Убийца в фамильном гнезде - Яна Розова

– Ну, среди моих женихов были… – Оксана Гвиелянц вовсе не была красавицей, зато она умела, как говорила моя мама, подать себя: обладая барскими манерами, наследница молочного магната могла похвастаться умением одеваться, что на самом деле мало зависит от количества денег, затрачиваемых на гардероб.

Словом, Оксана меня не удивила. Возможно, если бы Никита нравился мне, хотя бы наполовину так, как нравился Илья, я бы немного взревновала, но я не взревновала.

– С Никитой Цируликом мы встречались почти год. Разосрались. – Она даже не заметила, что брякнула это на диктофон. Бедные настоящие журналисты! – Расстались мы недавно, в середине апреля. Он как-то вести себя стал… Он и вообще нервный, а тут просто…

– А что было до этого? Например, числа шестого?

– Почему вы спрашиваете?

– Шестого убили его брата, а это интересная подробность. Я бы могла преподнести это в статье так, что вы бы выглядели еще интереснее. Можно же сказать, что вы расстались из-за того, что Никита слишком переживал смерть брата. Мне не хочется писать, что он бросил вас, как ненужный башмак!

Оксана оторопела, но потом поняла, что бедная тупая журналистка сказала про башмак случайно, ведь она не посмела бы оскорбить саму Оксану Гвиелянц.

– Да, шестого апреля я ночевала в поместье Цируликов. Вы знаете, это такое великолепное место! Мне очень нравилось там бывать. Меня и Виктор Иванович, дед Никиты, очень любил. Мы с Никиткой приехали поздно вечером, легли в кровать. Занимались любовью, а потом я заснула.

– Во сколько?

– Я довольно точно помню. Я в десять тридцать каждый день принимаю противозачаточные таблетки. Никитка за водой ходил на кухню. Еще мы фильм смотрели – мелодраму какую-то, и я задремала. Проснулась я часа через полтора, писать хотелось очень. У меня цистит, и после секса я часто в туалет хожу. Никитка рядом со мной лежал в постели, это я тоже точно помню. Потом я захотела курить, а Никита курит крепкие сигареты, я такие не могу. Поэтому я хотела взять сигарету у Виолеттки, но ее комната была заперта, и она мне не открыла, как я ни стучала. А утром Никитке позвонили и сказали, что его брата убили.

– Статья получится великолепная, – сказала я, поднимаясь с места. – Просто зашибительная.

– А фото?

– И фото тоже зашибительные. Я позвоню, когда лучший фотограф в городе будет готов вас снимать.

Для себя у охранника из будки возле ворот поместья я уточнила только одну деталь: машина Никиты, синий «ауди», в ту ночь поместье не покидала. Другие машины той ночью из ворот тоже не выезжали.

22

Когда дед узнал подробности моего расследования, он заявил, что в собственном внуке и не сомневался.

– Опа! – ответила я сердито. – Зачем же тогда…

– Мне хотелось огорошить тебя именем Никиты, – признался он. – И к тому же я подумал, что Никита знал, что я слишком люблю Костю…

– Ревность – тоже мотив для убийства, – перебила его я.

– Может быть, если есть повод. А повода Костя не давал. Он всегда слушался брата. Просто в рот ему глядел.

И снова я пришла к выводу, что дед не ошибался. Правда, моя сестра никогда не писала мне ни о чем таком, но, возможно, ей просто не представился случай. А вот Эльвира в последний вечер своей жизни вспоминала, что Костя очень любил старшего брата.

Об Эльвире в эту же самую минуту вспомнил и Цирулик-старший:

– Лично меня больше беспокоит предсмертная записка Эльвиры. Если она не прикрывала Никиту, то зачем она ее написала? Не могла она убить Костю…

Я пропустила его слова мимо ушей. Вряд ли старик ошибался, но сейчас я думала о другом. В голове вертелись какие-то воспоминания, что-то из писем сестры…

– Но я помню один скандал Кости с Никитой… Они поругались, кричали друг на друга… Но это было давно, кажется, когда Света с Костей только что поженились.

Дед отнесся к моим «воспоминаниям» очень прохладно:

– Ой, а в детском саду они чуть не поубивали друг друга из-за игрушечного автомата! Я тебя умоляю, зачем вспоминать такие древности? – Тут он довольно улыбнулся: – Но мне хорошо удалось подразнить тебя – каково было тебе думать о любимом мужчине, что он убийца?

– Виктор Иванович, – сказала я с улыбкой, смысл которой он бы не постиг, даже если бы проделывал это сто лет. – Люди намного сложнее, чем вам представляется. А мои чувства для вас – тайна за семью печатями!

Откуда мне было знать, что дед из категории тех людей, которые всегда добиваются своего?

