Путь домой - Алексей Гравицкий

Вольфганг перехватил мой взгляд, мотнул головой. Устало махнул рукой вперед, туда, куда уходила набережная и параллельная ей улочка, и зашкандыбал к той самой улочке с невероятной прытью. Откуда только силы взялись, ведь умирал только что?

В любом случае, старик прав: надо идти. И как можно быстрее.

Мы заспешили вслед за немцем. Шагов через двадцать далеко впереди сделалось светло, будто в ночи там проснулись и закружились в хороводе мириады светлячков. Второй слой?

— Вперед, — снова повторил голос немца.

И тут же за спиной грохнул выстрел.

Я вздрогнул и резко обернулся. Никого. Что за чертовщина?

— Вон они! — проорал из ниоткуда рассерженный голос.

Я зашагал быстрее. Свет впереди начал сгущаться, уже не освещая, а высвечивая пейзаж, делая его невидимым, превращая в непроглядное сияние. Точно, стена. Второй слой.

Немец понимает, куда идет. Мы со Звездой всегда тыкались наобум, ощущая интуитивно только направление. А уж с точкой перехода сколько мучились… Старик-ученый не нащупывал точки, и не предугадывал расположение границы слоев. Он точно знал, где они расположены.

Все же Яна молодец. Выкрасть немца и использовать его знания было блестящей идей.

— Это есть частный особенност местечкоффого искажений реальности. Anomale Zone,[16] — булькающе проговорил голос, хотя я шел рядом с немцем и готов был поклясться, что старик рта не раскрывал.

— Что это за чертовщина? — не выдержала Яна.

Штаммбергер повернул голову и произнес, на этот раз отчетливо артикулируя:

— Это есть частный особенност местечкоффого искажений реальности. Anomale Zone.

Фраза прозвучала с той же интонацией, с какой и полминуты назад. Будто на диктофон записали и прокрутили.

Я обернулся. Граница первого слоя была теперь дальше от нас, чем вторая стена, к которой мы направлялись. Если свет впереди загустел и потерял прозрачность, то через мерцание сзади стало видно происходящее в темноте, вне червоточины: преследователи добрались до стены и решились пройти сквозь свет. Уже проходили.

Вот теперь самое время ускориться.

Мысль эта, видимо, пришла в голову не только мне. Мои спутники задвигались быстрее.

— Вон они! — рявкнуло за спиной, и грохнул выстрел.

Я припустил почти бегом, волоча вцепившуюся в меня мертвой хваткой Яну и подталкивая немца. Граница второго слоя приближалась. Уже не было видно ничего, кроме золотистого свечения. Стало светло почти как днем.

Звездочка споткнулась, едва не растянулась, я вовремя успел подхватить ее под руку.

— Вперед, — не оглядываясь, пробормотал немец.

Граница второго слоя была уже перед нами. Слепящий свет переливался, словно расплавленное золото. Вольфганг остановился, почти войдя в стену, обернулся. Сияние тянулось к нему, пыталось облизать лабораторный комбинезон и редкие вздыбившиеся жиденькими вихрами волосенки.

— За мной. Вперед. Пять шагофф вперед и стоять. Не двигайтса. Так они нас не уффидят, — наставительно произнес немец и растворился в свете.

Хитро придумал старик. Вплотную сквозь свет нас внутри стены не увидят, а издалека смотреть никто не догадается.

Я схватил Звездочку за предплечье — от греха подальше, вдруг она не поняла сказанного немцем? — и шагнул в стену, отделяющую первый слой от второго. Яну тянуть не пришлось, она сама меня не отпускала.

Сзади грохотал топот. Преследователи осмелели и бежали уже не таясь.

Теперь торопиться не стоило. Удерживая одной рукой Звезду, другой Яну, я не спеша сделал второй шаг, третий, четвертый, пятый…

Всё. Теперь стоять.

Свет слепил даже сквозь сомкнутые веки. Я чувствовал себя словно залипшая в капле смолы муха. Хотелось поскорее выйти из стены.

— Замереть. Не двигайтса, — отчетливым шепотом проговорил рядом немец, будто прочитал мои мысли.

Топот и сбитое дыхание нескольких глоток приблизились.

— Тс-с-с-с, — прошелестел немец хрипло.

— Чего встали? Держи их! Там они! — тут же рявкнуло совсем рядом.

Снова послышался топот шагов, а после ничего не стало, словно все звуки сожрало золотистое сияние. Только бухало сердце.

А еще я чувствовал свет.

Свет выедал глаза.

Свет пощипывал кожу.

Свет обтекал тело, забирался внутрь. Закупоривал поры и заполнял легкие.

Муха в янтаре.

Я муха в янтаре.

Мысль становилась навязчивой. Я пошевелил лапками, но они залипли и…

Какие лапки?

Кто я?

— Ты муха в янтаре, — пришел ответ.

Как будто кто-то большой и невероятно могущественный залез в мою голову и подумал за меня.

