкин кинул, только не в руки копателю, а на землю. Тот нагнулся поднять. Иванушкин перепрыгнул через него, будто в чехарду играл, и помчался к спасительному лазу.

— Стой! — истошно завопил Мишаня, но Иванушкин уже скрылся в норе.

Тут же ловкие пальцы накинули беглецу петлю на запястье левой руки, раздался шепот: "За мной", и веревка натянулась, увлекая Иванушкина в глубину лаза. Когда копатели гурьбой подбежали к норе, там уже никого не было видно. Чертыхаясь, с третьей попытки Мишаня зажег вечный фонарь и осветил проход. Почти сразу же туннель раздваивался, и было совершенно не ясно, в какую из дыр нырнули беглецы.

— Тихо! — рявкнул Мишаня и предостерегающе поднял руку.

Несколько секунд он вслушивался. Где-то совсем рядом по руками и ногами ползущих шуршали камешки. Но в каком из двух проходов — этого он сказать не мог. Копатель медлил, его дружки тоже. Все подземное — это для трашей, сюда копатели заглядывать не любят — боятся.

— Разделимся, — предложил Мишаня.

— Но фонарь один, — резонно возразила Дина.

— Значит, поползете в темноте! — рявкнул Мишка-Копатель.

— Ну уж нет! — в один голос отозвались подчиненные. — В этих ходах в два счета заблудишься. Без фонаря ни-ни, это тебе не грядки.

Мишаня выругался, пнул одного-второго и сам полез в нору. Добравшись до развилки, осветил фонарем оба коридора. Один из них поворачивал шагов через десять, а второй — вновь ветвился. К тому же здесь недавно произошла осыпь, потолок подперли обрубками бревен. Сверху противно монотонно капало, свежая осыпь в свете фонаря влажно блестела. Мишаня выбрал тот ход, что ветвился, и яростно работая локтями, пополз вперед.

Глава 10. КАФЕ "ВЕЛИКИЕ ОГОРОДЫ".

Надо было что-то делать, но что — Генрих Одд не знал. Он долго бродил по улицам, устал, зашел в привычный "Макдональс", съел комплексный обед, потом вновь ходил по проспекту взад и вперед. И вот наконец зашел в кафе и заказал кофе. Теперь он сидел за столиком, помешивая крошечной ложкой черную жидкость в чашке и медленно обводя посетителей глазами. В кафе было пустынно и уныло. Несколько тощекошельковых бизеров за отдельным столиком примитивно надирались водкой. Бармен в косоворотке скучал и старательно выковыривал из зубов остатки пищи.

На мгновение взгляд Генриха задержался на девушке в ярких бриджах, с ниткой голубых пластмассовых бус на шее, с выкрашенными золотом волосами. Скользнул, метнулся в сторону, вернулся. Что-то зацепило, заскребло внутри. Одну часть Генриха потянуло к незнакомке необоримая сила, а другая половина души отшатнулась. Генрих сморщился, будто съел что-то кислое. Незнакомка на него посмотрела. Приметила не лицо, не глаза, а черный костюм-монолит, цепочку на шее, шарф. И тут же легким движением подхватила пластиковый стул у пустующего столика, толкнула его за столик Одда, где стульев больше не было. Села и сказала кратко:

— Вина, — будто Генрих уже спросил: "Что дама будет пить".

— Вина, — подтвердил Одд заказ незнакомки мгновенно подскочившему официанту.

А на душе у Генриха скребло все сильнее и сильнее. Но он вежливо улыбнулся.

— Уилл Шекспир, — представился он.

— Дина, — назвалась она в ответ. — Хочешь, открою тайну?

— Валяй.

— Мена должна принадлежать мне. То есть она моя по закону. Но ее у меня украли. Нагло и примитивно.

Принесли вина. Она выпила бокал залпом, и ничуть не захмелела. Только стала говорить чуть-чуть громче:

— Видишь вон тот дом напротив? Там, где "Музей" написано, и зазывала с динамиком гуляет взад-вперед?

Генрих посмотрел в окно и кивнул.

— Так вот, самая первая мена здесь начиналась. Тогда ни Консервы, ни Саркофага, ни Сада не было. Ничего. Здесь первых огородников ошкуривали. Одд с сомнением глянул на Дину. На вид ей было не больше двадцати. А рассказывала она о делах минувших десятилетий. — Представьте, я тут вроде как наемной силы работала. Надевала говнодавы, ватник и по огородам ездила, объявления клеила, мол, приходите, никакого вам вреда, одни фики ручьем в карманы польются. Народ так и валил. А баллончики свои мы вроде как баночное пиво за границей продавали. Поначалу один модуль так и шел по цене одной банки пива. А потом когда бизеры расчухали, чем мы торгуем, цены аж в десять раз подскочили. Я уж не знаю, сколько тогда Бетрей зараз денег хапнул. А по закону все мое должно быть. Только Ядвига с Ирочкой от меня завещание Папашино скрыли. Откуда мне было знать, что такое мена! Можно вообразить, что Ядвига сама про Сад и про яблоки догадалась?! Или Ирочка с кисточкой в руке родилась! Да она даже домик с одним окошком, сколько я помню, нарисовать не могла, а теперь, глядите, в день по картине рисует!