Тени Асгарда - Кирилл Воронцов

Обстановка вокруг участка была напряженной. Что-то недоброе витало в воздухе. Меня пробрал озноб. Весело болтавшие репортеры притихли. Представшая нашим взорам картина не предвещала ничего хорошего.

Во-первых, здесь были штурмовики. В этот день по приказу Хэрриша они занимались «охраной правопорядка» на всех избирательных участках «в целях защиты свобод граждан и во избежание провокаций». Эти, судя по всему, с удовольствием выполняли возложенную на них миссию, поигрывая бейсбольными битами и железными цепями, посасывая пиво из банок и распугивая слабонервных избирателей.

Во-вторых, здесь были несколько темных личностей, в которых по нелепым балахонам и рогатому знаку Луны легко было узнать адептов секты «Лунная жизнь». Нечасто они одевали в миру свою парадную форму, разве что по большим праздникам своего странного культа. Я знал, что «лунатики» тоже на стороне Хэрриша, что это они подкинули ему идейку о Новом Асгарде. Но формально придраться было, как всегда, не к чему. «Наблюдатели от общественных организаций» пользовались своими неотъемлемыми Должно быть, они торжествовали, но, в отличие от штурмовиков, молча.

Я увидел, как трое парней преградили дорогу маленькому, но гордому японцу и вступили с ним в дискуссию. Как оказалось впоследствии, ему объясняли, что узкоглазым макакам голосовать не положено; японец в ответ цитировал Декларацию прав человека на безупречном английском.

— Что здесь происходит? — начальственным тоном спросил я, полагая, что во главе свиты из репортеров и приставших по дороге сторонников выгляжу достаточно внушительно. В конце концов, я все еще был мэром. Но этим глумливым физиономиям было, похоже, все равно, лишь бы покуражиться.

— Кто это? Никак, господин мэр!

— Какой мэр? Не видишь, что ли, это русский медведь.

— Эй, медведь, катись в свою Москву.

— Пожалуй, не стоит пускать его в участок.

— Он там нагадит. Эти русские везде гадят.

— Смотрите, какая рожа — сейчас зарычит…

— Дорогу! — рявкнул я.

Штурмовики неохотно расступились, пропуская нас.

— Мы еще поохотимся на тебя! — злобно шептали мне вслед.

Я прошел внутрь и направился прямиком к столику за бюллетенем…

У клерка из комиссии было что-то с лицом: оно гнило прямо на глазах. Белесые черви копошились в чернеющем мясе, и обнажались желтые кости черепа. Сама Смерть смотрела на меня.

Мне не было страшно — кто в наши дни не знает, что такое наведенная галлюцинация? — но стало невыносимо противно и жалко себя. Почему именно я должен противостоять силам Тьмы? Я закрыл глаза, чтобы не видеть ничего, но омерзительное видение все еще стояло перед глазами, а в воздухе пахло гниющим мясом и серой.

И тогда вдруг мое сознание провалилось куда-то в иной мир. Я оказался под сумрачными сводами храма. Горели свечи. Невидимый хор пел осанну. Рядом стояла она — моя последняя любовь — светлые волосы убраны под черный платок, а голубые глаза сияют как прежде. Она смотрела на меня, улыбаясь, но видела дальше. Тонкие губы шевелились, и нежный голос звучал в моей душе повторяя слова молитвы. И сила Того, Кому она служила, освободила меня.

Должно быть, это продолжалось всего мгновение. Когда я открыл глаза, злобный морок уже испарился. Кто-то держал меня под руку, сочувственный голос произнес:

— Что с вами, Майкл Петрович? Вам плохо?

— Ничего, все в порядке. Голова закружилась.

— Может, присядете? Принести лекарство?

— Нет, не нужно. Я буду голосовать…

Сделав то, что я должен был сделать, я вышел из участка и, не обращая внимания на происходящее вокруг, добрел до дому. В тот день я больше никуда не ходил и ни с кем не разговаривал, отключив телефон — возможно, зря. Время от времени включал телевизор, чтобы посмотреть новости о ходе выборов. Сообщения эти только больше вгоняли меня в тоску.

Где-то к полуночи стали известны результаты голосования. Кого выбрали, вы сами знаете. С горя я напился, как свинья. А проснулся уже в совсем другом месте.

36. Шериф Кеннеди

Отправившись с утра на работу, я встретил около полицейского управления толпу оборванцев, выкрикивающих мое имя. «Долой копов! Кеннеди в отставку!» — кричали они. Не знаю, по каким притонам их собрал Хэрриш, но дело свое эти подонки знали. Однако инструкции нападать на меня у них не было. Не так это делается.

