Я стала злодейкой любовного романа (СИ) - Иствуд Кира

— Зачем вы это сделали?!

— Не удержался, — улыбается принц. Но улыбка эта напряжённая, точно тетеву натянули, взгляд цепкий, скользит по моей фигуре, задерживаясь на ключицах, на груди, на бёдрах. На лице принца мучительная борьба. Неужели его тоже тянет ко мне? Из-за метки? Или…

Принц отшагивает и садится на край кровати, но взгляда с меня не сводит. Я неожиданно замечаю тени глубоко залегшие под его серыми глазами, усталость в уголках волевых губ, на подбородке пробивается щетина.

Должно быть те два дня, что его не было в замке, он отнюдь не на солнышке загорал. Скорее всего ездил к границе, туда, где несколько его отрядов воюют с кочевниками. Приехал только сегодня и первое, что увидел, как Викторию лапают его собственные солдаты...

Сейчас Алан больше, чем когда-либо походил на обычного человека. Человека с кучей проблем. И я — одна из них. Если подумать, то у принца совсем недавно чуть не умер отец. Брат отказался поддержать в поисках культа. Алан оказался в чужой стране с кучкой солдат, с обязательством отвоевать границы. Против принца выступает чёрный культ, от которого можно ждать чего угодно.

Доверять кому-то принц не привык, эмоции у него на крепком поводке. Он напоминает мне каменную статую, внутри которой живое сердце. Уж я-то знаю, что Алан способен и на любовь, и на нежность, вот только пробить его каменную кожу сумеет далеко не каждый. Вот у Элизы точно получится. А мне… мне надо просто выжить.

— Давайте поговорим откровенно, Виктория, — мягко произносит он. — Присядьте пожалуйста.

Я подтягиваю к себе стул, сажусь подальше. То место на руке, которое поцеловал Алан, всё ещё пульсирует. Чувствую себя так, словно хожу по канату без страховки, а внизу — серая бездна.

— Да, давайте поговорим, — киваю я. Хотя, конечно, ни о какой откровенности и речи не может быть. Не могу же признаться, что прибыла из другого мира. Кто знает, как отреагирует принц. Может посмеётся… А может на дыбу отправит. Он явно не тот, кому можно открыться.

— Я не прошу вас выложить правду, Виктория. Прошу хотя бы не лгать, — говорит принц, словно прочитав мои мысли.

— Хорошо.

— Для начала, как ваша рука?

Первую секунду пугаюсь, что Алан понял, как сильно на меня подействовало прикосновение его губ. Но потом понимаю, что он спрашивает о ране от кинжала культистов. Я поворачиваю ладонь, показывая Алану почти зажившую рану. Повязку я уже сняла.

Принц морщится, спрашивает:

— Не болит?

— Вроде нет… А что?

— Пахнет чёрной магией… Но, честно говоря, Виктория, этот запах вас всегда сопровождает.

— Вы меня всё-таки в чём-то подозреваете? — напряжённо спрашиваю я.

— Подозревал. Но сейчас не уверен… Культистов не так сложно вычислить из толпы. Здоровьем они не блещут, да и «цена» кровавой силы накладывает отпечаток. Вы странная девушка, Виктория, словно не из этого мира… Но это не делает вас культистом. Думаю, что причина чёрной магии вокруг вас может быть другой...

Я вся подбираюсь, боясь услышать ответ. Проницательность принца меня пугает. Сначала он понял, что я не собираюсь быть откровенной. Потом обронил фразу про «другой мир» и мои «странности»... Похоже, утаить от Алана хоть что-то будет большой проблемой. Интересно, о какой причине речь? Может ли она быть связана с тем, как я оказалась в этом мире?

— И какой? Какой может быть причина? — спрашиваю, подаваясь вперёд.

Принц всматривается в меня, видимо пытаясь понять, правда ли я не знаю. Наконец, он говорит:

— Проклятие. Думаю, вас прокляли, Виктория.

— Прокляли… — потерянно повторяю я. — Но кто? Зачем?!

— Я надеялся, вы мне скажете. Если это и правда проклятие, ваш враг должен быть довольно могущественен. Хотя, всегда есть шанс, что вы лишь пешка. И вами управляют, чтобы навредить кому-то ещё.

— Вам, например? — хмыкаю я.

— Не знаю, — он пожимает плечами. — Просто рассуждаю. Так кто это мог бы быть, Виктория? Кто мог вас проклясть?

