Большая игра на понижение: Тайные пружины финансовой катастрофы - Майкл Льюис

Липпманн озаглавил свою презентацию «Короткая продажа мезонинных траншей, обеспеченных залогом жилья». Это было изящное представление идеи Майка Бэрри относительно игры против американских жилищных кредитов — идеи покупки дефолтных свопов на самые дрянные ипотечные облигации класса «три В». Более резко Липпманн выразился в разговоре с коллегой из Deutsche Bank, который видел упомянутую презентацию и обозвал Липпманна Цыпленком Цыпой. «Иди к черту, — оборвал его Липпманн. — Я продаю в короткую твой дом».

Вся прелесть дефолтных свопов состояла в том, что они решали проблему выбора момента. Айсману больше не нужно было точно угадывать начало обвала рынка низкокачественных ипотечных кредитов. К тому же он мог делать ставки, не выкладывая деньги заранее, и в перспективе мог выиграть намного больше потенциальных потерь. В худшем варианте, когда несостоятельным американцам удается каким-то образом погасить свои кредиты, вам остается выплачивать страховую премию приблизительно в 2 % в год на протяжении шести лет — максимальный ожидаемый срок жизни 30-летних в теории кредитов.

Нельзя не отметить и еще одну странную особенность этого быстро набирающего обороты рынка: скорость, с которой потенциально проблемные заемщики погашали кредиты. Объяснение этого кроется в структуре кредитов: они имели зафиксированную на первые два или три года искусственно заниженную «завлекающую» ставку, которая впоследствии подскакивала и превращалась в основную плавающую ставку. «Заемщикам с низкими доходами кредиты с завлекающими ставками выдавались в тех случаях, когда было известно, что они не потянут выплаты основных ставок, — объяснял Айсман. — А все это затевалось для того, чтобы по окончании срока действия завлекающих ставок люди обращались за рефинансированием, а кредиторы клали себе в карман еще больше денег». Тридцатилетние кредиты, таким образом, выдавались в расчете на погашение через несколько лет. При покупке дефолтных свопов на $100 млн на низкокачественные ипотечные облигации в худшем случае вам предстояло платить страховую премию в течение шести лет, допустим $12 млн, в лучшем случае — убытки от кредитов повышались с текущих 4 % до 8 %, и вы получали $100 млн. Букмекеры оценивали ваши шансы от 6: 1 до 10: 1, а на самом деле шансы благоприятного исхода составляли 2: 1. Никто из имеющих отношение к так называемым умным ставкам не мог упустить подобные возможности.

Самым «убойным» аргументом Липпманна в финансовых спорах был человек по имени Юджин Сюй. Правда, в презентации Липпманна он фигурировал как «китайский калькулятор Липпманна». Сюй работал аналитиком в Deutsche Bank, но Липпманн утверждал, что держит его возле терминала Bloomberg, как собаку на привязи. Сюй был настоящим китайцем — даже не американцем китайского происхождения — и не говорил по-английски. Зато он прекрасно владел языком цифр. Липпманн рассказывал о китайской общенациональной математической олимпиаде, в которой Юджин занял второе место. Юджин Сюй отвечал за все данные, содержащиеся в презентации Липпманна. Как только Юджин подключился к игре, никто больше не докучал Липпманну вопросами о расчетах и данных. Как выразился сам Липпманн: «Разве может врать тот, кто не говорит по-английски?»

Но дело было не только в китайце. Липпманн так и сыпал любопытными штришками: традиционное поведение американского домовладельца; идиотизм и продажность рейтинговых агентств, Moody’s и S&P, присвоивших рейтинг «три В» облигациям, которые превращались в проблемные, когда потери по базовым пулам жилищных кредитов достигали всего 8 %[5]; повсеместное мошенничество на ипотечном рынке; безрассудство инвесторов в низкокачественные ипотеки, немалое число которых проживало вроде бы в Дюссельдорфе, Германия. «Каждый раз, когда мы спрашивали его: “Кто покупает этот мусор?”, он всегда отвечал: “Дюссельдорф”», — рассказывал Винни. Не имело никакого значения, покупал Дюссельдорф низкокачественные ипотечные облигации или продавал дефолтные свопы на них, результат сводился к одному: игра на повышение.

Липпманн неустанно намекал на то, что Айсман может настолько разбогатеть на сделке, что без труда купит бейсбольный клуб Los Angeles Dodgers. («Я не утверждаю, что вы сможете купить Dodgers».) Айсман может стать таким богатым, что его будут домогаться все кинозвезды. («Я не утверждаю, что вы будете встречаться с Джессикой Симпсон».) С одной стороны, Липпманн представлял факты относительно сделки, а с другой — «прощупывал» Айсмана, пытаясь понять его характер.

