Капитан Кайман - Карл Май

Мертенс с такой силой вонзил шпоры в бока своей лошади, что та от боли встала на дыбы; резко осадив ее, он, сопровождаемый Вольфом, пустил лошадь в бешеный галоп. Вскоре стало ясно, что их преследуют два всадника. Они неумолимо приближались. В страшном волнении Мертенс неустанно пришпоривал лошадь, как вдруг всего в нескольких шагах от них будто из-под земли выросла фигура апача. Он поднял руку, в которой было лассо — короткий высокий звук, когда ремень пронзил воздух, ужасный рывок — и лошадь вместе с всадником рухнули на землю.

Позади раздался крик. Старая кобыла Дика Хаммердала сделала свое дело хорошо; Дик, нагнувшись над лежащим на земле Петером Вольфом, вязал ему руки. Дедли-Ган и Пит Холберс, положившись на опыт и сноровку обоих преследователей, не спеша приближались на своих лошадях. Когда они подъехали к месту событий, беглецы уже были связаны.

— Пит Холберс, старый енот, — спросил Хаммердал, — как ты думаешь, сможет ли зеленорогий еще раз ускользнуть? Достаточно ли крепки ремни?

— Полностью с тобой согласен, Дик, если ты считаешь, что они в самый раз. Сними только петлю с его лошади, иначе она задохнется.

— Задохнется она или нет — это все равно, однако, поскольку скотинка нам еще пригодится, надо ее, пожалуй, освободить.

Апач уже снял лассо с лошади Мертенса. Сам он упал с лошади и был связан, прежде чем смог пошевелить хотя бы пальцем, для того чтобы оказать сопротивление. Теперь он стоял как ожидающий приговора преступник.

— Господин виконт и капитан, вы — плохой наездник. Не вздумайте повторить попытку, потому что тогда вместо лассо свое слово скажут ружья! Вашим бегством вы себя выдали с головой. Вам придется узнать, как воздаем мы негодяям по заслугам здесь, на Дальнем Западе! Дик Хаммердал и Пит Холберс, этих людей я поручаю вам. Заберите у них все бумаги и документы, принадлежащие моему племяннику! Этой ночью мы будем сторожить их по очереди. Утром, когда мы отправимся, посадите их в седла и хорошенько смотрите, чтобы они доехали до убежища. Доброй ночи, путь еще далек, а индейцы всегда могут найти способ нам досадить. Нам всем надо поспать!

4

ПРЕСЛЕДОВАТЕЛИ

«У матушки Додд в Хобокене» — какая великолепная, какая завлекательная музыка звучит в сочетании этих слов для мореплавателей всех наций, бросавших когда-либо якорь в порту Нью-Йорка! Второй такой матушки Додд не найти в целом свете — особенно там, где гуляют ветры и шумят волны; и тот, кто побывал у нее один лишь раз, везде будет рассказывать о ее необыкновенных качествах, расхваливать ее доброту и мечтать о том дне и часе, когда снова окажется под ее гостеприимным кровом.

Однако, по правде говоря, такой человек должен быть уж по крайней мере бравым боцманом, иначе может случиться так, что она ничего о нем не слыхала, и тогда он окажется на улице очень скоро, не успеет войти в дом. У нее весьма строгие понятия о приличиях, и, охраняя доброе имя своего заведения собственными силами, она столь в этом преуспела, что не один упрямый моряк изведал на собственном опыте твердость ее здоровенных кулаков и силу толстых рук. Кого она не хочет терпеть у себя в доме, тому она просто предлагает убраться, и, если он при этом замешкается, она берет его за шиворот и выводит на улицу со скоростью локомотива. Но тот, кто имел счастье завоевать ее доверие, может всегда рассчитывать на ее защиту и помощь в любой передряге; в беде она друзей не бросала. Дом «У матушки Додд» одноэтажный, но длинный и широкий. Обширная прихожая ведет в огромный гостевой зал, прокуренный потолок которого держится на толстых деревянных столбах. Спереди стоят столы «для всех», в глубине места занимают только те, кто обладает расположением хозяйки, а в задней стене есть дверь в комнату, где сиживают одни только капитаны да штурманы, и лишь изредка туда допускается какой-нибудь завсегдатай из числа морских волков, к которому хозяйка заведения в данный момент особенно благоволит.

Таких любимчиков она обслуживает сама, в то время как об остальных гостях заботится ее персонал.

В тот день на якорь встало много парусников и пароходов, вследствие чего в этом приземистом доме наблюдался большой наплыв гостей. Матушка Додд, прислонившись к косяку двери, стояла у стойки, уперев руки в толстые бока, и командовала официантами, как полководец на поле брани, в основном посредством выразительных взглядов и кивков, изредка роняя короткие и резкие слова.

За одним из передних столов сидела компания мужчин, которых знающий человек сразу бы определил как нахалов. Они разговаривали столь громко, что их голоса перекрывали весь остальной шум в зале, причем предмет разговора в те времена, незадолго перед концом гражданской войны[11], мог показаться весьма рискованным.

— Ты прав, Томми, — воскликнул один из них, — негры не люди! Нет, не так. Они наполовину люди, а наполовину животные и понимают только плеть. Раздери черт северян, которые хотят сделать из них джентльменов!

— Джентльменов? Так просто это у них не выйдет! Юг имеет свои права, и он их не отдаст. Будь моя воля, я бы всех этих друзей черномазых просто повесил. Матушка Додд, еще виски, старая ведьма!

В помещении мгновенно стало тихо, каждому, кто знал хозяйку, было приблизительно известно, что должно произойти дальше. Последняя покинула свое место у стойки и через весь зал, не спеша, двинулась к говорившему.

— Билл, открой дверь чуть-чуть пошире! — приказала она работнику, поднимавшему бочку с пивом. Как только приказание было исполнено, она взяла крикуна за плечи.

— Послушай, мальчик, здесь, на Севере, ты плывешь против течения. Сейчас я тебя отправлю обратно на твой Юг, а по счету можешь не платить — с таких я денег не беру!

Будто подхваченный шквалом, он вылетел через прихожую из зала на улицу. Когда храбрая женщина возвратилась, приятели изгнанного поднялись из-за стола и окружили ее тесным кольцом, угрожающе сжимая кулаки. Но, оттолкнув их, она крикнула, обращаясь к гостям:

— Дети, кто поможет мне сладить с этими парнями?

Все без исключения вскочили со своих мест, и через пару минут помещение было очищено. Матушка Додд хорошо знала тех, к кому она обращалась.

Уже давно она заняла свое привычное место, как вдруг открылась дверь и в зал вошел молодой мужчина. Несмотря на поношенный костюм, вид у него был явно не затрапезный.

Он выглядел очень озабоченным и осунувшимся, как будто был болен или нес в сердце какую-то тяжелую заботу. Решив сесть недалеко от входа, он услышал голос хозяйки:

— Добрый вечер, мастер Тиме! Не хотите ли пройти в кабинет? — Она сама подошла к нему, и он последовал за ней через весь ряд гостей в заднюю комнату, где пока еще никого не было. — Бутылку портера, сэр?