0:1 в первом тайме - Адам Багдай

Фамилия лучшего игрока «Полонии» произвела на сержанта впечатление. После минутного размышления он произнес:

— Ладно, этих двух выпущу, но дам знать о них в домоуправление, а за теми пускай явятся родители.

— Наши не виноваты, это не они начали! — закричал Чек вне себя от радости. Он был готов броситься сержанту на шею.

Жемчужинка уже потерял надежду увидеть Чека. Уверенный, что его тоже задержали в комиссариате, он уже собрался возвращаться домой, когда увидел в воротах троих ребят. На минуту он онемел от радости, а потом бегом кинулся им навстречу:

— Ну как, удалось?

Манюсь прищурился:

— Удалось, брат. Уж если Чек что скажет, будет порядок.

Спутники Чека еще носили на себе явные следы недавних происшествий. Оба шли бледные, расстроенные. У Тадека Пухальского на память о схватке со Скумбрией остался синяк под глазом; у Манджаро был расцарапан лоб. Но лица их светились улыбкой. Еще бы, ведь все закончилось благополучно!

Жемчужинка изо всех сил хлопнул Манджаро по плечу.

— Твое счастье, брат! Говорил я тебе, что Чек мировой товарищ!

Манджаро как-то криво усмехнулся. Ни слова не сказав, он неловко пожал руку Манюсю.

Так неудачно закончилась попытка объединить «Сиренку» и «Ураган». Однако, несмотря на доводы пана Лопотека и надежды Манджаро, большинство игроков «Сиренки» были рады такому исходу. «Обойдемся как-нибудь сами», — думали ребята. Объединение с «Ураганом» не обещало ничего хорошего и могло лишь прибавить хлопот и неприятностей.

Утром во вторник на совещании всей команды была избрана делегация, которой предстояло отправиться на Маршалковскую, в редакцию «Жиця Варшавы». В состав делегации вошли Манджаро, Чек и Кшись Слонецкий. Тадек Пухальский был в обиде, что его, знаменитого знатока футбола, снова обошли, однако ребята ему объяснили, что слишком много народу в редакцию посылать нельзя. Без четверти пять ребята были уже у входа в здание «Жиця Варшавы».

— Вам куда? — спросил швейцар, подозрительно глядя на вытертые штаны Манюся и продранную на локтях рубашку Манджаро.

— Мое почтение! — приветствовал его как всегда любезный и улыбающийся Чек. — Мы по делам спорта. Хотим записаться на турнир.

— Второй этаж, комната двадцать: три.

Ребята взбежали на второй этаж и остановились пораженные. В широком коридоре стояли шум и толкотня, как у ворот стадиона во время международной встречи.

— Говорил я, что нужно торопиться! — волновался Кшись.

Чек почесал за ухом.

— Пропали мы, братцы! Очередь больше, чем в универмаге на Вольской. Надо справиться, не дают ли номерков. — Нахлобучив шапку на лоб, подтянув спадающие штаны. Манюсь, работая локтями, нырнул в толчею.

— Не пропускайте его! — раздались сзади возмущенные крики.

— Становись в очередь, а то по уху заработаешь! — предупредил его рослый парень в купальной шапке.

— Спокойствие, граждане, я только за справками и советом.

— Не пускайте его! — верещал кто-то в конце коридора.

Но Чек был уже недалеко от желанных дверей. За матовым стеклом, на котором виднелась надпись «Отдел спорта», двигались тени. Рядом с. собой он увидел равнодушное лицо Королевича и широкие плечи Скумбрии.

— Почтение! — приветствовал он их насмешливой улыбкой. — Как вы себя чувствуете после отпуска?

Королевич скривился и неопределенно пожал плечами: его трудно было вывести из равновесия. Скумбрия окинул Чека полным ненависти взглядом.

— И вы сюда? — Он насмешливо улыбнулся.

— И мы сюда, — рассмеялся Манюсь ему в лицо.

— Эту мелюзгу не запишут, — пробормотал Королевич, обращаясь к Скумбрии.

Тот рассмеялся:

— Ничего, пригодятся: будут нам мяч подавать.

— Когда будете его из своих ворот вытаскивать, — нашелся Манюсь и весело расхохотался.

Вслед за ним рассмеялись несколько подростков. Им понравилась веселая рожица Манюся, его лукавые глаза и острый язык.

— Ты из какой же команды? — покровительственно похлопав его по плечу, спросил здоровый верзила.

— Я с Воли, с Гурчевской улицы. Наш клуб называвши «Сиренка», запомни хорошо, еще не раз о нем услышишь.

— А я с Жолибожа. У нас команда первый класс, — похвастался детина.

Манюсь не хотел остаться в долгу. Состроив важную мину, он бросил мимоходом:

— У нас тоже солидная организация. Имеем хорошего тренера.

В глазах верзилы зажглось любопытство:

— Кто у вас?

