Однажды весенней порой - Сьюзен Хилл

Она прошла через покойницкую, ступила на траву и зашагала между старыми замшелыми надгробиями. Фасад церкви, сложенной из песчаника, свинцово поблескивал. Но ей не нужен был лунный свет, она безошибочно нашла бы свой путь, если б даже была слепой.

По правую сторону от церкви старые могилы стали сменяться новыми, и в конце их была его могила, последняя, самая свежая, а за ней - только трава.

Рут замерла на месте. Они унесли цветы, все до единого, - остался только голый продолговатый холмик, похожий на кротовину в дерне. Этот холмик мог принадлежать кому угодно, любому пришельцу. И она не могла принять правды - истинного значения того, что она стоит здесь и почему. В это невозможно было поверить. Бен мертв и никогда не будет ни дышать, ни двигаться, ни говорить... Это казалось бессмыслицей.

Она опустилась на колени в траву. И сказала:

- Мы были у моря - Джо и я. В Хэдвелл-Бей. И там был песок, небо и солнце, и мы шли, шли... И ты должен был бы идти с нами. Почему тебя не было там? Почему?

Безмолвие придавило ее к земле. Вязы и тополя казались колоннами, изваянными из камня.

Она подумала: что происходит с ним сейчас, какие перемены, каким он стал теперь? Она ничего не знала о том, как работает время. И, охваченная ужасом и неистовым желанием спасти его, освободить из этой земляной темницы и светлой деревянной коробки, вернуть к жизни, она вцепилась в дерн и стала разрывать его, а он легко поддавался под ее рукой, потому что не был утрамбован и не успел слежаться. Она выронила комья земли и не отряхнула прилипшей к рукам глины.

И увидела перед собой его тело - вытянувшееся, затихшее, лежащее там, в душной тьме, и уже тронутое кое-где у костей распадом, - и волосы, ставшие сухими и ломкими, и кровь, свернувшуюся в жилах. Она принялась твердить себе снова, и снова, и снова то, что знала прежде, будучи в здравом уме: все это, что лежит там, в земле, - ничто, это не Бен, это его старая, поношенная оболочка, его кокон, отслуживший свой век, ставший ненужным; Бена здесь нет.

Так где же он? Где? Ведь тело, которое она любила, и дыхание, не раз мешавшееся с ее дыханием, все, что было доступно ее зрению, ее слуху, ее прикосновениям, - все это здесь, у нее под ногами, но уже другое, ставшее ничем.

Если прежде она боялась подумать о том, что сделало упавшее дерево с телом Бена, то как это было ничтожно! Что это по сравнению с тем, что творит теперь с ним земля, и ее соки, и все живые создания, обитающие в ней. Как они разрушают, крушат его, превращают в ничто.

Какие-то слова, обрывки фраз кружились у нее в мозгу; из них четко выделилась одна, и Рут произнесла ее вслух:

- Время рождаться, время умирать, - и почувствовала правду этих слов. И все же если бы она, встретившись с Беном, знала, что его час пробьет так скоро, она бы тут же убежала от него, никогда не отважилась бы на этот отчаянный риск, именуемый любовью.

Убежала бы?

Она не знала ответа; она вообще ничего больше не знала.

Она преступила ту грань, за которой уже не было слез, и лежала на покрытой дерном могиле, чего-то ожидая, надеясь на что-то... И шли часы, и луна плыла по небу, а утешенье не приходило, спасенье не приходило, она чувствовала только проникающий в тело холод и влажность земли и трав. Она уже перестала винить все и вся - бога, жизнь, Бена, случай, упавшее дерево. Так случилось, так было предуказано, все обрело свое место. И все же она вскричала:

- Прошу тебя, прошу!.. - и сама не знала, о чем она просит.

О, если бы и она могла умереть - сейчас, здесь... Но она не умрет.

Она продолжала лежать, и море, и солнце, и тепло, и умиротворение этого дня казались чем-то далеким-далеким, из какой-то другой жизни.

После этой ночи она неделю за неделей приходила сюда, сидела или лежала возле могилы, и ее посещения не остались незамеченными, и слух о них пошел по деревне и распространился за ее пределами, и по всей округе толковали о ней. Что-то предрекали. Ждали.

6

- К морю? Что ты несешь? Ты рехнулся, сынок? К морю?

Джо стоял в отдалении, в глубине комнаты. В эту ночь они не ложились, ждали его, и в конце концов ему пришлось открыть им свой секрет. Потому что по какой-то непонятной причине мать настойчиво потребовала, чтобы он сказал, где был и что делал, хотя до этой минуты полностью забывала о его существовании.

- Ты должен рассказать мне, что это тебе взбрело на ум.

- Мы ездили к морю. На поезде из Тефтона. Вот и все.

- Допустим, она полоумная, но зачем ей понадобилось тащить с собой тебя?

- Не говори так о Рут.

- Ну вот, конечно, и ты туда же, и ты против меня. Все вы против меня. Больше от вас ничего не дождешься, хотя, видит бог, не знаю, чем я это заслужила. Я старалась, мучилась, тащила на себе этот дом, а разве для того я родилась на свет, как по-твоему? Думаешь, судьба не сулила мне куда больше, когда я была в твоих летах?

