Перемещенный - Вячеслав Вигриян

— Выходит, так, — Степан не стал кривить душой.

Лица его ребят не выражали ни паники, ни страха. Лишь легкая грусть читалась в направленных на него взглядах. Он только что, одним махом, разрушил их детскую веру в то, что из своего сволочного мира они перенеслись в более лучший: мир-сказку, мир-мечту, в котором все будет совсем не так, как дома. Мир, в котором злой дракон непременно окажется повержен блестящим рыцарем, а принцесса обязательно найдет своего возлюбленного принца, упакованного по последнему слову средневековой моды.

— Отдыхайте пока. Ночью всех подниму по тревоге.

Возражений не последовало. Да и откуда им взяться? Каждый из них прекрасно отдавал себе отчет в том, что степень их подготовки сейчас прямо пропорциональна времени, отпущенному на жизнь.

Ночь выдалась темной, безлунной. Степан проверил насколько плотно подогнано у бойцов снаряжение, заставил попрыгать, внимательно прислушиваясь, не раздастся ли от кого предательского бряцания, выстроил группу в цепочку и повел прямиком к КПП, строго-настрого приказав не издавать никакого шума вообще. А тот, кто облажается — пусть пеняет сам на себя. Отжиматься утром будет до потери сознания. Сам он пошел чуть сбоку, внимательно наблюдая за каждым и делая для себя кое-какие выводы, исходя из увиденного: кто как ступает, дышит, какой длины делает шаги. За время, отпущенное ему на подготовку группы, никаких существенных результатов добиться попросту нереально. Но, кое-что можно было подправить. Так сказать, срезать острые углы.

Лучше всех, как ни странно, двигалась Женя Некрасова. Грациозно, делая средней длины скользящие шаги, она словно парила над землей — изломанный призрак угловатого, худосочного подростка со снайперской винтовкой за спиной. Неплохо шел Федотов Игорь. А вот Юрий Радченко — это уже было нечто. Толстый, неповоротливый, шагающий экскаватор. Медленно перебирая короткими ногами-кочерыжками по полотну дороги, он при этом умудрялся еще и икать. Замыкали строй Дмитрий Бавин и Алексей Ряднов. Первый тащил на горбу пулемет, последний — треногу к нему да цинки с патронами. Шли они так себе, но, по крайней мере, видно было, что старались. Да и груз здорово мешал.

Неподалеку от КПП, вняв угрожающим знакам Степана, пошли еще тише — как мыши у распахнутого зева мышеловки. Приблизились едва ли не впритык: троица часовых что-то оживленно обсуждала, жестикулируя и глядя в сторону леса.

— Здорово, пехота! — гаркнул Степан, а Радченко икнул так мучительно и громко, что часовые едва не повыпрыгивали из штанов.

Шутку поняли. Посмеялись, не забыв при этом проверить аусвайсы и очень учтиво, почти без матов, попросили больше так не делать. А Степан повел группу дальше — туда, где чернела лесная пуща. Сначала брели по дороге, которая вела в Сусанинку, затем свернули на извилистую, едва заметную в темноте тропку. Шли по ней довольно долго, причем Степан время от времени останавливался то у одного, то у другого, терпеливо поясняя, что тот делает не так. В сотый, в тысячный раз показывал на своем примере, как надо правильно идти, на какую часть стопы и когда переносить вес тела. В общем, со всем тщанием вдалбливал в чугунные головы исконных горожан технику бесшумного передвижения отряда по пересеченной местности в темное время суток.

В конце концов тропа оборвалась у полуистлевших деревянных ворот. За ними чернели контуры какого-то прямоугольного строения. То ли амбара, то ли склада, заброшенного за ненадобностью. Окружал все это хозяйство частокол из заостренных сверху бревен. Никакой охраны, естественно, там не было.

Степан приказал всем оставаться на своих местах, а сам не без опаски толкнул створки ворот. Те жалобно скрипнули, но, вопреки ожиданиям, не рассыпались, лишь щепотка трухи попала за воротник. Он походил по территории, исследовал здание (от него остался только остов. То, что некогда было крышей, валялось теперь на полу кучей ненужного хлама). Прикидывал так и сяк, как можно использовать свалившееся в руки нежданное богатство в своих целях. Ничего путного на ум не шло. В конце-концов его группа будет действовать против полудиких сиртей, а те, кроме шатров из шкур, никакими постройками, ясное дело, не обладали. Следовательно, все тактические наработки ведения боевых действий в условиях города — не что иное, как ненужная, бесполезная блажь. На том и порешил. Вернулся к своим. Тут же, на месте, разделил группу надвое. Ряднова, Бавина и Федотова оставил на месте. Сам же, с Радченко и Некрасовой, скрылся в лесу. Задачу перед группами поставил простую: первая группа изображает из себя часовых, вторая обязана бесшумно их снять. Попробовали. Не получилось. Потом попробовали еще и еще раз. Затем поменялись ролями. Теперь уже Степан, Радченко и Некрасова играли роль часовых.

