Среди красных вождей том 2 - Георгий Соломон (Исецкий)

Как и во всех советских организациях, так и у нас в Ревелe, имелась коммунистическая ячейка, в ко­торую входили все коммунисты, как сотрудники Гуков­ского, так и мои. Естественно, что борьба перенеслась и в нее. Происходили бурные собрания, на которых страсти разгорались чуть не до рукопашной и сыпались друг на друга самые резкие обвинения. Я старался как мог, их сдерживать, но моего влияния было недостаточ­но, особенно в виду того, что Гуковский принимавший в них деятельное участие старался в своих интересах разжигать страсти и вызывать по своему адресу са­мые оскорбительные выходки, что было ему на руку, ибо давало ему материал для его писем - доносов, центральной фигурой которых был я… Седельников охот­но — по свойству своей бурной натуры — шел на эту провокацию. И страсти кипели. Моя сдержанность, мое note 89стремление, чтобы эта пря вошла хоть в сколько-нибудь приличные границы, разбивались о взаимные старания увеличить драку со стороны Гуковского и Седельникова. Правда, величины эти были несоизмеримы. В то время, как Гуковскому было выгодно мутить воду в интересах собственного своего спасения, Седельников преследовал (глупо и бестактно и истерично, но честно) инте­ресы дела, как такового. И этим он, несмотря на всё мои уговоры воздерживаться, служил, в сущности, видам Гуковского.

Между тем Гуковский развивал широкую "лите­ратурную" деятельность, упражняясь в доносах, кото­рые становились все содержательнее и богаче, ибо, кро­ме меня, объектами их явились теперь и Якубов и С­едельников, которые-де, "возбуждаемые Соломоном", сказали… сделали то-то и то-то… Работал Гуковскийи,естественно работали и его "уголовные друзья".. В конце концов я получил извещение, что ЦК партии, обеспокоенный нашими взаимными трениями, обсуждал этот вопрос в нескольких заседаниях, и в результате бы­ло принято решение послать в Ревель прославившегося своим уменьем заключать мирные договоры, бывшего посла в Берлине! А. А. Иоффе. Известие это дошло до Ревеля и, как следовало ожидать, вызвало массу толков, как в "Петербургской Гостинице", так и в городе. Пошли догадки, поползли слухи… Гуковский торжествовал и сразу же, по получении этого известия, прибежал ко мне…

— Вы тоже получили с сегодняшним курьером известие, что ЦК партии командировал сюда Иоффе? — спросил он, влетев ко мне (насколько это ему позво­ляли его полупарализованные ноги) в кабинет. — Ну, вот теперь и посмотрим, чьи козыри старше, note 90хе-хе-хе!… Видите? Что? Ведь подействовали таки мои пись­ма, хе-хе-хе!.. Быть бычку на веревочке… ох, быть… хе-хе-хе! Ведь Иоффе мой старый друг, мы вместе за­ключали мирный договор с Эстонией… Он знает ме­ня, и знает, что Гуковский (патетическим тоном «благородного отца») всегда стоит за правду, только за правду, хе-хе-хе!…

Я был искренно рад встретиться с Иоффе, которого я видал в последний раз в Берлине незадолго до изгнания нашего посольства из Германии. Иоффе прибыл со специальным поездом. Мы встретились с ним в кабинете Гуковского. После сердечного обмена обыч­ными приветствиями, я ему сказал комплимент по пово­ду громадного количества заключенных им мирных договоров.

— Да, действительно, — сказал он, — мне, таки пришлось поездить… И вот я заключил всего 18 мир­ных договоров и, надеюсь, что мне удастся и здесь, в Ревеле, заключить еще один мирный договор… это будет уже девятнадцатый, — с любезной улыбкой и поклоном сказал он и передал мне письмо, написанное собственноручно Лениным и адресованное Гуковскому и мне.

Вот содержание этого письма (привожу на память):

"Дорогие товарищи, Георгий Александрович и

Исидор Эммануилович.

С великой грустью узнал я о Ваших неладах, которые меня крайне удивляют: Вы оба старые партийные работники и служите одному и тому же делу. И я, как Ваш старый товарищ, именем нашего общего дела призываю Вас к дружной совместной работе. ЦК партии note 91командирует к Вам товарища Иоффе, которому пору­чено уладить Ваши недоразумения, для которых, я верю, нет серьезных оснований.

С сердечным товарищеским приветом

В. Ленин".