И так снова и снова, все одно и то же. Элис сидела как каменная, без всякого выражения на лице.

- Разве вы, хоть кто-нибудь из вас что-то понимает, беспокоится о чем-то? Что вы знаете о моих страданиях? О всех жертвах, которые я приносила? Нет, вы не знаете ничего. Только он один понимал, он был чуткий, и вот его отняли у меня. И что у меня теперь осталось?

Джо вертел в руке маленький камешек - один из тех, что нашел на берегу, - перекатывая его между большим и указательным пальцами.

- И почему это она совсем завладела тобой? Почему ты должен вечно ходить туда и делать все за нее? А для меня ты когда-нибудь что-нибудь сделал? И чем она лучше других? Жизнь идет своим чередом, и неужто никто не может вправить ей мозги? Разве я не могла бы тоже улечься в постель и лежать, не вставая? Она просто не в своем уме, и никто в этом не виноват, кроме нее самой. Она просто хочет использовать тебя. И этому надо положить конец. Нечего тебе ходить туда, торчать там чуть ли не весь день и всю ночь, взаперти с этой сумасшедшей.

- Она не сумасшедшая, не надо так говорить.

- Вот как ты разговариваешь со мной? И это мой родной сын? Ты это от нее перенял. Она гордячка, она сама отдалилась от нас. Ну и пусть, она для нас теперь никто.

- Для вас, но не для меня.

- Ну да, ты держишь ее сторону, она восстановила тебя против меня. Что ты можешь знать, сынок? Ты еще ребенок, ты не можешь знать всей правды о ней. И он не знал. Она отняла у нас его, а теперь хочет отнять тебя.

- Но ей нужен кто-то. Я нужен. Я должен ей помогать.

- Должен? А если я скажу - нет? - Дора Брайс отвернулась, направляясь в кухню. - К морю! Кто дал ей право швыряться деньгами, устраивать себе увеселительные поездки, развлекаться? К морю! И ты скажешь, она не бесчувственная? Сколько времени-то прошло? Четыре недели. Меньше даже. И она уже отправляется к морю. Бесчувственная, как есть бесчувственная.

- Нет, - тихо произнес Джо. У него было тошно на душе, но он не мог позволить обижать Рут, он должен был встать на ее защиту против них всех.

- А что будет дальше? Я тебе скажу. Да это всякий тебе скажет. Она или совсем свихнется и ее увезут в сумасшедший дом, или не сегодня-завтра найдет себе другого - и только ее и видели. Вот так.

Конец этому положила Элис. Не Джо, а Элис, у которой не было больше сил сидеть в этой душной комнате и выслушивать бесконечные жалобы матери на свою горькую судьбу. Она вскочила.

- Хватит уж, - сказала она, - оставь его в покое. Не все ли равно, куда он ходит? Какой от этого вред? Не можем мы, что ли, хоть на время забыть все и разговаривать как люди?

- И ты? И ты туда же? Ты тоже становишься на ее сторону, и ты против меня?

- Да никто не против тебя.

- Я могла бы стать Кем-то, мисс, могла бы жить настоящей жизнью, могла бы...

- Да все мы знаем, кем ты себя воображаешь. Настоящей леди! Мы всю жизнь об этом слышим, и ты думаешь, мы верим в это? Почему мы должны верить? Да и какая разница? Ты все это себе навыдумывала - разве нет? Прячешься от жизни за свои пустые фантазии, грезишь наяву. А что ты такое на самом деле? Пятидесятилетняя женщина, жена рабочего с фермы. И живешь ты здесь. Ну так почему ты не можешь успокоиться, почему не довольствуешься тем, что есть?

Дора Брайс стояла у стены и легонько покачивалась из стороны в сторону, прикрыв глаза рукой.

- А я больше не могу здесь оставаться. Не могу сидеть в этой комнате и слушать, как ты грезишь, строишь какие-то несбыточные планы, и ждать чего-то, на что-то надеяться. Все ждать, ждать - один год, другой, еще невесть сколько, до бесконечности, потому что, скорее всего, это никогда не кончится, и я не собираюсь стать тем, во что ты хочешь меня превратить, делать то, чего ты не сумела сделать, - я буду жить по-своему, найду себе что-то в жизни и буду радоваться, как бы ни обернулось дело. Ты не умеешь быть довольна, а я буду.

Джо хотелось заставить их замолчать, он не мог вынести жестоких слов, летевших от одной к другой с целью ранить, оставить надолго след. Но он ничего не мог поделать с ними. Они даже не заметили, как он выскользнул из комнаты и потом из дома. Поездка к морю была позабыта. Джо прошел деревней, вышел за околицу; комок в горле душил его, ему хотелось плакать от ненависти к Фосс-Лейн и к тому, что они там говорили о Рут, и от того, что не было больше Бена, который знал бы, как заставить их замолчать, и все расставил бы по своим местам.