Петька - Генрих Книжник

Нинка очнулась, перевела взгляд на Петьку и перестала жевать. Потом поглядела в миску, подумала и, вздохнув, протянула её Петьке.

— На. Хочешь? — сказала она.

«Спасибо. Не надо», — хотел сказать Петька, но не смог и взял миску.

Это было действительно здорово, но мало — всего два раза зачерпнуть ложкой. Ну, ещё выскрести миску. Петька решил, что в следующий раз он ни одной ягоды в лесу не съест, а всю чернику принесёт домой, попросит у тётки сметаны и сахару и устроит себе пир. Он облизал ложку, положил её в миску и отдал миску Нинке.

— Ну, я пойду, — сказал он, надевая панаму. — Тётка с дядькой скоро придут, обедать будем. Пока.

И он пошёл к калитке.

— Ой, помру! — услышал он вдруг за спиной. — Посмотри-ка на свою шляпочку!

Петька сорвал с головы панаму. Она была в жалком состоянии: фиолетовые пятна проступали на белой ткани, возле макушки сливаясь в одну громадную кляксу. Носить её в таком виде было невозможно. И хотя особенной любви к панаме Петька не испытывал, вторая вещь, испорченная за один день, расстроила его. А тут ещё Нинка потешается вовсю.

— Весело тебе? Чем я теперь голову накрою? А если солнечный удар?

— Я тебе свой платочек дам. Хочешь? Ты им повяжешься и будешь ходить взад-вперёд. И все будут говорить: «Ах какая девочка толстенькая!»

Нинка говорила всё это, и лицо её неуловимо менялось, всё больше напоминая то, что Петька обычно видел, заглядывая в зеркало. Но в зеркале он нравился себе гораздо больше. Он представил себя в платочке и почувствовал, как глубокое возмущение охватывает всё его существо.

— Платочек! — взревел он. — Я покажу тебе сейчас платочек! Я панамку испортил — тебе чернику нёс. А ты ещё насмехаешься. Зря я на тебе жениться хотел!

Петька спохватился, но было поздно. Нинкины глаза стали расти и темнеть, рот приоткрылся. «Пропал! — промелькнуло у Петьки в голове. — Засмеёт. Всем расскажет. И Борьке расскажет… — Он даже застонал про себя. — Убегу. На Дальний Восток, в какую-нибудь экспедицию… У тётки из погреба колбасу утащу, хлеба захвачу и убегу. Или надаю Нинке по шее, чтобы молчала!»

Нинка моргнула два раза и закрыла рот.

— А почему ты на мне жениться хотел, Петя? — тихо спросила она.

Деваться было некуда, и Петька, глядя в землю, рассказал, как ему совестно, когда она плакала, и как он боялся, что на ней, на заике, никто не женится. Говорил он долго и путано, но Нинка слушала с большим вниманием и интересом, а когда он наконец остановился, вздохнула и сказала:

— Пойдём твою панамку постираем. А тётке скажи, что в болото уронил.

Нинка притащила из дома большой таз, поставила его на крыльцо, сыпанула в него стиральный порошок из синей коробки, такой же как в Петькином доме, в Москве, и налила в таз воды из большой бочки, стоявшей возле крыльца. Кинула в таз панаму и предложила:

— Сам стирать будешь?

— Нет, — отказался Петька, — это девчачье дело.

Почему-то Нинка не стала спорить.

— Ладно, я постираю, — сказала она. — А ты в бочку натаскай воды из колодца. Это мальчишечье дело.

Петька опрокидывал в бочку уже третье ведро, а Нинка всё стирала. Из таза поднималась гора белой пены, свешивалась через край и падала на крыльцо. Время от времени Нинка вытаскивала панаму, выжимала, разглядывала и снова топила в пене.

На четвёртом ведре Петька не выдержал:

— Хватит стирать, уже чистая.

— Посмотри, какие пятна!

— Это ты стирать не умеешь.

— Не уме-е-е-ю? Сам стирай!

После вёдер с водой стирка уже не казалась таким уж девчачьим делом. Солдаты и матросы ведь стирают себе сами и не стесняются. Петька живо поставил ведро и сунул руки в легкую, очень белую пену. Она зашипела и слегка осела, чуть-чуть брызгая в разгорячённое Петькино лицо. Он нащупал под пеной скользкую панаму и стал болтать ею в воде. Пена опять поднялась и стала падать на крыльцо бесшумными хлопьями. Петька потёр панаму, вытащил, отжал, как это делала Нинка. Синие пятна были на месте. И он опять принялся тереть, болтать и рассматривать панаму. Нинка стояла рядом и молча смотрела, как он стирает.

