Небесный лабиринт. Искушение - Мейв Бинчи

Это был самый длинный день в их жизни.

Врачебный осмотр начался, но шел медленно. Мертвого мальчика полицейские взяли на себя. По крайней мере, пообещали сообщить о случившемся его родным. Они осмотрели его вещи. Почти на всех был адрес. В Дунлаогхейр отправили двух молодых полицейских.

— Вы сможете сказать ей, что все произошло мгновенно? — спросил Джон Фоли.

— Не знаю, — ответил рядовой. — А это действительно так?

— Да. Возможно, это ее немного утешит, — мягко сказал Джон.

Но сержант придерживался другого мнения.

— Доктор, откуда вы знаете? Многих матерей утешила бы мысль, что перед смертью он успел покаяться в грехах.

Джон Фоли отвернулся, чтобы не выдать свою досаду.

— И скажите ей, что это не его вина, — добавил он.

— Боюсь, мои люди не смогут… — начал сержант.

— Знаю, знаю, — устало ответил доктор.

— Конечно, мы дадим вам позвонить, — сказала медсестра, — но сначала вам нужно пройти осмотр. Потом вы сможете сообщить родителям, что с вами случилось. Так будет лучше.

Новости были хорошие: мелкие порезы, ничего серьезного. На всякий случай им сделают укол от столбняка и дадут легкое успокаивающее для снятия шока.

С Евой было хуже. Треснувшие ребра, небольшое сотрясение мозга, глубокий порез у края глаза и перелом запястья. Ей придется пробыть в больнице несколько дней. Возможно, неделю. Они хотели знать, кому сообщить об этом.

— Подождите минутку, — сказала Бенни.

— Вы должны знать, кто она. Вы же ее подруга. — Монахиня, прикрепленная к больнице, была сбита с толку.

— Да, но это не так легко.

— А как быть с ее бумажником?

— Там пусто. У нее нет близких родственников. Пожалуйста, дайте мне подумать. Я должна понять, что лучше.

Бенни ничего не хотела рассказывать родителям, но нужно было решить, какой из двух монахинь сообщить о несчастье с Евой. А вдруг Ева рассердится, если мать Фрэнсис узнает о ее невеселой жизни в монастыре, лжи и обстоятельствах, которые привели ее сначала на другой конец города, а потом на больничную койку?

И так ли ужасна мать Клер, как считала Ева?

В конце концов, эта женщина — монахиня. Если она посвятила себя Богу, то в ней должно быть что-то хорошее.

У Бенни заболела голова. Задача оказалась слишком трудной.

— Может быть, поделишься? Одна голова хорошо, а две лучше, — сказала Нэн Махон. Они сидели у стола и пили сладкий чай с молоком.

— Это похоже на сказку братьев Гримм, — ответила Бенни.

— Рассказывай.

И Бенни начала рассказывать, чувствуя себя предательницей.

Нэн слушала ее и задавала вопросы.

— Звони матери Фрэнсис, — наконец сказала она. — И скажи, что Ева собиралась позвонить ей сегодня.

— Но это не так.

— Какая разница, когда именно она собиралась позвонить, если от этого монахине станет легче?

Это имело смысл. Да, имело.

— А как быть с матерью Клер?

— Со злодейкой?

— Похоже, это действительно ужасная особа. Она будет кричать на добрую мать Фрэнсис. Просто кошмар, что она имеет отношение к этому делу.

— Если так, то зачем звонить ей и подвергаться адским мучениям ни за что?

— Думаю, ты права.

— Вот и хорошо. Тогда ступай и скажи это местной сестре, иначе она подумает, что у тебя сотрясение мозга или что-нибудь в этом роде. И заодно попроси кого-нибудь из медперсонала сообщить матери Фрэнсис о повреждениях Евы. Сама ты только напугаешь ее до смерти.

— А почему ты не хочешь звонить родителям?

— Потому что моя мать работает в отеле, где не любят замужних женщин. Я не хочу, чтобы она волновалась из-за пустяков и срывалась с места. А отец… — Нэн сделала паузу.

Бенни ждала.

— Ну, это другое дело.

— Хочешь сказать, что ему на тебя наплевать?

— Совсем наоборот. Он примчится сюда, начнет шуметь, кричать, устроит сцену, скажет, что его бедную девочку ранили и напугали до смерти, а потом потребует выяснить, кто в этом виноват.

Бенни улыбнулась.

— Я серьезно. Он всегда был таким. Это и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что я могу получить от него все, что мне нужно.

— А плохо?

— Не знаю. Просто плохо, и все. — Нэн пожала плечами, и Бенни поняла, что разговор окончен. — Ступай и позвони Доброй Фее, пока на нас снова не напялили крахмальные халаты.

