Алешкина любовь. Простая история. - Метальников Будимир Алексеевич

— Да что же это такое? — возмутился толстяк, вскакивая. — Я вам отчета давать не обязан. Может, и есть, да я вам не дам. Понятно?

— Понятно! — повеселела Сашка. — Дашь!

— А я сказал — нет. Это у нас дефицит. Я знаю, кому что нужно, а вас, простите, первый раз вижу.

— Ничего, узнаешь, я теперь с тебя живого не слезу! — пригрозила Сашка.

— Вот это да. Сдавайся, Иван Иванович, пока не поздно! — рассмеялся Данилов, очень довольный тем маленьким испытанием, которое он устроил Сашке. И все, кто до сих пор без особого удовольствия наблюдал за этой сценой, точно по команде заулыбались.

Данилов, предупредительно пропустив Сашку впереди себя, выходит с ней на улицу.

— Эх, благодать-то какая! — жадно набирает он полную грудь воздуха. — А где же ваша лошадь?

Сашка хитро сморщила нос и развела руками:

— Видно, не дождалась. Сама домой ушла, — и, не выдержав, засмеялась.

Данилов тоже рассмеялся:

— Ну и хитра!

Сашка вдруг застеснялась.

— Вы уж извините, если что не так…

— Ничего, ничего! Мне было очень приятно познакомиться с вами поближе. По-моему, вы молодец!

Сашка быстро вскинула на него глаза.

— Вы — тоже ничего! — похвалила она его, опуская глаза.

Данилов изумленно вскинул брови, в глазах его мелькнули смех, удивление, но он сдержался и только весело сказал:

— Выходит, мы понравились друг другу? Ну и прекрасно. Приятней будет работать. Ну, а поскольку лошадь ваша убежала, то… Прошу! — открыл он дверцу машины. — А я с удовольствием пешочком пройдусь!

— Ну спасибо! — вздохнула Сашка. — Очень вы меня выручили. Приезжайте к нам.

— Обязательно. Вы тоже, если будет трудно, обращайтесь без стеснения. Всегда буду рад помочь, чем смогу.

— Ладно! — повеселела Сашка и полезла в машину.

Шофером оказалась женщина, приблизительно одних лет с Сашкой. На ней была мужская шапка-ушанка, так что Сашка не сразу разглядела ее. А увидев, обрадовалась:

— Ой, милая, а я было тебя за мужика приняла! Давно служишь-то?

— Третий год.

— Андрея Егорыча возишь?

— Бывает и его…

— Как он… из себя-то?

— Ничего…

— Ну, скажешь тоже… А по-моему, мужчина — что надо!.. Женатый?

Женщина кивнула.

Сашка вздохнула.

— Дети есть?

— Двое.

Сашка еще раз вздохнула, помолчала и снова спросила:

— Жена-то красивая?

— Не сказала бы…

Сашка сразу оживилась:

— Да ну?! — и, откинувшись на спинку сиденья, мечтательно улыбнулась.

Метет в поле февральская поземка, наметает снежные заструги на дороге, причудливые сугробы возле заборов и сараев. С иной крыши ветер дочиста сметет снег, а на другой навьет целый стог со свешивающимися вниз закраинами.

Но пригрело солнце, и свесилась с крыши первая маленькая сосулька. С каждым утром она становится все длиннее, длиннее, рядом с ней появляются другие…

И вот сорвалась первая капля, вторая, третья… Капель становится все чаще, а сосульки укорачиваются, и тогда наступает весна воды. Бесчисленные ручьи бегут по дорогам, по оврагам, по бороздам пахоты, унося последние остатки снега.

…По загону скачут, нелепо выкидывая ноги, молоденькие телята и буйно ревет скотина, просясь из темных хлевов на волю, на солнце.

Сашка и Авдотья стоят на скотном дворе.

— Ну слава богу! — вздыхает Авдотья, щурясь на солнышко. — До тепла дожили. Уж я и не чаяла, как этих теляток выходить.

— Ничего! — повторяет Сашка свою любимую поговорку. — Глаза боятся — руки делают.

— Ой, не скажи. Уж такого страху я с ними натерпелась, такого страху, что вот тебе, Сашенька, мое последнее слово — ежели хочешь, чтобы я и дальше тут заведовала, — беспременно строй мне новый телятник! А не то — откажусь. У меня сердце слабое.