Внутри меня встретила моя команда. Похоже, увидев меня живым и невредимым, все испытали заметное облегчение. Ребята здорово нервничали, но держались молодцом. Они ждали моих приказаний, искренне веря , что я вытащу их из любой переделки. Хотелось бы мне тогда так верить хоть во что-нибудь! Я сказал не поддаваться на провокации и усилить охрану здания. потом прошел в свой кабинет.

Зазвонил телефон. Мне сообщили, что со мной будет говорить мэр. Я надеялся услышать голос Майкла. Может, вместе мы что-нибудь придумаем? Но в ухо полился ядовитый шепот Хэрриша:

— Вы еще здесь, мистер Кеннеди? Я просто решил проверить. Похоже, вы не прислушиваетесь к голосу народа. Это очень, очень плохо. Какой же вы после этого демократ!

— Что вы хотите?

— Отставку! Кеннеди в отставку! Готов принять ее прямо по телефону. Формальности нам ни к чему.

— Не дождетесь.

— В таком случае, я увольняю вас. И все ваше поганое управление. Сдавайте значки.

— Вы не можете этого сделать.

— А кто мне запретит?

— Закон…

— Можете подтереться вашим законом. Вы мастодонт, Кеннеди, осколок прошлого. Объясняю для дураков: здесь больше нет закона. Есть только моя несокрушимая воля. Боги на моей стороне. Прочь с дороги. У вас есть шанс, пока я добрый.

— Господин Хэрриш…

— Зовите меня Зигфридом!

Я понял, что он окончательно спятил, и повесил трубку. Затем приказал не соединять ни с кем. Мне нужна была тишина, чтобы немного подумать.

Наконец я решился. Собственно, сделать это следовало уже давно. Я нащупал в кармане пластинку электронного ключа, вынул ее, полюбовался кричаще-красной наклейкой — знаком опасности, поднялся из-за стола и, буркнув помощнику: «Я в подвал», направился прямиком к заветной двери. Давненько я здесь не был…

За этой дверью находился терминал спецсвязи с Землей. Несколько раз мне пришлось набрать код экстренного вызова, пока на экране не возникло лицо — к сожалению, мне не знакомое. Какой-то пижон в штатском.

— Слушаю вас, шериф.

— Мне нужно срочно переговорить с генералом Свенсоном.

— Вы будете говорить со мной.

— Хорошо. Слушайте: город во власти экстремистов. Наш новый мэр — сумасшедший…

— Вы имеете в виду Джеймса Хэрриша?

— Так вы знаете?

— Мы знаем все, что необходимо.

— Тогда вот вам последняя информация: он только что уволил меня и распустил полицейское управление. Все, что он делает, противозаконно. Ситуация чрезвычайная. Нам необходима помощь.

— Выполняйте приказ.

— Что?!

— Выполняйте приказ вашего мэра.

— Оставить город безумцам? Но что будет со всеми нами?

— Мы вышлем следственную комиссию.

— Нам нужна не комиссия, а спецназ!

— Вы забываетесь, господин Кеннеди. Всего хорошего и спасибо за сотрудничество.

— А пошел ты!.. — я действительно жутко рассердился. Да и терять мне было уже нечего. Но экран погас, и тот в штатском меня не услышал.

Пару минут я тупо сидел перед терминалом. Давно меня так не подставляли… А затем пришло озарение: о чем речь, теперь я свободен!

37. Номер Тринадцатый

Я решил выяснить, откуда все-таки приползают змеи (гномы, очевидно, не задавались этим вопросом) и заодно исследовать здание. Так я нашел мрачные сырые подземелья и заплесневелые ступени, ведущие Бог знает куда.

Уничтожив несколько змеиных гнезд и вручив королю связку отрубленных голов — пусть порадуется напоследок — я отправился в путь. Я блуждал в бредовом лабиринте подземелий, по бесконечным темным коридорам, спускаясь все глубже и глубже — к основанию этого мира, к истокам моей загубленной души. Путь шел сквозь толщу земли и напластования памяти. По дороге мне приходилось сражаться с отвратительными чудовищами и давно умершими врагами, со страхами и сомнениями.

И когда прежняя жизнь стала казаться сном, а мой путь — единственной реальностью, передо мной открылись Врата.

Я вошел в склеп и остановился перед каменной гробницей. Это был конец пути. Мой меч зашевелился в руке, по клинку забегали молнии — он жаждал действия, и я с размаху опустил его на могильную плиту. Та разлетелась тысячей осколков. И я увидел человека, лежащего внутри, скованного чарами тысячелетнего сна; и человек этот был — я!

Настала пора пробуждения. Затрепетали веки, открылись глаза — стены моей темницы рухнули в грохоте и сверкании молний, и слышен стал хор далеких голосов, поющих осанну.

«И увидел я новое небо и новую землю…»

Это — Свет Иерусалима.