Костры на сопках - А. Мусатов

Но Лохвицкому было не до танцев. Просидев еще некоторое время в гостиной, чтобы никому не бросился в глаза его внезапный уход, он вскоре поднялся и, ссылаясь на спешные дела, распрощался с хозяевами дома.

Лохвицкий осторожно шел мимо молчаливых и угрюмых домов. Хмель совершенно пропал, но голова была тяжелая, точно каменная.

Было темно. Звезды затянуло облаками. Ветер доносил запах рыбы. Весь город, казалось, пропах рыбой. Где-то выли одичавшие за лето камчатские собаки. «Золотое дно! — с глухой злобой подумал Лохвицкий. — Будь оно проклято!.. Десять тысяч верст от столицы. Сопки, собачий вой, зимой пурга, летом гнус, и всюду вонь от рыбы… Сюда даже каторжников не присылают, а я должен здесь губить молодость. За что? Что я сделал? Проиграл казенные деньги! Но барон Невицкий отличился почище. А Сашенька Гицхель! А Николенька Мстиславский!.. Им сошло с рук, все они остались в Петербурге, а от меня все отказались, бросили на произвол судьбы. Родственники испугались скандала и умыли руки. Они считают меня похороненным навеки, но я еще вернусь, я должен вернуться обратно, опять начать жизнь…

Пусть здесь якшается с камчадалами старик Завойко, пусть тешит свое военное самолюбие Максутов — они уже не мечтают о Петербурге, а я выберусь отсюда, выберусь!

Война — это мое счастье. Скорее бы она началась! Будут у меня деньги… капитан Роджерс даст еще, я ему пригожусь… Я готов препроводить в Америку десятки Пиммов, пусть едут!

А если кто узнает о том, что я служу Англии? — промелькнула в сознании тревожная мысль, но Лохвицкий поторопился отогнать ее. — Кто же может узнать? Никто! Здесь некому. Прочь сомнения! Это мой последний козырь, моя ставка на жизнь, на Петербург!»

Войдя в свою комнату, не зажигая света, Лохвицкий повалился на кровать, но долго еще в эту ночь не мог заснуть.

Глава 5

Ясным июньским утром небольшая шхуна Российско-Американской торговой компании вошла в залитую солнцем Авачинскую бухту.

Шхуна совершила немалый путь через бурное Охотское море, от порта Аяна до берегов Камчатки. Она везла товары, продовольствие, очередную почту.

Пассажиров было немного: несколько рыбаков, мастеровых людей и отставных солдат, решивших прочно осесть на Камчатке.

Пассажиры с любопытством посматривали на скалистые берега Авачинской бухты, стараясь поскорее увидеть город Петропавловск.

Среди них особенно выделялся худощавый, обросший русой бородой человек в наглухо застегнутом брезентовом плаще.

Облокотившись о борт корабля, он стоял в отдалении от других пассажиров, не переставая сосал трубку и с жадным вниманием вглядывался в приближающиеся берега Камчатки.

«Беспокойный человек и, кажется, совсем не спит по ночам», подумал о нем капитан шхуны, краснолицый сибиряк Матвеев.

Человек в плаще давно уже возбудил в нем сильное любопытство. Капитан знал, что тот совершил путешествие по Восточной Сибири и теперь добирался до Петропавловска на Камчатке, чтобы оттуда вернуться на родину, в Америку.

Звали путешественника мистер Пимм. Все дни плавания он провел уединенно, часами простаивал у борта, смотря на море.

Капитан Матвеев несколько раз пытался завести с путешественником разговор о его путевых впечатлениях, но мистер Пимм неохотно шел навстречу желаниям капитана, односложно отвечал на все его расспросы.

«Бирюк, нелюдим!» думал капитан, искоса наблюдая за непонятным пассажиром. И в то же время у него не было оснований быть недовольным этим человеком. Мистер Пимм был со всеми вежлив, обходителен, не вмешивался в чужие дела.

— Вот и прибыли, сударь, — сказал Матвеев, подходя к пассажиру. — Все прошло благополучно.

— Благодарю вас, капитан! — на чистом русском языке проговорил мистер Пимм. — Вы превосходно ведете корабль! — Он крепко и, казалось, очень сердечно пожал Матвееву руку.

Капитана это тронуло, и он немного смущенно погладил свои вислые усы:

— Какое там «ведете»!.. Просто погода нам благоприятствовала. Ни одного шторма не было. А теперь мы уже совсем в безопасности. Смотрите, какая тишина в бухте…

— Простите, а где же самый порт? — спросил мистер Пимм.

— Сейчас, сударь, увидите. Вот только минуем этот узкий мыс — мы его Языком называем — и войдем еще в одну бухту поменьше, Петропавловскую.

И верно, через некоторое время шхуна прошла через неширокий пролив между оконечностью мыса и скалистым берегом и очутилась во внутренней малой бухте. Она была еще более спокойная, чем Авачинская бухта, и только легкая серебристая рябь пробегала по ее поверхности.

— Видали, какое местечко для порта выбрали? — не без гордости показал на бухту Матвеев. — Хоть десятки кораблей заходи — всем места хватит!

— Прекрасная бухта! — согласился мистер Пимм. Но сейчас бухта была почти пуста. Только у причала стояли грузовой транспорт «Двина» да несколько ботов и шлюпок.

На горизонте показались паруса еще какого-то судна. Матвеев всмотрелся и вслух подумал:

— Не иначе, американский китобой в порт идет.

— И долго он здесь задержится? — спросил мистер Пимм.

— Водой запасется — и в путь. Вот вы на нем и сможете уехать.

Вскоре шхуна вошла в порт и бросила якорь у причала.

Мистер Пимм стоял с вещами у сходен, готовясь покинуть корабль. Капитан Матвеев вежливо предложил ему:

— Разрешите, сударь, я вас к Василию Степановичу Завойко провожу. Он человек хлебосольный, вашего брата, путешественника, привечает, как родных.

Капитан подозвал матроса и, приказав ему доставить вещи в дом Завойко, сошел вместе с мистером Пиммом на берег.

Город, раскинутый у подножия конусообразной Авачинской сопки, был мал, разбросан, непригляден и скорее напоминал большую деревню. На берегу бухты стояли наспех сколоченные склады, лежали кучи камня, бревен. На солнце сушились протянутые на кольях сети, рыбья чешуя шуршала под ногами, сильный запах рыбы стоял в воздухе. То и дело встречались ключи, пробивающиеся из земли, и от них по улицам текли ручейки с прозрачной водой. Стучали топоры плотников, в кузнице звенело железо, на базарной площади шла бойкая торговля, на плацу перед казармами солдаты обучались ружейным приемам. Мистер Пимм и капитан Матвеев подошли к дому Завойко.

Матвеев сказал выбежавшему денщику Кириллу о том, что он пришел с путешественником. Денщик провел Пимма в приемную, а сам отправился за Василием! Степановичем.

Полутемная приемная была неказиста, она сильно напоминала мастерскую или склад вещей: куски вулканической лавы, обломки горных пород, срезы дерева занимали стол и подоконники. Со стен свисали шкуры зверей, пучки ароматных сушеных трав.