Первое и единственное, что приходит на ум — «мать». Ведь если верить графу, мама Виктории была связана с культистами. Но зачем бы ей проклинать собственную дочь? Кто знает... Может, стоит рассказать о ней принцу? Ведь если Алан узнает от кого-то другого, то точно заподозрит в сговоре, и тогда никакие оправдания не помогут. А так я сразу отведу от себя подозрения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Да и разве дочь отвечает за грехи матери? Чем быстрее принц покончит с чёрными магами, тем быстрее я получу долгожданную свободу... А сейчас хороший момент, чтобы признаться. Принц явно чувствует вину за случившееся ранее, так что градус его агрессии несколько снижен.

— О чём вы думаете? — спрашивает принц, прищуривая глаза. — Есть догадки, кто мог вас проклясть?

— Думаю, это может быть… — неуверенно бормочу я, но слова неожиданно застревают в горле. Шею точно сдавливает невидимая рука, не давая вдохнуть или выдохнуть.

Я вскидываю испуганный взгляд на принца. Он ждёт, не замечая моего состояния. У меня же не получается выдавить даже звука.

А потом я вдруг вижу за спиной Алана… вижу в зеркале на стене... нечто.

Глава 16

— Виктория? — зовёт принц. Он оборачивается на зеркало, но, судя по его лицу, ничего странного не замечает.

Я же смотрю в зеркальную гладь не отрываясь, там — она. Женщина из моего сна, та самая, что пела жуткую колыбельную. В ушах звучат тихие строчки: «Баю-баюшки-баю, кровью мир я напою… Дочка вырастет большой, с чёрной раненой душой...»

Её чёрные волосы струятся по плечам, как змеи, глаза — стылые, пустые, точно замёрзшие колодцы. В отражении я вижу, что она стоит за моей спиной, а её руки сжимают мне горло. Кожей чувствую твёрдые, холодные как лёд пальцы. Таких пальцев у живого человека быть не может... Тихий голос шепчет: «Не говори. Молчи… Нельзя говорить про книгу. Иначе пожалеешь».

На моих глазах выступают слёзы.

А в следующую секунду я моргаю, и наваждение отступает, будто и не было. Рядом на корточках сидит принц и вглядывается, пытаясь понять, что случилось, его ладонь осторожно касается моего плеча.

В лице Алана столько беспокойства, что мне вдруг до безумия хочется податься навстречу и зарыдать, уткнувшись носом в сильную грудь.

Я неожиданно чувствую, как сильно устала. Словно всё это время с улыбкой несла на плечах непомерный груз и вдруг подкосились ноги.

 Мне кажется, что если Алан сейчас отодвинется, разорвёт прикосновение, то женщина из зеркала сразу вернётся. Вновь потянется к моей шее, сожмёт ледяные пальцы и на этот раз не отпустит. Будет давить, пока меня не покинет дух. И поэтому когда принц отодвигается, я отчаянно вцепляюсь в край его рукава, удерживая. Мне стыдно за эту слабость, за немую мольбу, но поделать ничего не могу. Страх сильнее меня.

Алан смотрит с тревогой.

— Что с вами? — мягко спрашивает он. — Чего вы так сильно испугались?

— Ничего… — мой голос хриплый, словно чужой. Я мотаю головой, но руки не отпускаю. Не могу решиться. — Просто… Просто очень устала.

— Вам что-то померещилось?

— Да! Вы видели? — с надеждой спрашиваю я, вскидывая взгляд.

— Нет, но… Вы же сегодня первый раз практиковали магии, верно?

Я настороженно киваю.

— Когда я только начал заниматься, то помню, мне всякое мерещилось. Мой учитель объяснял, что так магия отпугивает слабых духом, — говорит Алан.

Его голос успокаивающий, глубокий. Он напоминает мне тихий прибой Чёрного моря, на которое мы с мамой ездили летом… Тогда меня ещё звали Катей, а жила я в другом мире. Теперь кажется, словно это было давным давно, может даже в иной жизни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я, наконец, нахожу в себе силы отпустить руку принца и тут же поднимаю взгляд на зеркало. Но там ничего нет. «Может правда показалось?» — с надеждой думаю я. И тут же вспоминаю, что отец запрещал заниматься магией.

Может, вот она причина? Может, Викторию и раньше после занятий начинали одолевать жуткие галлюцинации, а отец просто не хотел повторения истерик? Хоть бы так и было! Ещё одной встречи с зеркальным приведением я не переживу. Сердце попросту встанет...