В расположение лагеря группа вступила с рассветом. Все извазюканы в грязи, с красными, как у кроликов, глазами. Потом от их колонны разило так, словно они не мылись как минимум неделю. Зато настроение у всех было приподнятым. Так бывает, когда каждый человек становится неотъемлемой частью группы. Он чувствует, что делает свою работу и делает ее хорошо. Понимает, что нужен другим, а другие нужны ему. Такой человек готов принять бремя ответственности за свои действия, потому что знает: от них будут зависеть жизни его товарищей. Степан прекрасно осознавал, что именно сегодня, именно этой безлунной ночью родилась его группа. И ни днем раньше. И хотя особых, кардинальных успехов достигнуто, увы, не было, ЕГО люди перестали чувствовать себя беззащитным стадом, предназначенным на убой. И это был плюс. Огромный плюс.

— Товарищ сержант, ну товарищ сержант!

— Отвали.

Степан перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло. Благодаря этой хитроумной манипуляции скулеж Радченко стал заметно тише. Он собрался было уже вновь ввергнуться в пучину сна, но что-то острое пребольно уткнулось ему под ребро.

— Что за…! — Степан перехватил это «что-то» и резко дернул на себя. «Что-то» оказалось довольно большим, оно упало на него сверху и, не вступая в полемику, попросту цапнуло прямо за голое плечо. ТАКОЕ нарушение субординации перенести не смог бы даже ангел. Степан набрал в рот побольше воздуха и раскрыл рот, намереваясь выдать пару-тройку излюбленных выражений, от которых у неподготовленного слушателя в семидесяти процентах из ста гарантированно происходил инфаркт миокарда. Раскрыл — и вдруг почувствовал внутри чей-то язык, а затем и жадные, требовательные губы прильнули к его губам. «Радченко — гей!!!» — пронзила мозг резкая, как удар электрошокера, мысль. От прилива адреналина сердце забилось так, что готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. Опасаясь всего самого наихудшего, Степан открыл глаза и увидел на себе Нюру, бессовестно прильнувшую к нему всем телом прямо на глазах у Радченко.

— Товарищ сержант, я ей говорил, я предупреждал, что нельзя! — заблеял тот, поймав не предвещающий ничего хорошего взгляд Степана.

Он ничего не ответил. Замер, впитывая тепло хрупкого девичьего тела. Затем сел, посадил девушку на колени:

— Ай-я-яй! И не стыдно тебе?

— Стыдно там, где видно! — огрызнулась Нюра и сделала попытку вновь овладеть губами Степана.

— Люди же смотрят.

— Ну и что? Люди могли бы и отвернуться.

Радченко покраснел до корней волос, развернулся и строевым шагом промаршировал к своей койке. К счастью, все остальные члены его группы спали глубоким сном истинных праведников.

— Как ты сюда попала?

— Мог бы и не спрашивать! Меня оставил, гуся не доел. И кто ты после всего этого?

— Просто чертовски занятый молодой человек. Ну прости, прости, — Степан примирительно поцеловал ее чуть ниже ушка. — Работа у меня такая.

— Работа у него, — она вырвалась из его объятий и метнулась к столу, на котором возлежал внушительных размеров сверток. Захрустела упаковкой, разворачивая, и на столе одно за другим стали появляться яства: части гуся, сыр, нарезанный тонкими ломтиками, палка копченой колбасы, какая-то зелень. Последней из пакета была извлечена троица огурцов. Свежайших, видать только что с грядки. И где она их раздобыла с утра пораньше? Не иначе как опять по чужим огородам лазила!

— Успокойся, у соседки купила, — Нюра словно прочитала мысли Степана, вогнав теперь уже его в краску. — Давай к столу. И ты тоже, пучеглазенький.

Радченко не позволил себя долго упрашивать, и вскоре они наперегонки со Степаном поглощали нежданное угощение, с благодарностью поглядывая на гостью да на все лады нахваливая то гуся, то колбасу, а то и то, и другое вместе.

Когда с едой было покончено, Степан вытащил Нюру из казармы, и они рука об руку отправились гулять по территории. На них смотрели: кто с завистью, кто пряча улыбку. Повстречали и нескольких инструкторов. Как и ожидалось, никаких проблем не возникло. Степан уже понял, что Нюру в лагере считали своей. То ли жалели девушку, в одночасье потерявшую родителей — героев войны, то ли просто махнули на нее рукой. Дескать, что ты ей не делай, как не укрепляй периметр тренировочного лагеря, а эта чертовка все равно пролезет. Найдет свою, персональную лазейку.