Глядя одним глазом на Грега Липпманна, а вторым — на Стива Айсмана, Винсент Дэниел ожидал бури. Но Стив Айсман не видел ничего предосудительного в речах Грега Липпманна. Умнейший парень! У Айсмана возникла лишь пара вопросов. Во-первых, что за чертовщина такая, эти дефолтные свопы? Во-вторых, почему вы предлагаете мне поставить на понижение облигаций, которые выпускаются вашей же компанией, и устраиваете так, чтобы рейтинговые агентства присваивали неверные рейтинги? «Я еще не встречал парня, который предлагал бы играть против его же рынка», — удивляется Айсман. Липпманн даже не был продавцом облигаций; он был трейдером, который вполне мог покупать их. «Я не то чтобы не доверял ему, — замечает Айсман. — Я не понимал его. Винни был уверен в том, что тот намеревается каким-то образом надуть нас».

У Айсмана не было помех для игры против низкокачественных ипотечных кредитов. Ничто не доставляло ему большей радости, чем мысль о возможности на протяжении ближайших шести лет засыпать с осознанием того, что он ставит на понижение рынка, который — в этом у него сомнений не было — когда-нибудь обвалится. «Он пришел и предложил заработать на короткой продаже низкокачественных бумаг, и это было все равно как если бы передо мной поставили обнаженную супермодель, — рассказывает Айсман. — Правда, я никак не мог понять, почему он делает такое предложение именно мне». Но даже Айсман не мог предположить, что ответ на этот вопрос окажется намного интереснее, чем он считал.

На рынок низкокачественных ипотек в год выбрасывались новые кредиты на полмиллиарда долларов, однако круг людей, перераспределявших риск краха всего этого рынка, был чрезвычайно узок. Когда представитель Goldman Sachs позвонила Майку Бэрри с предложением продавать ему дефолтные свопы пакетами по $100 млн, Бэрри справедливо предположил, что Goldman находится с ним по одну сторону баррикад. Goldman не стал бы безрассудно делать огромные необеспеченные ставки на то, что миллионы несостоятельных американцев смогут погасить ипотечные кредиты. Бэрри чувствовал, что дефолтные свопы на низкокачественные ипотечные облигации продает некая гигантская организация с рейтингом «три А». Правда, ему не было известно, кто это мог быть, почему он этим занимается и за сколько продает. Только организация с высоким кредитным рейтингом могла принять на себя такой риск, без платежа вперед и без лишних вопросов. Бэрри и здесь не ошибся, однако узнал об этом только через три года. Другой стороной в его игре против низкокачественных ипотечных облигаций была страховая компания с рейтингом «три А» под названием AIG — American International Group, Inc. Или, если точнее, подразделение AIG — AIG FP.

Подразделение AIG Financial Products, созданное в 1987 году бывшими сотрудниками отдела облигаций Майкла Милкена из Drexel Burnham, возглавлял трейдер Ховард Сосин, который претендовал на создание совершенной модели торговли и оценки процентных свопов. Одним из результатов финансовых инноваций 1980-х годов стало резкое увеличение количества сделок между крупными финансовыми компаниями, связанных с переносом кредитных рисков. Процентные свопы, в которых одна сторона обменивает плавающую процентную ставку на фиксированную процентную ставку другой стороны, как раз и принадлежали к таким инновациям. В свое время Chrysler выпустила облигации через Morgan Stanley, и единственными, кому пришлось взвалить на себя кредитный риск, стали инвесторы, купившие эти облигации. Компания Chrysler могла бы продать облигации и одновременно войти на 10 лет в процентный своп с Morgan Stanley, обменявшись, таким образом, рисками. Если бы Chrysler обанкротилась, держатели ее облигаций определенно понесли бы убытки; в зависимости от типа свопа и изменения процентных ставок Morgan Stanley также мог понести убытки. Если бы банкротство приключилось с Morgan Stanley, пострадала бы и Chrysler, и все прочие, кто имел процентные свопы с Morgan Stanley. Финансовый риск возникал на пустом месте, и его приходилось либо открыто признавать, либо скрывать.

И вот на сцене появляется Сосин со своей новой и якобы совершенной моделью процентных свопов — несмотря на то что на тот момент Drexel Burnham не являлся лидером на рынке процентных свопов. Солидная и авторитетная компания с наивысшим кредитным рейтингом просто не могла не заниматься свопами, долгосрочными опционами и прочими рискованными инновациями. К этой компании предъявлялись два требования. Во-первых, она не должна была относиться к банковским организациям, на которые распространялось банковское регулирование и требования к резервному капиталу, а во-вторых, она должна была иметь возможность скрывать в своем балансе нетипичные риски. Иными словами, она, к примеру, должна была иметь возможность застраховать $100 млрд в низкокачественных ипотечных кредитах и не отчитываться публично о своих действиях. То, что ею оказалась AIG, — чистая случайность; ее место могла бы занять любая компания с рейтингом «три А» и огромным балансом. Berkshire Hathaway, например, или General Electric. Просто AIG подвернулась первой.