И начались "мирные переговоры" или, вернее ска­зать, великая склока. Гуковский жаловался на меня. Ипомере того, как он говорил, Иоффе приходил все вбольшее и большее недоумение… Опять таки не могу при­вести всех дискуссий между нами. Упомяну лишь об известных уже читателю делах с Линдманом, с П. (гвозди) и с цементом, о которых в числе многих других Гуковский и говорил Иоффе, обвиняя меня. Говоря об этих же самых делах и освещая их так, как я в свое время осветил их в настоящих моих воспоминаниях, я поставил Иоффе ребром вопрос:

— Ну, вот, я сказал все в объяснение моих поступков по этим делам… И теперь я спрашиваю вас, Адольф Абрамович, как моего старого товарища, как поступили бы вы сами на моем месте? Аннулировалибы вы договор с П. на поставку гвоздей? Скостили ли бы вы три миллиона семьсот тысяч марок со счетов Линдмана? Потребовали ли бы вы от поставщика цемен­та осуществления поставки и забраковали ли бы вы тот хлам, который он поставил вместо цемента? Ведь я показал вам все документы, все договоры и, таким образом, вы, в качестве нашего судьи, имеете возмож­ность проверить каждое слово, сказанное мною в объяснение моих действий…

Лицо у Иоффе стало очень серьезным. Он на мгновение замялся. Гуковский хотел воспользоваться этой за­минкой и вставить еще что то. К моему удивлению, Иоффе, note 92проводивший все время линию "миротворца" и до некоторой степени ведший себя дипломатически, вдруг решительно и даже гадливо остановил Гуковского и, обра­тившись ко мне, сказал:

— Георгий Александрович, я вас давно и хорошо знаю… мы старые товарищи… и, если и были между нами какие либо недоразумения… там, в Берлине, то в них виноват был я, и даже не я, а разные обстоятельства, от меня независящие… Но во всяком случае я теперь заявляю… слушайте, Исидор Эммануилович, и вы, ибо я говорю это, главным образом, для вас, что все, что вы, Георгий Александрович, сейчас мне сказали, и не только сказали, но и доказали, говорит всецело в Вашу пользу, говорит за то, что вы действовали только в интересах дела… Ну, да одним словом, позвольте вам крепко пожать руку…

— Значит, вставил своим скрипучим голосом Гуковский, — этим вы, Адольф Абрамович, осуждаете мою политику? Да?

— Я сказал Исидор Эммануилович — ответил Иоффе, — и предоставляю вам делать выводы…

— Да, я и сделаю выводы, хе-хе-хе! — сказалГуковский. — Ио моих выводах вы узнаете вскоре…

— Ах, я знаю, я знаю, — скучающим и брезгливым тоном ответил Иоффе. — Пойдут жалобы на ме­ня… Но оставим все это. Я должен выполнить мою миссию… Между вами установились… да иначе и не могло быть… совершенно невозможные отношения, и об этом говорит вся Эстония, и вообще вся заграница… И нам необходимо придти к какому-нибудь соглашению. И вот насколько я знаю из слов Георгия Александровича, вы, Исидор Эммануилович, не следовали тому соглашению, которое вы установили вместе с Георгием note 93Александровичем… Я беру хотя бы дело с Линдманом… вы поз­волили себе выписать чек на 700.000 марок, чем на­рушили ваше обещание не пользоваться, оставленным вам для вида и для соблюдения конвенансов, правом подписи…

В конце концов был выработан "мирный договор" между мною и Гуковским, сводившийся к тому, что он ведает лишь дипломатическую часть, я же тор­говую, и что ни один из нас не имеет права залезать в область другого. Мы оба подписали этот "мирный договор", в который, по моему настоянию, был внесен и такой пункт, что это соглашение представляет собою лишь письменное подтверждение того соглашения, которое состоялось между нами в самом начале моего пребывания в Ревеле.

Надо отметить, что наши "мирные переговоры" про­должались два дня и закончились уже в вагоне Иоффе, в котором он жил во время своей миссии в Ревеле. Кроме Гуковского и меня, в вагоне находились также Якубов и Седельников, с которыми беседовал Иоффе. Якубов, между прочим, очень определенно заявил, что он действует на основании инструкций Раб.-Кр. Инспекции и что едва ли Иоффе нужно вмешиваться в это дело, ибо Гуковский имеет право, в случае недовольства им, как главой ревизионной комиссии, обжаловать его действия установленным порядком уже на суде, так как все поступки Гуковского, выявленные и установленные в порядке ревизии, представляют собою уголовно наказуемые деяния.

И для образца он привел некоторые дела, на которые ревизия обратила внимание и в оценке которых мы с ним вполне сошлись. Тут Седельников за­пальчиво объявил, что он сделает свои показания на суде, перед которым Гуковскому придется отвечать.