Через некоторое время Петьке стало казаться, что носить воду всё-таки лучше. Покрутил ручку, достал ведро из колодца, поставил на скамеечку возле колодца, перелил в другое ведро, дотащил его до крыльца, залез на него, поставил на край, наклонил, вылил в бочку, посчитал. И в бочке воды заметно прибавилось. А опускать ведро в колодец — просто интересно. Ведро стремительно несётся вниз, а в колодце его отражение также стремительно несётся вверх. Всё ближе, ближе, вот они встречаются… и плюх! Всё исчезло, гремит цепь, ручка ещё два раза поворачивается, вода наливается в ведро, и оно медленно тяжелеет. А здесь трёшь, трёшь — и без толку: пятна как были, так и есть.

— Хватит. Так буду носить, — решил Петька.

— Так некрасиво. Ты лучше её покрась в синий цвет.

— Как это покрасить? Чем? Красками?

— Не-е. Лучше чернилами.

— Вот здорово! Тащи чернила.

— Ой, смехота! Обманули дурака на четыре кулака!

— Почему это, обманули?

— Она же пачкаться будет. Как наденешь ты её и пойдёшь, а на улице дождик: кап, кап…

«Вот вредная, — подумал Петька, — и никак у неё не поймёшь, когда она всерьёз, а когда смеётся. Конечно, покрасить панаму было бы интересно, особенно в военный цвет, но если она станет линять, придётся выбросить. А так мама, может быть, отстирает дома в Москве».

— …и будет Петя ходить в полосочку, — включился он в Нинкин рассказ. — А тётя Ксения увидит его и скажет: «Петя, что это с тобой? Ты не заболел?» А Петя… — И снова изумился Петька, услышав вдруг от Нинки тёткин негромкий, ласковый голос, увидев её спокойный, чуть печальный взгляд. Он даже зажмурился и головой тряхнул, а когда открыл глаза, Нинка уже была как Нинка, и глаза у неё были обычные: весёлые и хитрые. — Ладно, давай сюда панаму. Без тебя знаю, что с ней делать, — буркнул он и пошёл к калитке.

Тётка с дядькой были уже дома. Дядька умывался у рукомойника и, когда Петька подошёл к нему, брызнул на него водой. Петька ойкнул и отскочил.

— Сегодня баню топим, — сказал дядька весело. — Не забыл, племянничек? После обеда воды натаскаем.

Петька обрадовался. Про баню он читал и слышал много, особенно от папы. Папа иногда ходил в баню в Москве, возвращался всегда очень довольный и говорил, что было очень здорово, но деревенская баня намного лучше. Петька сколько раз просил папу взять его с собой, но папа каждый раз посмеивался и не брал. От этого Петьке хотелось в баню ещё больше. И вот теперь наконец он увидит, что это такое — баня. К тому же настоящая, деревенская.

— Тётя, — закричал он, — давай обедать скорее, нам с дядей в баню пора!

Баня стояла на берегу речки. Это была избушка из двух комнат: первая — совсем маленькая, со скамейками и колышками в стене, вторая — побольше. В ней были две широкие полки, одна над другой, и низкая печь со вмазанным в неё большим чёрным котлом. Такие котлы Петька видел на картинках в книжках про разбойников или людоедов. Отличный был котёл! Окошек было всего два, по одному в каждой комнате, совсем маленьких, так что в бане было темновато. Дядька объяснил, что комнаты называются предбанник и мыльная; в первой раздеваются, одеваются, вытираются и пьют квас, а моются во второй. А на полках лежат и отдыхают, если устают мыться. Больше дядька рассказывать про баню ничего не стал, сказал, что скоро Петька всё увидит сам.

Потом они натаскали воды. Петька зачерпывал воду вёдрами из речки и выносил по одному на берег. Дядька подхватывал вёдра, уносил их в баню и выливал там в котёл и в бочку, которая стояла в углу. Работа была не тяжёлая, потому что пока дядька ходил, Петька мог отдыхать. Он видел, как с охапкой дров прошла тётя Ксения, и скоро из трубы над баней пошёл дым, сначала густой и чёрный, а потом прозрачный и лёгкий. Дверь в баню закрыли, чтобы не выходило тепло, как объяснил дядька.

Вскоре дядька сказал, что воды хватит, и они с Петькой, не торопясь, пошли в дом за чистым бельём и полотенцами.

— Поскорее мойтесь, мужчины, — сказала им тётя Ксения, когда они вошли в баню, — и воду поберегите: мне ещё постирать надо.

И Петька пообещал, что поберегут.

Они с дядькой разделись в предбаннике и вошли внутрь. Густая жара охватила Петьку, кожу стало пощипывать. Над котлом струился пар, дырочки в чугунной дверце печки ярко светились. Дядька шагнул в угол и зашуршал там чем-то, а когда повернулся, в руках у него Петька увидел веник с листьями. Рядом с котлом на скамеечке стояли тазы с ручками, и в верхнем лежал ковшик на деревянной палке. Дядька взял ковшик, зачерпнул воду из котла, вылил в таз и сунул туда веник. Сразу сильно запахло берёзой, и Петьке вдруг стало так уютно и радостно, что он даже затанцевал на месте.