Аквитанская львица - Дмитрий Агалаков

— «Папа Евгений Третий, слуга слуг Божьих, премного любимому во Христе сыну моему Людовику Седьмому, славному королю франков, и другим верным слугам Божьим, возлюбленным принцам Галлии! Вам мое приветствие и апостольское благословение!»

Людовик, щеки которого пылали, с трепетом слушал послание Евгения Третьего. А как же иначе? Еще недавно Рим презирал его, называл вероотступником, а теперь — такой поворот. Воистину это начало новой жизни!

— «Сколь много предшественники наши, Римские Понтифики, трудились ради освобождения восточной Церкви! — продолжал папский легат. — Будто бы в трубу небесную вострубил папа Урбан Второй, призывая на избавление Иерусалима сынов святой Римской церкви с разных концов земли. По гласу его сильнейшие воины Французского королевства, а также обитатели Италии, воспламененные жаром любви к Богу, собрали великое войско, которому суждено было пролить немало своей крови. С Божьей помощью они освободили от языческой мерзости Град, где Спаситель страдал за нас и где оставил Он Свой славный гроб в память нам о Своих Страстях, и освободили другие города! Те города благодатью Божьей и ревностью отцов ваших христиане сохраняют до сего дня. Но ныне за грехи наши случилось то, о чем не можем мы поведать без великого горя: град Эдесса был взят, и многие из замков христианских захвачены. Более того: архиепископ Эдессы вместе с клиром и многими прочими христианами был убит, а мощи святых выданы на попрание ногами неверных и уничтожены. Отныне великая опасность грозит Церкви Божьей и всему христианству!»

А в это же время в Шампани, в кафедральном соборе Труа, лично читал папскую буллу Бернар Клервоский, и у каждого кровь стыла в жилах от его голоса.

— «Посему мы призываем вас именем Господа, просим и повелеваем, и ради отпущения грехов предписываем, — читал он священный документ, — пусть лучшие мужи и дворяне препояшутся и с отвагой приложат усилия, дабы противостоять легиону неверных, ликующих в этот час. Мы требуем защитить нашу Церковь на Востоке, освобожденную от их тиранства отцами вашими, безоглядно проливавшими свою кровь. Мы призываем вырвать из рук язычников тысячи пленных ваших братьев, дабы достоинство имени христианского во дни ваши возвысилось, и дабы доблесть, по всему миру славимая, осталась нетронутой и неколебимой!»

Но папскую буллу читали не только в Париже и Шампани — строки ее разносились по всей Франции. В каждом городе, большом и малом, с церковных кафедр прелаты вербовали рыцарей будущего похода. «Мы постановляем, что жены и сыновья воинов-крестоносцев, а также их собственность и владения останутся под защитой христианской церкви!» — обещали они. Понтифик позаботился, чтобы, уходя в поход, крестоносцы оставляли позади себя надежный тыл.

Папский легат в парижском дворце, на острове Сите, цепляя взглядом строки понтифика, хмурился.

— «Но предостерегаю, — читал он далее наставления папы, — кто сражается ради Господа, не должны облачать себя в дорогие одежды или окружать себя роскошью, брать гончих или соколов, или что-либо еще, предвещающее блуд…»

— А вот это мне уже не нравится, — тихонько говорила Алиенора своей сестре Петронилле, что сейчас стояла за ее троном.

И та, конечно же, хихикала, а Людовик метал взглядом грозу в сторону обеих сестер — этих ветреных южанок!

— «Пусть все, кто предпримет столь святой труд, всю ревность и усердие отдаст сражению с неверными», — заканчивал мысль папы римский прелат.

И молодой король с горячностью кивал головой:

— Понтифик прав! Только забыв об искушениях этого мира, мы сможем победить! Только так!

А его супруга едва заметно пожимала плечиками и кривила губки. Но главным для дворян были даже не папские льготы крестоносцам — главным было будущее приключение! Посмотреть полмира, участвовать в битвах, коснуться Гроба Господня. У всех молодых аристократов, слушавших папского легата, уже горели глаза. Путешествие — великое путешествие! Идти дорогами Готфрида Бульонского[6], вот она — истинная награда! А то, что, получив удовольствие, можно было еще и сказочно разбогатеть, так разве это плохо?