— А что? — задорно отвечает Сашка — построим! Андрей Егорыч тоже наказывал — берите, мол, ссуду и стройтесь. Государство в этом деле нам навстречу идет и большие ссуды отпускает. Вот приедет Андрей Егорыч и посоветуемся…

Авдотья искоса осматривает Сашку и смеется:

— Я смотрю, с языка у тебя этот Андрей Егорыч не сходит…

Сашка хотела что-то ответить, но, насторожившись, прислушивается.

— Слышишь? Трактора! Наконец-то!

Она срывается с места и бежит на улицу.

По улице и в самом деле шли два маленьких колесных трактора. И как только Сашка увидела их, радость померкла на ее лице. Машины останавливаются по ее знаку. Она подходит к ним.

— А остальные где? — сурово спрашивает она переднего тракториста.

— Стоят, Александра Васильевна, — виновато разводит руками тракторист. — Говорят, в РТС гильз цилиндровых нет.

— А когда будут?

— А кто ж их знает? — отвечает ей на этот же вопрос какой-то мужчина в замасленной телогрейке. — Вон сколько их стоит, и все из-за гильз.

И он показал рукой на добрый десяток машин, выстроившихся во дворе РТС.

Сашка растерянно оглядывает двор и срывает злость на стоящем рядом невозмутимом Лыкове.

— А ты что стоишь как пень, рот боишься открыть? Объясни ему, может, мои слова до него не доходят — не можем мы больше ждать! Земля посохнет!

— Да что ж объяснять-то, — вяло пожимает плечами Лыков. — Сама слыхала. А на нет — суда нет.

— Как так нет? — возмущается Сашка. — Должен быть! Черти! Обиралы! Чтоб я еще к вам сунулась с ремонтом! Сами все будем делать. Посмотрим, что вы тогда запоете!

— Баба с возу — кобыле легче! — флегматично сплевывает мужчина в телогрейке.

Красное вечернее солнце спустилось так низко, что каждая кочечка на дороге стала отбрасывать черную резкую тень, и дорога от этого стала казаться еще более разбитой и ухабистой.

По дороге катится бричка. В ней сидят Сашка и Лыков. Молчат.

— А ты словно воды в рот набрал! Слово вымолвить боится! — заворчала Сашка. — Никакой помощи, а еще мужик называется.

— Чего же тебе помогать? — усмехнулся Лыков. — Ты и сама орать горазда. Таким языком лапти, плесть можно.

Сашка пристально посмотрела на него, покачала головой.

— Ох, Егор! Недобрый ты человек! Хотела бы я знать, о чем ты, например, по ночам думаешь?

— А ты? — хмыкнул Егор.

— Мало ли! У меня забот полон рот… Да вот у тебя, вижу я, об артельном деле сердце не заболит, нет!

— Ну, для артельных дел день есть! — сердито ответил Егор, но тут же снова хмыкнул и подтолкнул ее в бок. — А ночь господь бог для других дел сотворил, смекаешь?

— А ну тебя! — презрительно скривила губы Сашка. — Песок скоро посыплется, а туда же — кобелиные мысли из головы выкинуть не можешь.

Егор обиделся и отвернулся…

…И еще какое-то время ехали они молча. Потом Сашка вдруг встрепенулась.

— Слышь-ка, Егор! А ведь бригадир этот тракторный не иначе как пьяница!

— С чего это ты взяла?

— Да вы, мужики, все пьяницы. Слышь, я вам сама на свои вдовьи денежки сколько хошь водки куплю, а ты уговори его, чтоб он, значит, нам эти гильзы раздобыл, и без очереди, а?

— Лихо! — качнул Егор головой. — Значит, ты мне такое производственное задание даешь?

— Даю!

— Ну что ж, — заулыбался Егор. — Это дело по мне!

Сашка тоже засмеялась, потом рассеянно глянула на зеленеющее поле озими, мимо которого они проезжали, и вдруг схватилась за вожжи.

— Тпру! Стой!

— Чего ты?

— Смотри! — показала она на поле. — Овцы! А ну, давай поймаем — и штраф!

Она спрыгнула с брички и обернулась к нему.

— Ну, чего ждешь?

Егор из-под ладони посмотрел на поле…

— Да ну, — протянул он. — Разве их поймаешь?

— А я говорю, надо поймать! Хватит баловства. Постановление специальное об этом есть. Давай-давай, заходи справа, а я отсюда… Ну, какого ты?

— Нет уж. Сама говорила, стар я. Чего ж мне теперь по полю сигать? Лови, коль побегать охота! — насмешливо ответил Егор и не двинулся с места.