Поездка в Египет - Ю. Щербачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я однажды видел их вместе в ложе театра», заключил он свой рассказ: «на Эмин-бее был пурпуровый плащ (мамелюк до самой смерти продолжал носить сословный наряд). Мехмед-Али, наклонившись, разговаривал с ним вполголоса и часто икал… Нервная икота не оставляла вице-короля с тех пор, как, притаившись у одного из дворцовых окон, глядел он на жертвы своего вероломства. В мое время дворца уже не существовало: в 1824 году, по приказанию вице-короля, он был взорван порохом и над развалинами его строилась мечеть Мехмеда-али».
Я припоминал на месте кровавую легенду и старался не слушать комментариев Тольби.
«Their nomber was 7,000», повествовал он, «and all where on their donkeys» [29]…
Близ круглой площади Гумэлэ стоят рядом две большие мечети: одна, еще неоконченная, Эль-Руфайэ, строится исключительно на иждивение матери Измаил-паши; другая — Гассан — сооружена в XIV веке. Интересна только последняя. Основатель её, с ужасно длинным именем (Мелик-эн-Назир-Абу-эль-Маали-Гассан-ибн-Калуан), пораженный великолепием мечети и опасаясь, чтоб архитектор не выстроил подобной или лучшей вне пределов страны, велел будто отрубить ему руки. По моему, храм даже не величествен и только подавляет своею громадой. Внутри, на грязно-белых стенах нет украшений, кроме фальшивых парусов да надписи обручем ниже купола; по средине — гробница Гассана. Темною стариной веет отовсюду; на каменном полу черные пятна, следы кровяных луж: мечеть служила и до наших времен служить местом сходбищ и буйных расправ во дни народных возмущений. Мрачные сказания связаны с её именем: так, по словам историка Макрици, один из минаретов, обрушившись, задавил 300 человек.
Девочки, надевшие мне на ноги, у дверей, нечто в роде соломенных кульков, в чаянии бакшиша, прыгали около меня и удивлялись по-арабски моему уму, красоте и щедрости.
―Эль-Азар — мечеть мечетей Каира, мне много говорили о ней, и подъезжая к её портику, я искал глазами чудесного купола, уходящих в небо минаретов… Ожидания мои не сбылись. Обстроенная со всех сторон, Эль-Азар, если можно так выразиться, не имеет наружного вида: с улицы [30] её почти не заметно. В сущности это ни что иное, как некрытый, выложенный плитами двор, замкнутый стенами, вдоль которых идут галереи с рядами мраморных и гранитных столпов (в одной из галерей их более трехсот). Такого рода постройка служит прототипом мечети: мусульмане начали сооружать свои храмы на подобие христианских церквей лишь после завоевания Константинополя.
Итак, Эль-Азар вовсе не похожа на современную мечеть, да и не имеет как мечеть особой важности. Значение её другое: она светоч науки, alma mater, главный университет ислама на Востоке. Жаждущие и алчущие знаний стекаются сюда со всего мусульманского мира. Двор и галереи служат необъятною аудиторией, в которой однако нет ни кафедры, ни скамеек, ни стульев; воспитатели и воспитанники без различия сидят на полу. Студентов насчитывают до 11.000, профессоров до 350.
Университетский курс сводится к изучению Корана и несметных его толкований: богословие, риторика и грамматика истекают из сей «реки премудрости» лишь как придаточные науки, а родившиеся на Востоке алгебра, геометрия и астрономия теперь преданы полному забвению.
Меня долго заставили ждать у входа: кроме общего разрешения посещать мечети, для Эль-Азара требуется специальное свидетельство, «кэтабэ», и путешественник допускается не иначе, как в сопровождены консульского каваса. Со мной были и кавас, и кэтабэ. но встретившему нас имаму последнее показалось сомнительным. и он понес показывать его по начальству. Из двора долетал в глухой ропот множества голосов. В воротах, как пчелы в дырочке улья, толпились входящие и выходящие студенты; останавливаясь, чтобы снять или надеть туфли, они осторожно взглядывали на меня, на каваса, и чинно шли далее. Одежды их мало отличались от костюма Тольби— разве чалмы были чище, но юноши держали себя весьма степенно и походили на людей — если не благовоспитанных, то по крайней мере дисциплинированных. Мне не верится, чтобы в Эль-Азаре, более чем где-либо, следовало опасаться мусульманского фанатизма.
Духовенство наконец удостоверилось, что свидетельство мое не фальшивое: я впущен и хожу среди колеблющегося
моря белых тюрбанов. В тени колонн и на солнце, покачиваясь на поджатых ногах, поклонники Пророка читают вслух рукописи, декламируют наизусть, бормочут зажмурясь; все шевелится, спешит куда-то, и ничто не движется с места… не подвигается вперед и наука, зиждущаяся на Коране.
Мулла в черном подряснике при помощи длинной гибкой трости расчищал нам дорогу, то-есть безо всякой церемонии бил до одурения закачавшихся студентов — бил их со всего размаха почему попало, бил в одиночку, где потеснее бил в кучу… Подчас доставалось даже профессорами И хоть бы малейший протест, бранное слово или косой взгляд; морщясь от боли, прихрамывая и потираясь, наставники и ученики безмолвно расступались пред знатным иностранцем; если кто отходил медленно, вдогонку ему сыпались немилосердные удары.
―При расставании мулла выпросил у меня два франка «за труды».
На рубеже города, в каменистой степи, над полуразрушенными оградами, одна красивее другой, высятся стройные арабские мечети: очертания их дивно совершенны; от основы до вершины желтовато-дикого цвета, цвета окружающей почвы, они как будто сами собою, без посредства рук человеческих, выросли из пустыни. Их называют «Гробницами Халифов». Строились и содержались они на деньги, которые султаны оставляли «по душу», но в начале нынешнего века образовавшиеся таким образом имущества были отобраны в казну, и мечети мало-помалу пришли в упадок и некоторые уже опасно входить; другие служат складами военных материалов: к этим и близко не подпускают. Я посетил только Бэрху и Каит-бей, лучшие образцы сарацинской архитектуры.
Бэрху (по произношению Тольби, или но Путеводителю Баркук) имеет два купола: под одним покоятся в земле султан Бэрху с сыновьями (старший, Фараг, воевал с Тамерланом), под другим — женщины султановой семьи.
В Каит-бей хранятся под балдахинами два камня, красный и черный, с оттисками неестественных по величине людских ног; Тольби, с обезьяньим проворством поцеловавший оба камня, заметил, что тут по пятницам стоит Магомет. Я впрочем полагаю, что обстоятельство это было безразлично для Тольби, и камни поцеловал он лишь за тем, чтобы показать свою ловкость.
Хотя для осмотра гробниц не надо ни разрешения, ни каваса, ни туфель, хотя вместо муллы вас сопровождает голодная толпа нищих детей, — потомки когда-то многочисленных церковнослужителей, — хотя от прежнего величия видны лишь бледные следы, войдя в любую из мечетей,