Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство - Александр Козенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пасхальную неделю 1895 г. Ада с матерью проводила в Париже. Этим не преминул воспользоваться Джон и тоже отправился в этот город – столицу светских развлечений и особого шарма. Миссис Купер все время проводила в модных магазинах, где обзаводилась новыми туалетами. Поэтому встречам Джона и Ады никто не мешал.
Но, когда он приехал, Ада встретила его равнодушно. По дороге из отеля она была немногословна, если Джон обращался к ней, отвечала односложно, посматривая на него украдкой с выражением растерянности и страха. Они шли по Кур-ля-Рэн, где находился отель Ады – белое приветливое здание с зелеными маркизами, выглядывающее из густой листвы платанов. Пройдя по набережной, они направились в Булонский лес. Джон шел за Адой по тенистой аллее, которая круто заворачивала к маленькому фонтану. Они сели перед миниатюрной зеленовато-бронзовой Ниобеей с распущенными волосами, окутывающими ее до стройных бедер, которая смотрела на наплаканный ею прудок. Джон ощущал неодолимое стремление быть рядом с Адой, касаться ее, чувствовать, что ее нежный голос и ласковая улыбка обращены к нему. Джон коснулся ее рук, но она сразу же отдернула руки с неподдельным испугом, и на лице ее выступил густой румянец. Джон, не говоря ни слова, посмотрел на нее, и во взгляде его ясно читались мука и вожделение. Джон заговорил, скорее для того, чтобы дать выход бурлившим в нем чувствам, нежели высказать то, что он хотел сказать.
– В чем дело Ада? Почему вы так…
Она ничего не ответила, но быстро поднялась, и всю обратную дорогу к отелю они молчали.
Джон понимал, что Ада замужем и, несмотря на то что она не любит супруга, для нее унизителен адюльтер. Сам же он днем и ночью думал лишь о том, чтобы быть около нее. Общепринятая мораль значила для него теперь не больше, чем туман, бесплотный призрак, временами становившийся поперек дороги, по которой вела его страсть. Он оказался лицом к лицу с двумя неприятными, тягостными, но неизбежными ощущениями, которые мучили его, жалили в самое сердце, занимали все его помыслы, – неутоленным вожделением и боязнью заставить Аду страдать. Страсть вызвала в нем смятение чувств, не позволявшее ему увидеть выход из создавшегося положения. Он осознал, что не может ни оставить Аду, ни заставить ее страдать.
Так продолжалось некоторое время. В некоторые дни Ада едва говорила с ним, отшатывалась, если он случайно дотрагивался до нее, и старалась не оставаться с ним наедине, в другие казалась такой же спокойной и дружелюбной, как прежде, но и тогда у него создавалось впечатление, что она принуждает себя не думать, не чувствовать, а просто жить настоящей минутой. Она старалась не касаться его, если могла этого избежать, ему редко удавалось поймать ее взгляд, если тот становился нежным и сияющим, глаза ее стремительно прятались под вуалью темных ресниц прежде, чем он успевал понять, что этот взгляд выражает. В свою очередь, Джон временами бывал с Адой холоден, почти угрюм, иногда до крайности молчалив. Порой в голосе его прорывалась нежность.
Как-то, подойдя к их отелю во второй половине дня, Джон встретил миссис Купер, направляющуюся в магазины. Она сказала, что Ада пошла гулять в Тюильри, взяв с собой книгу. Идя по аллее, посыпанной белесым песком, Джон увидел Аду, сидящей на садовой скамье; упершись локтями в колени, она обхватила подбородок ладонями, рядом лежала открытая книга. Джон снял шляпу.
– Могу я составить вам компанию? Или мне уйти? – спросил он.
Она испуганно взглянула на него, немного приподнявшись.
– Так было бы лучше, – ответила она, но затем, как будто извиняясь за эти странные слова, протянула руку и воскликнула:
– Ох, нет! Конечно, давайте поговорим, если вам хочется.
– Я больше всего люблю этот час, – проговорила Ада. – День как будто засыпает, отдыхает после того, как прошел экватор, и перед тем, как начать клониться к вечеру.
Она сидела, слегка склонив голову набок и улыбаясь. Джон, как всегда не сводивший с нее глаз, заметил, что улыбка постепенно исчезла с ее лица и на нем вновь проступили усталость и беспокойство. Он взял ее книгу и стал перелистывать страницы, чувствуя, что это привычное занятие помогает удержать подступавший к горлу комок. Внезапно Ада сказала:
– Зачем Вселенной нужны люди? Они лишь нарушают ее гармонию. Как она была бы прекрасна, если бы не мы – ужасные, невыносимые создания.
Джон понял ее настроение и, сев к ней в пол оборота, ответил:
– С их помощью Вселенная познает себя, ведь человек – часть Вселенной, да и кто без него оценил бы ее гармонию?