Господи, кто я?!

Муха в янтаре.

Время перестало существовать.

Пройдут годы, века, тысячелетия. Смола застынет, превратится в янтарь. Светлый камень. А я буду вечно находиться внутри этого света. Распятый и обездвиженный.

Нет.

Я забился, задергался. Рванул вперед, чувствуя, как ломаются крылья, как трескается хитин. Как… рвутся сухожилия…

Нет! Я человек!

— Я человек!!! — услышал я собственный крик, и свет сменился тьмой.

Кромешной.

Я открыл глаза. Вокруг не было ничего, кроме темноты.

Тьма обволакивала со всех сторон, шепталась. Со мной ли? С собой?

Я сделал шаг. Под подошвой захрустели камешки. Поглядел вниз. Под ногами было пыльно и грязно, будто я шел по… поверхности Луны?

Я же в червоточине. Это все иллюзия. Этого всего не существует. Реален только переход. Прыжок из одной точки Земного шара в другую. Всего остального нет.

В темноте тихо захихикали. В смешке слышалась издевка.

Что-то внутри против воли хотело спросить: кто здесь? Невероятным усилием я придавил порыв. Здесь никого нет. Это только игра воображения.

Смешок повторился. Тонкий, мерзкий, откровенно издевательский.

— Здесь никого нет, — прошептал я. — Никого. Только я.

— И я, — раздался за спиной знакомый голос.

Я обернулся. Позади меня в десятке шагов угадывалась крепкая фигура. Темный силуэт. Тень во тьме.

— Этого не может быть. — Я старался говорить спокойно, но голос задребезжал и дал петуха. — Ты умер.

Фигура приблизилась. Остановилась рядом. Из темноты проявились знакомые до боли черты. Олежка!

— Ты умер, — повторил я.

— Можно и так сказать, — согласился Олег. — Хотя я бы предпочел другую формулировку.

— Какую?

— Я заснул. Серенький, я первый раз в жизни заснул на бабе.

— Знаю.

Я устало опустился на холодную пыльную бесплодную землю.

— Олег, это все игра моего воображения. Тебя нет. Ты заснул… Все заснули. Некоторые потом проснулись.

— Ты проснулся, — кивнул Олег.

— Я проснулся. А ты нет. На вас потолок рухнул. Я видел твой скелет.

— Обидно, — вздохнул Олег, и на лице его появилась грусть. — А я даже кончить не успел.

У меня закружилась голова, перед глазами замелькали темные и светлые пятна.

— Господи, Олежа, о чем ты говоришь?

— Я говорю, обидно, что кончить не успел, — охотно отозвался Олег и мечтательно улыбнулся. — Было бы приятнее умереть от оргазма. Хотя, в общем, и так неплохо получилось. Смерть в постели это как-то не по-мужски, но смерть в постели на женщине…

Он вдруг оборвал себя на полуслове и посмотрел на меня серьезно, без улыбки.

— Серенький, а зачем я здесь?

Я пожал плечами.

— Просто у меня что-то не так повернулось в мозгу. Или это влияние червоточины.

— В мозгу повернулось, — эхом повторил Олег. — Ты мне Фрейда не втирай. В мозгу у тебя, конечно, повернулось, но на все есть причина. Я не мог прийти просто так. Я должен был что-то сделать, что-то сказать.

Лицо Олега стало совсем глупым, глаза пустыми. Мне захотелось прекратить это. Я зажмурился, надеясь вынырнуть из бредового кошмара. Сжал веки с такой силой, что перед глазами снова поплыли светлые пятна. Но когда открыл глаза, вокруг была все та же темнота, а рядом стоял Олег.

— Вспомнил, — с гордостью сообщил он. — Ты ведь идешь не один. Кто с тобой?

— Звездочка, — просто ответил я.

Тут же спохватился. Теперь уже не только Звездочка.

— Еще Яна. И немец. Вольфганг Штаммбергер.

— Один из них тебе врет, — уверенно заявил Олег, развернулся и пошел прочь.

— Олег!

Я вскочил на ноги.

Несколько шагов, и он скрылся в темноте.

— Олежа, — позвал я, где-то в душе смутно понимая, что говорить с собственным видением — верх маразма. — Кто?

Темнота хихикнула. Я побежал за смешком. Под ногами хрустели камешки. Теперь уже со всех сторон тихонько смеялись и перешептывались. Тьма жила своей жизнью, как зал театра перед спектаклем.

— Олег!

Я споткнулся и полетел вперед. Темнота хлестко ударила по лицу. За первой пощечиной прилетела вторая. Мир вспыхнул, и я открыл глаза.

В нескольких метрах от меня мерцала стена света. Я лежал на спине, голова моя покоилась на коленях сидящей на потрескавшемся асфальте Яны. Надо мной склонилась обеспокоенная Звездочка. Рука ее взлетела в замахе для очередной пощечины.