— Стефанек. Вацлав Стефанек.

— Этот, из «Полонии»? Не может быть! — воскликнул верзила, с уважением взглянув на Чека.

— Брехня! — вмешался Скумбрия. — Нет у Стефанека другой работы, как такую мелюзгу тренировать!

Манюсь прищурился:

— Не веришь — приходи в среду в пять часов к нам на поле. Убедишься сам.

— Брехня! — повторил Скумбрия. — Ты стащил у него мяч, а он же тебя будет тренировать?

Манюсь весь ощетинился, точно готовясь к драке. Его раздражало то, что Скумбрия вмешался в разговор, и вместе с тем он чувствовал, что перехватил малость, рас: сказывая о тренере. Ведь на самом деле Стефанек только пообещал прийти к ним на поле, а о том, что собирается их тренировать, он не обмолвился ни словом. Это он сам. Чек, в своем воображении уже назначил Стефанека тренером «Сиренки». Да, нехорошо вышло! Но не мог же он не поднять брошенной перчатки.

— Что ты можешь знать, — крикнул он Скумбрии, — если два дня просидел в милиции? Стефанек подарил нам мяч и пообещал, что будет у нас тренером.

— Все равно вам ничего не поможет, — презрительно усмехнулся Королевич.

Манюсь уже собирался ответить острым словцом, но дверь с матовым стеклом широко распахнулась, и на пороге появился высокий, плечистый мужчина.

— Пять следующих! — закричал он.

Несмотря на шум, все его расслышали. У двери образовалась такая давка, что никто не мог протиснуться в комнату.

— Потихоньку, друзья, потихоньку, — стоя в дверях, успокаивал их журналист. — Не толкайтесь, а то мы прекратим запись. Прошу входить в порядке очереди.

Однако ни просьбы, ни угрозы редактора спортивного отдела не помогли. Толпа ребят с шумом продолжала напирать к заветной двери. Образовалась пробка. Темперамент юных футболистов взял верх над рассудком. Началась давка, подобная той, что бывает при опасном положении у футбольных ворот на соревнованиях в пригородах Варшавы.

Если бы не трезвый ум и не спокойствие журналиста, юные любители футбола разнесли бы весь коридор с. его сверкающими на дверях табличками.

Редактор Худынский загородил своей могучей фигурой вход в комнату и вытащил из кипящего котла пятерых растрепанных мальчишек. В числе их оказался и Манюсь. Обрадованный, что ему удалось так быстро пробиться к двери, он в то же время беспокойно озирался по сторонам, ища глазами остальных членов делегации. Вскоре, однако, мальчик успокоился.

«Неужто я настолько неграмотный, что не сумею записать команду в турнир?» — подумал он, комкая в потных руках шапку.

Очутившись перед широким, гладко выбритым лицом редактора Худынского, он по всем правилам щелкнул каблуками, откашлялся и, состроив приветливую и озорную улыбку, зачастил:

Мы, пан редактор, с Воли, с Гурчевской. Хотели бы записаться в этот турнир «диких»… Но мы, собственно, и не «дикие»… Мы организовали команду, которая называется «Сиренка».

Редактор, чуть приподняв лохматые брови, внимательно взглянул на Чека.

— А сколько тебе лет, приятель? — неожиданно спросил он.

— Мне? — запнулся Чек. — Четырнадцать с гаком.

Редактор ласково улыбнулся:

— А твоим товарищам?

— Ну, они, конечно, старше, — соврал Чек, чувствуя, что в расспросах редактора кроется какая-то опасность.

Журналист чуть отодвинулся и еще раз внимательно оглядел парнишку.

— Мне что-то кажется, что тебе и четырнадцати нет. А ребят моложе четырнадцати мы не допускаем к турниру.

— Мне нет четырнадцати лет?! — Лицо Манюся выразило возмущение. — Хотел бы я за каждый день после четырнадцати получить по злотому. — Он изо всех сил стукнул себя кулаком в грудь.

— Тогда покажи школьное свидетельство.

Мальчик помертвел. Однако, не желая обнаружить свое смущение, еще раз с силой стукнул себя в грудь.

— Не видать мне тети Франи, четырнадцать уже исполнилось. А если пан редактор не верит, прошу справиться у тети Франи.

— Покажи свидетельство, и я тебе поверю. — На широком загорелом лице редактора появилась укоризненная улыбка.

— В школу я не хожу, и никаких других доказательств у меня при себе нет.

Редактор развел руками:

— Жаль мне тебя, приятель, но никак не могу вас записать — молод ты слишком.

У Манюся все поплыло перед глазами. Рыдания подступили к горлу.

— Пан редактор! — взмолился он. — Если пан меня не запишет, меня выставят из команды: ребята только об этом турнире и говорят! Тренируются, стараются, а уважаемый пан редактор перечеркивает все наше будущее!