И при всем при этом понтифик даровал еще и великую благодать каждому воину Христову. Лучше Бернара Клервоского, завершавшего чтение буллы перед Тибо Шампанским и другими дворянами, никто бы этого не передал:

— «Во имя Бога всемогущего и святого Петра, — громовым голосом читал он, извергая взглядом святое пламя, — главы апостолов, властью, возложенной на нас Господом, мы даруем прощение и отпущение грехов всем, кто отправится в священное странствие и завершит его или же умрет во время оного. Каждый получит плод вечного воздаяния от Того, Кем все исчислены!»

Папа римский Евгений Третий рассчитал все точно. И Бернар, и Людовик были горды выпавшей на их долю миссии. Настоятель аббатства Клерво всегда мечтал воспламенить в сердцах христиан священный огонь веры и раз и навсегда покорить мир язычников. Что до Людовика, то он просто был на седьмом небе от счастья. Всю юность он мечтал служить Богу, но сошел с прямой дороги и окунулся в черный лес, где ветви хлестали по его лицу и демоны рвали его плоть и душу на части! Но теперь Господь воистину обратил на него внимание и ждал от него подвига.

Единственным человеком, кто попытался отговорить Людовика от крестового похода, был отец Сугерий.

— Ваше величество, — сказал он королю с глазу на глаз, — вы больше угодите Богу, если займетесь делами в своем государстве. Франция нуждается в вас куда больше, чем Восток. Заботясь о своих подданных, вы куда праведнее и значительнее искупите прошлые заблуждения.

Но Людовик только вспыхнул:

— Я выполню волю понтифика! И мне странно, что вы, первый из Божьих слуг, противитесь этому! — но король тут же смягчился. — Вы, Сугерий, в мое отсутствие и займетесь делами в государстве. — Его воодушевлению не было границ. — У вас на любой труд во благо Франции набита рука!

Но молодой король помнил и другое, как загорелись глаза Алиеноры, когда она услышала о грядущем великом путешествии! Ненадолго утихнув, его прошлая страсть к горячо любимой жене разгоралась с новой силой. Алиенора готова была всем сердцем поддержать мужа — и вместе с ним идти покорять Восток. Воистину сам Господь Бог объединял их сердца в этом стремлении!

Глава вторая

Крестоносцы

31 марта 1146 года в Бургундии, в небольшом городке Везеле, на его холмах, состоялось историческое событие. На самой крупной возвышенности, под древним раскидистым дубом, были возведены подмостки и поставлен огромный шатер. Он был обращен к северному склону холма, где чуть подальше освещенные весенним солнцем ярко читались стены и крыши старинного аббатства Везлэ. Под гигантским шатром, то и дело хлопающим на ветру ярко-голубой холстиной, на помосте стояли два трона — король и королева Франции восседали на них. Людовик был одет в синий кафтан, расшитый серебром, и медвежью шубу. На плечах Алиеноры, в богатом пурпурном платье из парчи, густо подбитом мехами, была наброшена песцовая шубка. Королева то и дело топила носик в пушистом воротнике и грела руки в муфте. Венценосную чету окружали пышно одетые первые аристократы королевства. Пар шел изо ртов сиятельных особ. А впереди, с кафедры, перед десятками тысяч стянувшихся из разных городов дворян и горожан, тесно расположившихся на северном склоне, произносил свою пламенную речь Бернар Клервоский — в простой грубой рясе с капюшоном. Он не хотел замечать богатых нарядов вельмож — это была их слабость, но он прощал ее им.

Главное — зажечь их сердца!

Вначале он наизусть прочитал папскую буллу, которая уже отскакивала от его зубов как «Отче Наш», а затем начал свою речь словами:

— Гроб Господа нашего Иисуса Христа в опасности!

Он говорил долго, и все, затаив дыхание, слушали первого мыслителя и оратора своей эпохи. Только флаги баронов хлопали над головами жаждавших святого слова христиан. Для всех людей, собравшихся тут, монах из Клерво был совестью мира, его горячей кровью и страдающей плотью. Бернар говорил о том, что время пришло и Господь призывает всех своих чад выполнить Его волю — теперь или никогда!

И вот уже первый крик полоснул тишину: «Крест! Святой отец, дайте мне крест!» Через минуту десятки голосов требовали: «Крест! Крест!»

Но неожиданно голоса стали стихать. Взгляды тысяч людей были прикованы к королевским креслам. Крепко сжав руку жены, Людовик Седьмой Французский порывисто встал с трона и опустился на одно колено перед Бернаром Клервоским.

— Я беру крест! — громко выкрикнул он. — Я возглавлю этот поход, как повелел нам понтифик и Господь наш Иисус Христос!

А за ним то же самое проделала и его прекрасная жена, подобрав платье и тоже встав на колено перед торжествующим монахом: