Мой любимый враг - Елена Алексеевна Шолохова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать сначала искала виноватых, не хотела верить, что Вадик сделал это сам, что это был его выбор. Словно обезумев, бросалась на отца, на перепуганную сиделку, на горничную и даже на меня. А потом у неё будто силы вдруг иссякли, и она потухла. И честно, я даже не знаю, что страшнее.
Я думал, что отец вернётся домой, ну хотя бы на первое время. Думал, мы вместе это переживём. Ждал, что он как-то поможет матери, поддержит её. Но отец очень быстро влился в свою новую жизнь, а нас попросту отсёк.
Нет, со мной он встречался иногда, звонил, всё как положено, интересовался моими делами, ну и исправно закидывал деньги на карту, даже больше, чем обычно. Однако при этом говорил: «Ты – мой сын, и я никогда от тебя не откажусь. Но твоя мама – взрослая женщина и, уж прости, мы с ней давно чужие люди. Плохо ей? И мне плохо. Я ведь тоже сына потерял, но как-то держусь. И ей пора взять себя в руки. Ну а если вдруг что – вызывай скорую».
Потом его новую пассию, Ксюшу, накрыл жестокий токсикоз, и отец превратился в квочку. Последний раз, когда мы виделись в Старбаксе, он то и дело звонил ей и сюсюкал: «Ксюшенька, девочка моя, ты таблеточку выпила? А витаминки? А поела? Надо-надо, хоть немножечко».
Я сидел напротив отца и не узнавал его. Властный и требовательный дома, тут он растекся как кисель и был при этом совершенно счастлив.
Он поймал мой взгляд, но лишь глупо и довольно улыбнулся: «Вот, Димка, скоро у тебя братик появится. Ты ведь рад за меня?».
«Просто счастлив», – хмыкнув, кивнул я.
С того дня мы больше не встречались. Нет, я ничего не имею против Ксюши, которая почти моя ровесница. Каждый в жизни устраивается, как может. И против ее ребенка будущего – тем более ничего не имею. Но простить отцу того, что так запросто вычеркнул мать, не мог.
Впрочем, отец и сам не особо жаждал увидеться. Один раз позвонил, предложил вместе пообедать, я отказался. Без всяких громких речей и упреков. Просто пояснил, что времени нет, что, кстати, было правдой – ведь все её приступы мне приходилось вывозить в одиночку.
В питерской квартире жить она больше не могла. Да и сам Питер теперь возненавидела. Ну вот и загорелась вернуться сюда – больше-то, собственно, и некуда.
Отец вяло и недолго протестовал: "У него последний класс, ему поступать". Но больше для вида и быстро сдулся. Да и я, конечно же, мать одну бы не оставил, даже если б ей в голову стукнуло податься в самую что ни на есть глушь. Так что город детства – ещё неплохой вариант...
16
Мама, к счастью, здесь и правда пришла в себя. Это только первый вечер был драматичен, ну второй – немного, а через неделю она уже со всей энергией взялась за ремонт дома. Наняла в агентстве дизайнера – жеманного парня с ярко-сиреневой длинной челкой – и с жаром обсуждала с ним каждую мельчайшую деталь, кардинально меняя свои пожелания чуть ли не каждый день. К счастью, парень оказался терпелив к её причудам.
Я в процесс не вмешивался, просто радовался, что она хоть на что-то отвлеклась и можно было немного расслабиться.
По поводу моей учебы её тоже кидало в какие-то крайности. Сначала маме в голову пришла идея перейти на семейное обучение и заниматься на дому. Но, слава богу, она вскоре передумала и пристроила меня в гимназию. Вроде как, по местным меркам, крутую. Во всяком случае, расписывала она её так, будто ей за рекламу заплатили.
– С их директором я лично не знакома, но все советуют именно эту школу. Там образцовый порядок и очень достойный уровень обучения. Преподаватели сильные и опытные. И главное – контингент. Там учатся исключительно благополучные дети, нацеленные на успех. Умные, воспитанные, из приличных семей. Отбор в гимназию строгий, кого попало не берут. Так что никакой гопоты, никаких маргиналов и этого всего… ну ты понимаешь. За тройки и плохую дисциплину – сразу на выход. Учись себе, пожалуйста. У них там ещё какая-то договоренность с одним институтом есть… места для лучших учеников… Надо будет выяснить, что к чему, какие условия… – И не удержавшись, с обидой припомнила: – А то твой отец заявил, что я тебе будущее ломаю, лишаю нормального образования, представляешь? Докажем ему, что это не так, да?
– Угу, – кивнул я, но маме этого было мало.
– Что-то ты без особого энтузиазма… Тебя что-то не устраивает?
Естественно, не устраивает. Особенно перспектива учится потом в каком-то местном вузе. Да и насчет этой гимназии я иллюзий не строил. Ну разве может здесь кто-то сравниться с нашим Львом Моисеевичем, который там преподавал у нас математику? Или с нашей Риммой Аркадьевной, которая полжизни прожила в Лондоне и учила нас не только по-английски изъясняться, но и думать. Или с историком, у которого научных трудов и вообще всяких регалий – воз и маленькая тележка.
Так что ну какой тут «очень достойный уровень»?
В общем, как бы я ни разочаровался в отце, но тут он прав.
Однако с матерью я никогда не спорил. Себе дороже. Никогда не знаешь, что может спровоцировать у нее новый срыв, из которого её вытянуть – целая проблема. Потому давно понял: лишний раз лучше не обострять и не провоцировать.
Мама, конечно же, догадывалась о моих опасениях и порой этим явно злоупотребляла. Все эти манипуляции я прекрасно видел, но жалел её и почти во всем уступал – плохо-то ей было по-настоящему, а помочь я больше ничем не
