Тень деревьев - Жак Безье

ПОСЛЕ ПОЛНОЧИ

Смерть их в кроватях находит;Они умирают перед рассветом,Когда полночь проходит,И никто не думает об этом.

Женщины и мужчины,Вы умрете на рассвете,Я вижу беспокойные толпы ваших рук бессильных,Из которых кровь уходит навеки.

Белые, измученные, вы боретесь долго,В этот смутный час…Заря вас заставит замолкнуть,Глядите, я слушаю вас.

Сколько вас умирает сегодня.Как люди могут спать спокойноСредь ваших стонов?Вот стук раздался в доме.Я не один вас слушаю.Кто-то прошел по соседней комнате,Кто-то встал, чтоб следить за вашими бедными душами,

Но нет! Доносится сквозь стенуМаленькая песенка… Если кто-нибудь по комнате ходит —Это чтоб укачать младенца,Который родился сегодня.

ОДНА ПЕСНЯ

Ломовик домой едет,Под тяжелый стук своей телеги.

В ста верстах от него помещик богатыйБродит одиноко по парку.

И я знаю в городе лавочника,Который дремлет в своей грустной лавочке.

Сейчас, пользуясь тем, что они одни,Что стемнело, что еще не зажглись огни,

Они плачут, и каждый из них думаетО своем ребенке, который недавно умер.

На освещенной ярко улице,Встречая прохожих,Ломовик прячет свое лицоПод широкую шляпу.Помещик, избегая лужаек,Где еще светло,Ищет самых темных аллей.И лавочник все еще медлитОсветить окна лавочки и свои глаза.

«Если бы сейчас…»

Если бы сейчас пришли сюда эти три человека,Никогда не носившие похожей одежды,Никогда не сидевшие за похожим столом,Не знавшие ни похожих жилищ,Ни похожих женщин.Если б они пришли сюдаИ сели б на эту скамейку позади тебя,И ты бы им спелаОдну песенку, ты знаешь какую, о простом человеке,Который идет по колено в воде, через речку,Идет, не зная дороги,Слабый, убогий,Но который баюкает, ступая,Свою маленькую девочку,И та засыпает,Грубым плащем согретая.Если б ты пела так, не поворачиваясь,Стыдясь своих глаз, стыдясь своего голоса.Ты б услыхала, быть может,Один стон, протяжный, тяжелый…

Фернан Дивуар

(1883-?)

ОТРЫВОК

Я понял — одиночества и гнетаВечерних снов не одолеть,И это час покоя и работы,Когда томит разуверений сетьИ тщетно жаждешь их окинуть, одолеть;На небо вечная луна выходит,Мечтатель, он, по ней вздыхая, бродит.И лунный свет течет на плечи крыш.

Ты, вечер, узнаю тебя, ты смотришь и молчишь,Один я под луной враждебной,А город тянет эликсир целебныйИ засыпает, исцеленный тишиной,Бормочет вдалеке, и чей-то свет в окошке, моему подобный,Еще, беседуя таинственно с луной,С луной насмешливой и злобнойТрепещет темный и больной,Неясный остров, средь пучин людских клочки истертой суши,Изгнанью преданные, одиночеством насыщенные души.Тебя я вижу, брат далекий и знакомый,Ты видишь этот свет, дарованный ночами мне,Как вижу я недремлющий огонь в твоем окне,Работай ты, и города тупая дремаПод нашими ногами не сомкнет твоих неутомимых глаз.

И я, как ты, при лампе за столомРаботаю — короткий благосклонный часНас одарил невидимым ключом.

Тристан Дерем

(1889–1941)

«Воспоминанья вечером дрожат…»

Воспоминанья вечером дрожат, как мошки.Ты помнишь девочку в забавной красной кофте,Которая одна на маленьком лугуПасла стада свиней, больших и черных,И пела — песни я припомнить не могу, —Но знаю, слушая ее, мы думали покорно,Что свиньи прошлого, унылы и темны,Сейчас свирепо пожирают наши сны.

«Моя надежда ясная…»

Моя надежда ясная,Как жук, упала на спину.

Ты показалась вдалекеС забавным зонтиком в руке;

Ты жука коснулась кончикомТоненького зонтика.

Зажужжав внезапно, жукТихо закружил вокруг.

Моя надежда ясная,Как жук, упала на спину.

«Ветер, две ивы качая…»

Ветер, две ивы качая,Тихонько баюкает нас;Хотя ты молчишь — я знаю,Что это в последний раз.

Стемнело. Луна над домом,Листья шуршат на крыльце,Все кругом так знакомоИ звезда, как точка в конце.

Ты смеешься горько и тихо,Я страшного слова жду,И в сердце темные липыПахнут, как в старом саду.

Альбер-Жан

(Род. в 1892 году)

НА ПЛАТФОРМЕ

Я устал, не свершив дороги…Моя душа застыла, замлели ноги,Как у путешественника после ночи в вагоне.Но я не слышал, как поезд в поле стонет,Но я не видел за окнами,За серыми потными стеклами,Ни деревень, летящих мимо,Ни скользящего дымаНесущегося локомотива,Что прорезывает с грохотомПоля и нивы,Где синеют ласковые крокусы.

Я не знал радости приехать вечеромНа новое место,В город большой и неизвестный,Исколотый огнями желтымиИ перерезанный широкой рекой,Что качает отраженьяСвоими тихими волнами.Я не говорил себе с надеждой и с тоской:«Что за стенами черными?Как я буду жить здесь, в этом странном городе?»Я не знал внезапного пробужденьяГде-то на юге, где рассвет весеннийЗаливает отблеском алымБольшие белые стены вокзала.

Я этого не испытал,А между тем я так устал,Как будто я это все испытал.

Я сижу на скамье и гляжуНа тех, что приезжают и уезжают, не зная отдыха;И свистит поезд мрачный,Виснут рыданья в сером воздухе.Я остаюсь, я сижуС теми, что плачут.

Ах, дайте мне силы сесть на этот поезд черный,И я оставлю на платформеОтчаянье, и слабость, и жалобы этиМоей души усталой;Я оставлю их на скамейке,Как забытый чемодан.Только б уехать далеко от этого дымного вокзала,От жизни беднойК солнцу иных стран.

Да, я хочу быть усталым, но после — когда я приеду!..

Жан Дорсенюс

(1892—?)

ОКТЯБРЬ

Грязный туман деревья лижет,Сирены кричат безысходней,Осени лицо склоняется ниже,И октябрь приходит.

Дождик течет по мутной раме,Школьники грустят над белыми листами.Октябрь, октябрь,Ты убил солнечные каникулы,А на школьном дворе ветер жадныйИграет листьями сухими, забытыми.

Октябрь туманный,Пора тоски и всего тяжелого,Жалоб шарманкиС охрипшим голосом.

Октябрь, о грустный месяцПростуды, похоронных процессий,Октябрь, ты жестче и грубее сентября,И у тебя нет уюта декабря,Его вечеров у камина.

О октябрь. Дождливый, сырой и длинный,Я люблю тебя за то, что под твоим знакомМолодые девушки начинают грезить грустнейО далеких озерах, о печали закатаИ о белых стаях новых лебедей;И за то, что на их красные щеки ложатся осенние тениИ лица бледнеют и тают под скукой твоих воскресений.

Франсис Жамм

(1868–1938)

ИЗ КНИГИ «ОТ УТРЕННЕГО БЛАГОВЕСТА ДО ВЕЧЕРНИ»

ПОЛЕЗНЫЙ КАЛЕНДАРЬ