К тому же дед не терял темпа. Взамен заведомо хромающей версии он предложил мне версию новую, показавшуюся совершенно неправдоподобной: Костю убил Андрей Викторович, то есть отец Евстратий.

– Но зачем священнику убивать Костю? – спросила я.

– Думаю, ты уже кое-что знаешь о нашем…

– Тартюфе, – подсказала я, припомнив слова Ильи.

– Кого? – Старик Цирулик не был знатоком Мольера. – А, не важно. Наш поп очень себе на уме. Я знаю, что на строительство церкви в Белых Камнях он потратил на данный момент пять миллионов, а выклянчил у меня пятнадцать. Я попросил Костю в свое время разведать, куда Андрюха сплавляет мои денежки, но он не успел.

– Недавно Руслана сказала Анне Степановне, что видела отца Евстратия на «мерседесе», причем не одного. Подозреваю, что она подразумевала какую-то женщину.

– Да? – Дед оживился. – Анна Степановна в курсе?

– Похоже, она что-то знает, но не хочет об этом говорить. А что Андрей Викторович делал шестого апреля? Он был в поместье?

Пожав плечами, дед потянулся к тумбочке, достал из ее ящика папку. Когда он открыл ее, я рассмеялась: в папке были собраны копии всех завещаний, которые дед отписывал за последнее время.

– Здесь их около пятидесяти. – Старик Цирулик был страшно доволен этим обстоятельством. – После смерти моей супруги это моя единственная радость. Смеешься? Ну что же, смейся. Когда тебе до смерти осталось всего-то пару лет…

– Почему вы так считаете? Вам ведь лет шестьдесят пять, не девяносто.

– Не я считаю, а доктора. Видишь ли, эти таблеточки помогают мне не только с горем, но и с болью справиться. Мой врач не хочет мне сильное обезболивающее выписывать. Считает, что нельзя начинать с них. Морфий мне дадут уже перед смертью. А то, что он дает, – мертвому припарка. Так что выкручиваюсь как могу. Но ты молчи, не надо другим об этом говорить. Просто я решил, что никого это не касается. – Дед говорил о своей скорой смерти без пафоса, а так, как говорят о предстоящем визите к стоматологу. Это вызывало невольное уважение. – Итак, деточка, вот мое завещание от шестого апреля. Андрей Викторович в числе наследников, а сие означает, что он мог и отсутствовать в поместье в тот вечер. Я всегда вычеркиваю из завещания и вызываю в кабинет только тех, кто дома. Мне хочется видеть их лица. Вот вчера я тебя снова вписал…

– Я не буду плясать под вашу дудку, – сказала я, только сейчас догадываясь, что именно это сейчас и делаю.

Дед лицемерно пригорюнился:

– Ну что же я сделаю? Я понимаю, ты другой породы, ты гордая, деточка… Ну, иди.

…У моей раскрытой двери стоял Илья. Он рассматривал сломанный замок.

– Только сейчас заметил, что у тебя поломка, – сказал он, кивнув мне в виде приветствия. – Я уже позвал слесаря, но вот не сказал ему, что купить надо. Ладно, приедет – посмотрит.

Он взглянул на меня – равнодушно, спокойно, с высоты своих лет и своего опыта. И мне стало ясно, как никогда, что этот мужчина никогда не будет со мной. Слишком он хорош для такой обычной девчонки, как я. Птица иного полета…

– Нета? – прозвучал голос Никиты за моей спиной.

Я обернулась. Никита поднимался по лестнице, и не было причин сомневаться, что он начал безумно ревновать, только увидев Илью рядом со мной.

– Здравствуй, Никита. Ты едешь на работу? – Мой вопрос нельзя было назвать удачным в контексте его переживаний.

– Илья Александрович, – с ноткой напряжения в голосе обратился к хозяину Альхана Никита. – Оставь нас с Нетой вдвоем.

С легким удивлением Илья смерил взглядом моего поклонника, мельком глянув и на меня. Потом – без всяких комментариев – развернулся на пятках и пошел к лестнице.

Мне хотелось убить Никиту, но вместо этого я сказала:

– Если ты в город, то я с тобой.

Всю дорогу до Гродина он отравлял мне душу, угрожая разоблачением страшной тайны мужчины с поводком.

…Таблетки для деда я раздобыла тем же способом, что и в первый раз. Отдавать их вот так, сразу, я не собиралась, но в поместье возвращаться нужно было. На обед в том числе. Что-то я соскучилась по семье.

В столовой уже собралось все семейство. В центре ковра лежал распрекрасный Альхан. На удивление, он встретил меня более чем любезно: изволил встать, подошел и ткнулся носом в бедро. Я погладила его, припомнив, что не так давно мы с ним делили ужин. Не такой уж Альхан и неблагодарный.

Виолетта болтала с кем-то по мобильному и делала вид, будто меня не замечает.