Атомная крепость - Иван Цацулин

– Добрый вечер, мистер Прайс. Явился по вашему вызову.

«Вот оно что, этот Гарольд – тоже Прайс!» – друзья значительно переглянулись – это становилось интересным; оказывается, один Прайс шпионил за другим.

Гарольд Прайс ответил. У него был грубый, слегка хриплый голос, с повелительными интонациями человека, привыкшего к бесцеремонности.

– Хэлло, Краус, рад вас видеть. Мне казалось, что вы и без моего вызова должны были поспешить ко мае. К сожалению, этого не случилось. Хотел бы знать, почему?

– Это допрос, мистер Прайс?

– К чему формальности? Не хватало еще, чтобы вы величали меня мистером Гарольдом Прайсом-младшим.

– Это только соответствовало бы действительности, – заметил Краус.

– Шутки в сторону, дружище, садитесь вот сюда, поближе, и давайте побеседуем.

Последовала пауза – очевидно, Краус занимал указанное ему место, затем Гарольд Прайс продолжал:

– Куда вы столь таинственно исчезли после того, как я избавил вас от суда и тюрьмы там, в Западной Германии?

– Меня пригласил к себе на службу ваш отец, мистер Уильям Прайс.

Вот оно что, Гарольд Прайс – сын хозяина виллы!

– И куда же вы спрятались от меня? – допытывался Гарольд Прайс.

– Я получил специальное назначение и уехал… – Краус замялся, не желая, видимо, сообщить, куда именно он уехал.

Пока все это для летчиков не представляло никакого интереса. Но уже следующий вопрос Прайса-младшего заставил их насторожиться.

– И вы уехали в Азию? Не так ли? Могу вас заверить, это-то мне известно. Но я хотел бы, чтобы вы информировали меня об условиях вашей работы там под руководством Каррайта.

– Н-но в моей работе нет ничего примечательного…

Прайс-младший хрипло рассмеялся.

– Об этом предоставьте судить мне, – в его голосе послышалась скрытая угроза. – Вспомните, Генрих фон Краус, некоторые детали вашей биографии: служба в эсэсовских частях, вы – доверенное лицо ставки Гитлера… Затем вам не повезло, вы встретились со своим старым коллегой, этим русским профессором Ясным, и попали к партизанам. Встреча стоила бы вам головы. Вы спаслись тогда не только благодаря случайности, но и потому, что мои люди вовремя пришли вам на помощь. Так или нет?

– Да, так…

– Затем печальные события мая сорок пятого года – русские взяли Берлин, вы бежали на запад, попали в руки французов и очутились в тюрьме. Вас должны были предать суду военного трибунала и судить. Так? Конечно же, так. Но я снова пришел к вам на помощь – это стоило мне немало денег и забот, – и вы снова оказались на свободе. Не думаете ли вы, что я все эти годы опекал вас из филантропических соображений? О нет, просто вы нужны мне, ведь мои заводы изготовляют оружие, и атомное в том числе. Но вы исчезли, даже не оставив адреса.

– Чего вы хотите от меня? – упавшим голосом спросил Краус.

– Вы должны рассказать мне, чем занимаетесь на службе у моего отца.

– Я не могу никому говорить об этом, не имею права, – почти прошептал Краус. – Если я нарушу свои обязательства перед вашим отцом, я погиб, и на этот раз даже вам не удастся спасти меня.

– И все-таки вам придется отвечать мне, – жестко сказал Прайс-младший. – У меня нет иного выхода. Я работаю, прилагаю все усилия к тому, чтобы заводы нашей фирмы производили как можно больше оружия, я мечусь по всему свету… Вот только что возвратился из Испании, где вел переговоры с Франко… А мой отец… С некоторого времени я не понимаю его: он слушает меня, но не слышит, мои дела мало интересуют его. Он смотрит на меня, как будто я занимаюсь какими-то пустяками, и лишь он один знает смысл, так сказать, всего сущего. Это очень грустно. Я пришел к выводу, что стариком овладела какая-то навязчивая идея. А я знаю моего отца – он не такой человек, чтобы не работать практически над осуществлением этой, засевшей в его мозгу идеи. Так в чем же дело? Объясните мне.

– Я не могу говорить на эту тему, – повторил Краус.

– Не можете? Как бы вам не пришлось в этом раскаиваться, – заговорил Прайс требовательно. – Я хорошо знаю своего отца… Боюсь, что он задумал нечто страшное, необычное и именно поэтому и не посвящает меня в свои дела. Впрочем, я в этом абсолютно уверен. Скажите, Краус, где находится профессор Старк? Он нужен мне.

– Он в заключении.

– Об этом я догадывался. Где именно?

– Не знаю.

– Вы лжете, Краус… Скажите, по какой причине Старк впал в немилость? Ведь он и мой отец были друзьями.

