Ганнибал: Восхождение - Томас Харрис

— Инспектор Попиль! Я просто счастлив, что вы смогли приехать. Вы, разумеется, меня не помните, но я…

Инспектор некоторое время пристально смотрел на комиссара.

— Ну как же, конечно, помню. Комиссар Бальмэн. Вы доставили Дерэ в Нюрнберг и сидели позади него во время процесса.

— А я видел, как вы выступали свидетелем на этом процессе.

— Итак, что у нас здесь имеется?

Лоран, помощник владельца похоронного бюро, снял покрывавшую труп простыню.

Тело мясника Поля было все еще в одежде, его крест-накрест пересекали диагональные красные полосы там, где одежда не была насквозь пропитана кровью. Головы у него не было.

— Поль Момун… или большая его часть, — сказал комиссар. — У вас его досье?

Попиль кивнул:

— Краткое и отвратительное. Он транспортировал евреев из Орлеана. — Инспектор задумчиво посмотрел на труп, обошел вокруг, приподнял руку Поля. Грубая татуировка теперь, на бледной коже, выглядела ярче. Попиль заговорил снова, тихо, словно разговаривал сам с собой: — У него на руках оборонительные травмы, но ссадинам на костяшках уже несколько дней. Он не так давно дрался.

— И к тому же часто, — ответил Роже.

Вмешался его помощник Лоран.

— В прошлое воскресенье подрался в баре, выбил зубы одному мужчине и еще — женщине, — пропищал он и подергал головой, чтобы показать, с какой силой были нанесены удары, высокая прическа «помпадур» подпрыгивала на его маленькой голове.

— Список, пожалуйста. Его недавних противников, — произнес инспектор Попиль. Он наклонился над трупом и принюхался. — Вы ничего не делали с его телом, господин Роже?

— Нет, господин инспектор. Комиссар специально запретил мне это.

Инспектор Попиль жестом подозвал его к бальзамировочному столу. Лоран тоже подошел.

— Что это за запах? Похоже на то, чем вы здесь пользуетесь?

— По-моему, пахнет цианидом, — заметил владелец похоронного бюро. — Значит, его сначала отравили!

— Цианид пахнет жженым миндалем, — возразил Попиль.

— Пахнет, как лекарство от зубной боли, — сказал Лоран, бессознательно потирая щеку.

Роже повернулся к помощнику:

— Ну и кретин! Где же ты увидел его зубы?

— Да. Это — гвоздичное масло, — заключил инспектор Попиль. — Комиссар, можем мы вызвать аптекаря и проверить его регистрационные книги?

Под руководством шеф-повара Ганнибал запек великолепную рыбу с приправами, обваляв ее в бретонской морской соли прямо в чешуе; теперь он уже вынул ее из духовки. Солевая корка сломалась и отвалилась, как только повар постучал по ней тупой стороной ножа, с коркой вместе отошла и чешуя, и всю кухню заполнил замечательный аромат.

— Смотри-ка, Ганнибал, — сказал шеф-повар. — Самые лучшие куски у рыбы — это щеки. Это относится и ко многим другим существам. Когда разделываешь рыбу за обедом, следует дать одну щеку мадам, а другую — почетному гостю. Но конечно, если ты раскладываешь ее по тарелкам здесь, на кухне, то обе щеки съедаешь сам.

На кухне появился Серж — принес продукты с рынка. Он стал распаковывать их и раскладывать по местам.

Следом за ним в кухню тихо вошла леди Мурасаки.

— Я встретился с Лораном в баре «Petit Zinc»[23], — сказал Серж. — Они так и не нашли проклятую голову этого урода-мясника. Лоран сказал, от трупа пахнет — только представьте себе! — гвоздичным маслом, которым зубы лечат. Он сказал…

Ганнибал поспешил проводить леди Мурасаки и Сержа прочь из кухни.

— Вам в самом деле надо бы что-то съесть, миледи. А эта рыба просто очень хороша, — сказал он.

— А я принес с рынка персиковое мороженое, — добавил Серж. — Со свежими персиками.

Леди Мурасаки долгий миг вглядывалась в глаза Ганнибала. Он улыбался ей, совершенно спокойный.

— Персик! — произнес он.

23

Полночь; леди Мурасаки лежит в постели, в открытое окно легкий ветерок доносит аромат мимозы, цветущей внизу, в одном из уголков двора. Она откинула покрывала, чтобы ощутить прохладное дуновение на обнаженных руках и ногах. Глаза ее открыты, взгляд устремлен на неосвещенный потолок, она ощущает, даже слышит, как моргают ее веки.

Внизу, во дворе, старая собака пошевелилась во сне, втянула воздух расширившимися ноздрями. Шкура у нее на лбу морщится на мгновение, но она снова успокаивается и погружается в сладкий сон об охоте, ощущая в пасти вкус крови.

