Самурай - Михаил Савеличев

Стараясь не обращать внимания на участившиеся взрывы в зале ожидания и удержать равновесие, так как пол угрожающе раскачивался, намекая на то, что одно из кошмарных видений, которое часто посещало когда-то Максима, может сбыться в ближайшие мгновения — каменный колос, хоть и основательно подрубленный сверху (видимо, кто-то тоже покусился на его золотые мозги) медленно накренится и обрушится на землю, увлекая всех за собой в бездонную пропасть гравитации, где смерть подстерегает не в виде несуществующего дна, а в виде страха, давящего сердце и вырывающего жизнь из широко орущего рта, он повытаскивал из карманов упакованную в блестящую фольгу, словно шоколадки, пластиковую взрывчатку, сверху почему-то обернутую в бумажные фантики от детского гематогена с изображением белокурого кудрявого толстощекого малыша, снял с глинистой массы всю эту мишуру, с размаху прилепил бруски по периметру клепанного прямоугольника с зеркальной поверхностью и искажающей изображение посмешнее чем в комнате смеха, так что Павел Антонович заметно побледнел и попытался отодвинуться от слишком уж фамильярного со взрывчаткой Максима, но был сразу же загнан обратно и прижат к минеру-халтурщику ворвавшимися в шлюз обильным осколочным дождем, по счастливой случайности не только не задевшим ни одну пластиковую лепешку, но и даже не попавшим в мужчин.

Опаздывая на превращающуюся в затяжную войну, Максим несколько заторопился, пришлепывая взрывчатку как попало. Дверь практически скрылась под толстым слоем пластика, Павел Антонович наобум воткнул запал и, нисколько не медля, не колеблясь, не разведывая тылы и вообще его наличие, нажал кнопку. В их распоряжении остались считанные секунды на то, чтобы выскочить из шлюза и забиться в очень-очень далекий отсюда уголок, желательно такой же бетонированный, металлизированный, как и все убежище, которому предстояло вознестись на небо.

Не церемонясь друг с другом и не уступая места, они вылетели в зал ожидания, растянулись на скользком полу и, разгоняя воду, зажав головы руками, зажмурившись и вздрагивая от взрывов, разъехались в противоположные углы, достаточно точно попав как раз под ряды кресел, где и остановились, наткнувшись на связки труб и железные стены. В бегстве они не успели рассмотреть, что же творилось с Викой, но каждый надеялся, что при любом раскладе через несколько секунд будет уже неважно, кто побеждал в жаркой схватке.

Хотя Максим считал, что забился в самый дальний угол стального саркофага, он попал в эпицентр ядерного взрыва. Во всяком случае ему так показалось, ибо в уши ему вбили здоровенный лом, от которого по черепу пошли трещины, мозги, словно тесто для пирожков, полезли из ушей, глаза повисли на ниточках нервов, на груди какие-то туристы разложили здоровенный костер и пытались жарить на нем рыбу, в легкие накачали метана, так что грудь раздулась наподобие воздушного шарика, и, в довершение всего, засунули в рот динамитную шашку.

Впечатлений оказалось масса, но Максим не позволил себе насладиться ими и, чувствуя как угрожающе заколыхался пол, как побежали громадные волны, окатывая каплями раскаленного металла, вскочил с належенного места, на котором остался вдавленный отпечаток его фигуры, быстро наполняющийся ярко-желтым дымящимся расплавом, словно формовка на сталелитейном заводе, и совсем уж решился бежать в сторону взорванной двери, закусив обшлага плаща, но в первое же мгновение потерял ориентацию, так как, строго говоря, бежать можно было в любую сторону, даже, в том числе, и вниз.

Атомное убежище раскрылось чудовищным стальным цветком, разбросав во все стороны кошмарно изуродованные закопченные, раскаленные до красноты, изрезанные лепестки с ветвящимися прожилками все еще фонтанирующих водой, паром и газом труб, искрящих и дымящих проводов, с красующимся в центре рваным провалом (на краю которого, по счастливой случайности, и замер Максим), совершенно бездонного, откуда поднимался раскаленный воздух и взлетали черные кусочки пепла, словно взрыв на крыше разбудил дремавший под небоскребом вулкан, и выброшенным далеко от провала по крыше языком бурлящей жидкой стальной реки, в чьем потоке свечками оплывали парковавшиеся рядом вертолеты и яркими фейерверками детонировали закрепленные на машинах боекомплекты.

На противоположной стороне дыры стояла Вика с почерневшим лицом, торчащими во все стороны волосами, в висящем клочьями комбинезоне и с каким-то стручком под мышкой, иначе нельзя было назвать зеленый предмет со множеством больших и малых вздутий и стекающим с обоих концов густым коричневым дымом, собирающимся под ногами у девушки одной большой лужей, и в котором Максим не сразу признал переносной ракетомет «Москит», часто называемый моряками «убийца кораблей», так как, по непроверенным слухам, мог вполне пустить под воду среднего тоннажа эсминец. Только теперь Максим сообразил — против кого или точнее — против чего воевала Вика и осознал — насколько вовремя они подорвали дверь, так как ракетная атака на бронированные стекла наглухо запертого атомного убежища точно зажарила бы их, как цыплят в микроволновой печи.

Из огня и дыма выскочил Павел Антонович, с клоунским нарядом которого тоже произошли колоссальные изменения — то ли шеф за эти несколько минут успел каким-то образом переодеться, то ли под воздействием жара изменился цвет костюма, ставшего из желтого синим, покрой — у него отрасли фалды и свисающий почти до пояса воротник, а пуговицы с кисточками расползлись громадными лепешками. Он подхватил на плечо Вику, так и не отпустившую «Москит», и громадными прыжками направился в сторону Максима. Тот ожидал, что Павел Антонович на бегу укажет дальнейшие действия, но совершенно сумасшедшие глаза шефа не заметили Максима, и если бы он не посторонился, то его бы просто снесли, а так лишь чувствительно приложили по ребрам увесистым ракетометом, отчего Максим согнулся пополам и, не разгибаясь, засеменил за беглецами в ту сторону, где бушевало самое страшное пламя.

Но на этом приключения с надоедливым «Москитом» для Максима только начались. Споткнувшись за какую-то заусеницу на полу и не сумев сохранить равновесия, он колобком покатился по раскаленной сковородке, ровно подрумяниваясь со всех сторон, покрываясь аппетитной поджаристой корочкой, из-за чего на какое-то мгновение в голове произошел сбой программы, а после перезагрузки Максим осознал себя опять лежащим, но уже в обнимку с гладким и каким-то родным и теплым стручком, который Вика все-таки догадалась очень вовремя и очень к месту выпустить из рук.

Продрав слезящиеся глаза, Максим оказался один на один с заслонившим весь окружающий мир зеленоватым жидкокристаллическим экранчиком, по которому черными букашками бежали строчки математической абракадабры и достаточно здравые предупреждения о приближающемся запуске. Бежать от этой штуковины было некуда, да и он подозревал, что самое безопасное место уже занято — им самим, осталось только разобраться — в какую сторону пальнет стручок, и лучше делать это стоя, для чего пришлось подняться с неподъемной и неповоротливой штуковиной, зажать ее, беря пример с Вики, по мышкой и положить на сгиб локтя, как укачиваемое дитя, и закружиться кругом, выбирая то место, куда безопаснее направить заряд.