– Не могу утверждать определенно, – неохотно заговорил Краус, – но, кажется, именно это-то и погубило его… Сэр Уильям посвятил профессора в свои дела, а тот… не согласился с ним, и тогда сэру Уильяму пришлось его… изолировать.

– Что же стало известно Старку?

– Он узнал о назначении Стального зала. Этого вполне достаточно, чтобы остаться без головы.

– Вы часто бываете здесь, на вилле отца?

– Н-нет… Два дня назад я прибыл сюда по специальному вызову.

– Да, но вы не хотите сказать мне, что вы несколько раньше прожили здесь целый год… Молчите! Не отрицайте!.. А вы не такой человек, чтобы не ориентироваться в обстановке… Где находится этот Стальной зал?

– Не знаю.

– Вы опять лжете.

– Я знаю только, что пройти в Стальной зал можно лишь через личный кабинет вашего отца. Но мне неизвестно, где именно находится этот кабинет, а стало быть, и о Стальном зале я вам ничего определенного сказать не могу. Прошу верить моему слову.

– Кто же имеет туда доступ, кроме моего отца?

– Мистер Джонстон…

– Как, этот выживший из ума звездочет? Еще кто?

– Кажется, Чарли Скаддер.

– Что вам известно об этом субъекте?

– Чикагский гангстер… Скаддер был присужден к казни на электрическом стуле за многочисленные убийства. Он уже сидел в камере смертников, когда в Синг-Синг пожаловал ваш отец… И теперь Скаддер – его раб.

– Да, мой отец умеет подбирать себе помощников… Жаль, что вы сегодня неразговорчивы, Краус. Решили отмалчиваться? Поздно! Я сумею заставить вас говорить, сумею заставить вас служить мне!.. Вы думаете, что я еще ничего не знаю… Ошибаетесь. Посмотрите сюда… Что вы видите?

Краус ответил:

– Клочок копировальной бумаги.

– Да, это всего лишь клочок копировальной бумаги, но он из того самого кабинета моего отца, местоположение которого вам якобы неизвестно. И вот по этому клочку бумаги я узнал, что старик занят работой над планами «Бездна» и «Космос». Знаете ли вы, что это за планы, осуществлению которых он посвятил всего себя? И почему эти секретные планы зашифрованы названиями «Бездна» и «Космос»?

Снова заговорил фон Краус, и в его голосе слышался теперь неподдельный ужас:

– Я не знаком с этими планами, нет, я ничего не знаю… «Бездна»! Я знаю лишь то, что касается непосредственно моей работы, а это только один небольшой участок того дела, которым занят ваш отец. Гарольд Прайс, во имя моей преданности вам, заклинаю вас оставить попытки проникнуть в тайну…

– Стального зала?

– Вы погубите себя, – продолжал почти кричать Краус. – Если Прайс-старший увидит в вас помеху к осуществлению своих замыслов, он не остановится ни перед чем. Он беспощаден.

Гарольд Прайс ответил почти равнодушным тоном:

– Спасибо за предупреждение, Краус. Я тоже не из сентиментальных, вы это знаете. Сейчас я очень обеспокоен, только и всего. Я вооружаю против Советского Союза всех, кого еще можно вооружить, а моего отца, смертельно ненавидящего русских, все это как будто ничуть не интересует. Чем же он занят? Это я должен узнать во что бы то ни стало. Почему он скрывает свои замыслы от меня?

– А вы бы прямо спросили об этом его самого, – посоветовал Краус.

Гарольд Прайс иронически возразил:

– Вы же сами предупреждали меня… К тому же отца сейчас нет здесь, он у себя в правлении «Интэрнейшнл Уран» на Уолл-стрите. Итак, Краус, прежде чем вы покинете виллу, вы должны получить мои указания в отношении дел, которыми волею судеб вам приходится заниматься.

– Слушаюсь, – покорно ответил Краус.

В микрофоне что-то щелкнуло, по-видимому его переключили, и невидимый голос спросил:

– Запись беседы представить вам, сэр?

Агент Уильяма Прайса, снова по ошибке, обратился к летчикам. Гейм и Финчли обменялись взглядами. Надо было что-то ответить, немедленно ответить, чтобы не возбудить подозрений.

– Нет, – пробурчал Финчли.

– Запись беседы хранить или прикажете уничтожить, сэр? – продолжал допытываться агент.

– Уничтожить, – снова пробормотал Финчли, намеренно глухим, искаженным голосом.

– Слушаюсь, сэр.

Снова послышался легкий щелчок. Друзья вскочили на ноги и бросились вон из комнаты. Никем не замеченные, они прошли между цветущих клумб и по дорожке направились в глубь парка. Здесь было сыро и совершенно темно. Молча удаляясь от дома, летчики оставили затем дорожку, поднялись на невысокий холм и уселись прямо на траву.

Говорить не хотелось – не было никакой уверенности в том, что аппараты подслушивания и звукозаписи не расставлены и здесь, где-нибудь совсем рядом. Наоборот, можно было быть уверенными, что дело обстоит именно так.