В темноте над спальней леди Мурасаки скрипнул пол на чердаке. Какая-то тяжесть на досках пола, не просто пискнула, пробегая, мышь. Леди Мурасаки глубоко вздохнула и быстро спустила ноги с кровати, встав босиком на каменный пол спальни. Накинула легкое кимоно, коснулась волос, вынула из вазы в передней цветы и, неся в руке лампу со свечой, стала подниматься по лестнице.

Резная маска на чердачной двери улыбнулась ей. Леди Мурасаки приподнялась на носках, приложила к маске руку и толкнула дверь. Она почувствовала, как сквозняк прижал кимоно к спине, легонько подталкивая ее внутрь, и увидела, что в дальнем конце чердака мерцает свет. Леди Мурасаки направилась к нему, свет ее лампы играл на следивших за ней масках театра Но, а марионетки, свисавшие с перекладины, жестикулировали ей вслед в дыхании поколебленного ее приходом воздуха. Мимо плетенных из ивовых прутьев корзин и обклеенных ярлыками чемоданов, скопившихся за годы ее жизни с Робертом, она шла к семейному алтарю и к доспехам, перед которыми горели свечи.

На алтаре, перед доспехами, стоял темный предмет. Леди Мурасаки увидела его силуэт на фоне свечей. Она поставила лампу со свечой на ящик рядом с алтарем и смотрела на темный предмет долго и пристально. Голова мясника Поля стояла в мелкой вазе для цветов. Его лицо было бледно и чисто вымыто, губы целы, но щек на лице не было, и немного крови вылилось изо рта Поля в вазу. Кровь стояла в вазе, будто вода под композицией из цветов. К волосам Поля был прикреплен ярлык. На ярлыке — надпись по-французски, каллиграфическим почерком: «Момун. Магазин „Прекрасное мясо“».

Голова Поля повернута лицом к доспехам, взгляд поднят к маске самурая. Леди Мурасаки тоже повернулась к доспехам, подняла к маске лицо и проговорила по-японски:

— Приветствую тебя, досточтимый предок. Пожалуйста, прости нам этот неподобающий букет. Со всем уважением к тебе должна сказать, что я имела в виду не такую помощь.

Она машинально подняла с пола увядший цветок с ленточкой и положила его в рукав, глаза ее беспрестанно двигались, оглядывая все вокруг. Большой меч висел на месте, боевой топор — тоже. Малого меча на стенде не было.

Леди Мурасаки отступила назад, прошла к окну и открыла раму. Сделала глубокий вдох. В ушах отдавалось биение ее собственного пульса. Ветерок заставлял трепетать ее кимоно и огоньки свечей.

Послышался негромкий шум позади театральных костюмов Но. У одной из масок ожили глаза. Они наблюдали за ней.

— Приветствую тебя, Ганнибал, — сказала она по-японски.

Из темноты послышался ответ, тоже по-японски:

— Приветствую вас, миледи.

— Можно, мы продолжим по-английски, Ганнибал? Есть вещи, которые мне хотелось бы сохранить в тайне от моего предка.

— Как пожелаете, миледи. В любом случае мы уже исчерпали мой запас японских слов.

Он вышел в круг света от лампы, держа в руках малый меч и тряпку, которой он его протирал. Леди Мурасаки подошла к мальчику. Большой меч — на своем месте, она сможет до него дотянуться, если понадобится.

— Я воспользовался бы мясницким ножом, — сказал Ганнибал. — Но я взял меч Масамуне-доно, потому что это показалось мне подобающим случаю. Надеюсь, вы не против. Клянусь, на острие — ни одной щербинки. Мясник был мягкий, как масло.

— Я боюсь за тебя.

— Прошу вас, не тревожьтесь. Я избавлюсь от… нее.

— Ты не должен был совершать такое ради меня.

— Я сделал это ради себя, потому что высоко ценю вас как личность, леди Мурасаки. На вас вовсе нет вины за содеянное мной. Мне кажется, что Масамуне-доно позволил воспользоваться его мечом. Это и в самом деле поразительное орудие боя.

Ганнибал вложил малый меч в ножны и, сделав жест уважения в сторону доспехов, вернул меч на его место на стенде.

— Вы дрожите, миледи, — произнес он. — Вы прекрасно владеете собой, но вы трепещете, словно птичка. Я никогда не приблизился бы к вам без цветов. Я люблю вас, леди Мурасаки.

Внизу, за оградой двора, послышался двунотный звук французской полицейской сирены. Он раздался один раз и смолк. Собака поднялась с места и вышла к воротам — лаять.

Леди Мурасаки бросилась к Ганнибалу, взяла его руки в свои и прижала к щекам его ладони. Поцеловала его в лоб и прошептала — но нервное напряжение слышалось даже в ее шепоте:

— Скорей! Вымой руки, ототри их как следует! У Чио в комнате есть лимоны.