Кит Хегарти находилась в большой передней спальне, которую сдавала двум братьям из-под Голуэя. «Умные и симпатичные мальчики, — думала она. — Хорошо воспитанные матерью. В отличие от других, одежду вешают аккуратно. Проблем с ними не будет. Один учится на сельскохозяйственном, другой — на экономическом. Что бы там ни говорили, а фермеры у нас не бедствуют. Сегодня в двери университета войдет немало фермерских сыновей».

А потом она подумала о собственном сыне. Фрэнк поднимется по ступеням университета с уверенным видом, хотя в глубине души будет трусить. В первый день занятий все ее жильцы выглядели неловкими и встревоженными, но через две-три недели чувствовали себя так, словно учились там всю свою жизнь.

Фрэнку будет легче, потому что он уже знает Дублин. Ему не придется привыкать к большому городу, как этим деревенским мальчишкам.

Услышав скрип калитки и увидев двух молодых полицейских, которые посмотрели на окна и медленно двинулись по дорожке, Кит Хегарти тут же поняла, зачем они пришли.

Джек Фоли встретил в толпе нескольких одноклассников. Близкими друзьями они не были, но увидеть в этом море знакомые лица было очень приятно. Они тоже обрадовались ему.

Вступительная лекция должна была начаться только в двенадцать, поэтому оставалось лишь чесать языками.

— Это похоже на школу без учителей, — сказал Эйдан Линч, который во время учебы в школе не обращал на учителей никакого внимания.

— Хочешь сказать, что нам придется много работать самостоятельно и таким образом закалять характер? — спросил Джек.

— Наоборот. Что работать здесь нам не придется вовсе, — весело ответил Эйдан. — Может, сходим за угол? Я видел, что туда направляются очень хорошенькие девушки.

Эйдан разбирался в девушках лучше своих одноклассников, поэтому все дружно потянулись за ним.

Свернув за угол, они поняли, что тут что-то произошло. Люди еще стояли кучками и обсуждали случившееся. Один студент сильно разбился, может быть, даже насмерть. Когда мальчика уносили, его лицо было накрыто одеялом.

Мальчик ехал на том мотоцикле, куски которого валялись у стены. Кто-то сказал, что он должен был учиться на инженерном.

Эйдан смотрел на искореженные куски металла.

— О боже, я надеюсь, что это не тот парнишка, с которым мы летом работали в Питерборо на консервном заводе. Он мечтал о мотоцикле. Фрэнк Хегарти. Он собирался подавать документы на инженерный факультет.

— Там учатся сотни… — начал Джек Фоли, но осекся, заметив машину, которую откатили в сторону от места происшествия. На усыпанной стеклом мостовой виднелись пятна крови. Машину передвинули, чтобы она не мешала уличному движению.

Это был «моррис» его отца.

— Кто-нибудь еще ранен?

— Девушка. Молодая девушка. Она плохо выглядела, — сказал один из людей, которые всегда встречаются на месте происшествия, — всезнаек и пессимистов.

— А мужчина? Мужчина, который был за рулем?

— О, этот цел. Тот еще тип. В шикарном пальто с меховым воротником. Вышел из «морриса» и начал командовать направо и налево, как генерал.

— Он врач и просто делал свое дело, — начал оправдываться Джек.

— Откуда ты знаешь? — изумился Эйдан Линч.

— Это наша машина. Пожалуйста, сходи за кофе. А я тем временем сбегаю в больницу и узнаю, что с отцом.

Не успели остальные открыть рот, как Джек перебежал мокрую улицу и помчался к воротам больницы Святого Винсента.

— Слушайте внимательно, — сказал Эйдан. — Весь фокус в том, чтобы стать первым человеком, которого встретит девушка. Им это нравится. Парень, который познакомился первым, получает громадное преимущество. Вы меня поняли?

Рассказать о случившемся матери Фрэнсис оказалось намного легче, чем думала Бенни. Монахиня сохранила спокойствие и не стала ахать из-за того, что Ева нарушила все тщательно составленные для нее планы. Мать Фрэнсис была женщиной практичной.

— Бернадетта, скажи мне просто и быстро, под каким предлогом она отпросилась у матери Клер.

— Ну… — Бенни чувствовала себя так, словно снова стала восьмилетней девочкой. — Получилось немного неудобно… — Во всем было виновато обращение «Бернадетта». Она снова сидела в классе, облаченная в школьную форму.

— Не сомневаюсь. Но будет лучше, если ты расскажешь мне все. Тогда я буду знать, что сказать матери Клер. — Тон монахини был мягким. Неужели она согласится поддержать ложь?

Бенни решила рискнуть.