Он стиснул переплетенные пальцы, стараясь избавиться от нахлынувших на него тоски и озлобления.
Вдруг он почувствовал, что его мягко потянули за рукав. Обернувшись, он увидел такое жалобное, трогательное выражение на ее узком овальном лице с большими карими глазами, что все прежние чувства испарились, и он думал теперь лишь о том, как сделать, чтобы в ее глазах снова, как обычно, заблестел огонек. Он заговорил о книге, обо всем, что только могло прийти ему в голову, и лицо Ады постепенно прояснилось; она смотрела на него приветливо и дружески. Так, разговаривая и читая, они просидели там долгое время. Тени деревьев постепенно удлинялись.
Ада сказала:
– Мне пора возвращаться.
Но Джон уже не мог сдерживать своих чувств.
– Я люблю вас Ада! Я люблю вас. Боже мой, что я говорю!
Он опустил голову, почти коснувшись ее рук; одна из них скользнула вверх и с какой-то застенчивой лаской пригладила ему волосы. Подняв голову снова, он увидел, что глаза ее влажны, в них светится нежность, и тогда он понял, что она рада. Он едва не задохнулся от счастья, сердце его дрогнуло, однако слезы в ее глазах помогли ему взять себя в руки.
– Дорогая моя, простите меня, я не смог удержаться. Забудьте то, что я сказал, не сердитесь. Я не сумел совладать с собой, вы ведь так прекрасны… так прекрасны…
Он говорил короткими, отрывистыми фразами, с трудом вбирая воздух.
Она улыбалась ему нежно и грустно, и в какое-то мгновение он заметил, что в ее глазах, словно откровение, блеснула искорка любви. Губы ее все еще дрожали, и она крепко держала его под руку.
По дороге Джон нежно сказал Аде:
– Что бы ни случилось, милая, это был лучший час в моей жизни.
Через какое-то время Ада заметила со вздохом:
– Взгляните! Вечер нисходит на город, как тихое благословение, такое нежное, кроткое…
– Да, – промолвил Джон.
Глаза их на мгновение встретились, но никто больше не нарушил тишину.
Когда они подошли к отелю, Джон стал прощаться. Стоя на ступеньках, Ада обернулась.
– Доброй ночи, друг мой. Доброй ночи! – она еще раз протянула ему руку. Ее глаза в неверном свете газовых фонарей казались неестественно большими. Джон стоял со шляпой в руках, пока она не скрылась из виду – он не мог говорить. Его любовь к Аде и ее любовь к нему помогли определить Джону его место в жизни. Тесно общаясь с ним, она заметила то, что он лишь смутно чувствовал, – склонность к литературному творчеству. Надо было как-то преодолеть его сомнения и вселить в него уверенность.
На Пасху 1895 г. миссис Купер с дочерью уезжали из Парижа. Это был один из последних апрельских дней. Небо затянули рыхлые серые облака, кое-где подсвеченные бледными лучами солнца. Джон пошел провожать их на Северный вокзал Парижа. И, прощаясь, Ада, чтобы ее слова лучше врезались ему в память, сказала:
– Почему вы не пишете? Вы же для этого созданы.
И Джон начал писать. Уже в Лондоне Ада стала первой слушательницей его литературных опытов. Они стали регулярно встречаться, и это окончательно их сблизило.
Глава 10
С кем, как не с Адой, вселившей в него такую уверенность в способность писать, Джон мог обсудить сюжеты своих будущих произведений. Они встречаются в доме замужней сестры Джона Лилиан. Он ждал ее в маленькой гостиной сестры, отделанной в стиле Людовика XV, с крошечным балкончиком, всегда украшенным летом цветущей геранью.
– Миссис Голсуорси, – доложил лакей.
И когда она вошла к нему в сером бархатном платье, протянув руку и слегка улыбаясь, он не мог на мгновение не залюбоваться ее мягкими темными глазами, пышными волосами и грациозностью движений.
Подали чай в чашечках из тонкого китайского фарфора и миндальные бисквиты. После обмена новостями Джон посвятил Аду в свои раздумья:
– О чем он может писать? Что он знает? Ведь его жизненный опыт ничтожен. Некоторый интерес могут представлять впечатления, полученные во время его длительных путешествий, да, пожалуй, и история их взаимоотношений.
К его радости она ответила:
– Я не только согласна, чтобы эта история неудачного брака и попытка выхода из создавшегося невыносимого положения была описана, но и попытаюсь поведать о чувствах женщины в подобной ситуации. Что же касается твоих путевых впечатлений, так это сейчас модная тема. Колонии с разных сторон освещены в творчестве Редьярда Киплинга и Фрэнсиса Брет Гарта, Роберта Льюиса Стивенсона и Джозефа Конрада. Красоты Индии и тихоокеанских островов, тропические джунгли и южные моря давно стали привычным фоном, на котором разворачивается действие.