Секретный фарватер - Леонид Платов

Селиванов заканчивал принимать дежурство. Его Предшественник снимал с себя нарукавную повязку — Атрибуты дежурного. На усталом лице его было написано: «Ох, и завалюсь же я, братцы, и задам же храпака!..» Он так вкусно зевал, так откровенно предвкушал отдых, что Шубину стало завидно. Вот ведь счастливый человек — заснет и думать не будет ни о каких девушках в шхерах!

— Ты? — удивился Селиванов. — Не спишь? — Не спится.

— Нельзя не спать. А если ночью в шхеры?

— За Мезенцевой?

— Собственно, не положено об этом, — сказал Селиванов, по обыкновению, солидно и неторопливо, — но поскольку ты ее высаживал… И этот секретный фарватер твой юнга обнаружил…

Они прошли ряд маленьких комнат с очень низким потолком и стенами, обитыми фанерой. Адмирал отсутствовал. Посреди его кабинета стоял стол, прикрытый вистом картона. Селиванов отодвинул картон. Под стеклом лежала карта. Сюда по мере изменения наносилась Обстановка на море. Взад и вперед передвигались по столу фишки, игрушечные кораблики с мачтами-стерженьками.

Стоя над картой, Шубин сразу, одним взглядом, охватил все, словно бы забрался на высоченную вышку. А на самом краю стола, в бахроме шхер, нашел тот узор, внутри которого довелось побывать ночью. Там торчала булавка с красным флажком.

— Вот она где, подшефная твоя!

— А зачем ее сюда?

— Походная метеостанция.

— А! Готовим десант?

Селиванов заботливо закрыл стекло картоном.

— Большая возня вокруг этого флажка идет, — уклончиво сказал он. — Две шифровки было уже из штаба флота.

Но обязанности дежурного заставили его отойти от Шубина.

Тот присел на скамью. Десант — это хорошо! Торпедные катера будут, наверно, прикрывать высадку.

Перед десантом обычно создают группу гидрометеообслуживания. Надо проверить подходы, опасности у берега, накат волны, ветер, видимость, температуру воды. А заодно обшарить биноклем весь участок предполагаемой высадки — много ли проволочных заграждений, есть ли доты и другие фортификационные сооружения?

Вот почему метеорологи идут впереди десанта. Перед шумной «оперой», так сказать, под сурдинку исполняют свою разведывательную «увертюру».

Шубин долго ждал — что-то около часа. Наконец ему удалось перехватить Селиванова, пробегавшего мимо озабоченной рысцой.

— Ну? Не договорил.

— О чем?

— Забыл! О десанте.

Селиванов нетерпеливо дернулся, но Шубин придержал его за рукав:

— Опасно, а?

— Что?

— Передавать о погоде из шхер?

— Из нашего тыла, понятно, безопаснее. — Селиванов с достоинством посмотрел на Шубина. — Сколько раз я объяснял тебе: данные о погоде зачастую оплачиваются кровью!

— Но почему девушку туда?

— Мезенцева хорошо знает шхеры, до войны служила на Ханко.

И с этим, по-прежнему взволнованный, неудовлетворенный, Шубин вернулся домой.

А там уж не продохнуть от табачного дыма. В тесную комнатенку набилось человек пятнадцать, и все с папиросами или трубками в зубах. Офицеры дивизиона, идя завтракать, по обыкновению, зашли за Шубиным.

По дружному хохоту он предположил, что вышучивают метеорологов.

Так и есть! Среди катерников сидел гость — метеоролог. Азартно поблескивая глазами, Князев наскакивал на него:

— Хиромант! Ты есть хиромант! Как дали вам, метеорологам, это прозвище, так и…

На флоте с легкой руки знаменитого ученого и очень остроумного человека, инженер-контр-адмирала Крылова, принято было иронически относиться к метеорологам. Сам Шубин не раз повторял хлесткую крыловскую фразу: «К точным наукам отношу математику, астрономию, к неточным же — астрологию, хиромантию и метеорологию».

Гость слабо отбивался.

— Нет, ты пойми, — говорил он, — ты вникни. Чтобы предсказать погоду для Ленинграда, нужно иметь метеоданные со всех концов Европы. Погода идет с запада, по направлению вращения Земли. А в Европе повсюду фашисты. Вот и приходится хитрить, применять обратную интерполяцию, метод аналогов…

Князев обернулся к Шубину:

— Доказывает, что у них свой фронт — погоды и воевать на нем потруднее, чем на остальных фронтах.

Все общество в веселом ожидании посмотрело на Шубина.

Но Шубин на этот раз не оправдал надежд.

— И правильно доказывает, — хмуро сказал он. — Молодой ты! Самое трудное на войне — ждать, понимал ешь? У моря — ждать — погоды…

Вечером, будто гуляючи, Шубин прошелся мимо метеостанции, которая помещалась по соседству со стоянкой торпедных катеров.

Белыми пятнами выступали в тумане жалюзные будки, где находились приборы. Над ними высился столб с флюгером. Это было хитроумное сооружение для улавливания ветра — от легчайшего поэтического зефира до грозного десятибалльного шторма. На макушке столба покачивалось металлическое перо с набалдашником-противовесом. Тут же укреплена была доска, колебания которой — отклонения от вертикальной оси — определяли силу ветра.

Шубин представил себе, как девушка осторожненько, за ручку, вводит в шхеры военных моряков. Умница!

Милая!

Но как же ей трудно сейчас!

За расплывчатыми, неясными в тумане очертаниями метеостанции виделась Шубину другая — тайная — метеостанция. Что, кроме рации, могла привезти девушка в своих чемоданчиках? Легкий походный флюгерок, психрометр для определения влажности, анероид для определения давления воздуха, термометр, секундомер…

Наблюдения за погодой девушка производила с оглядкой, пряча переносной флюгерок за уступами скал или деревьями, ползком выбираясь из своей норы. Каждую минуту ее могли засечь, обстрелять.

Вот что означало выражение: «ждать у моря погоды».

А он-то как глупо сострил тогда!

Утром доска флюгера занимала наклонное положение. Сейчас она стояла ровнехонько, даже не шелохнулась. Ветер стих.

Прошел этот — очень длинный — день. Прошел и второй. С десантом, как видно, не ладилось.

На рассвете третьего дня стало известно о движении вражеского конвоя, пересекавшего залив. Шубин получил приказание нанести удар по конвою четырьмя торпедными катерами.

Когда он, затягивая на ходу «молнию» комбинезона, спешил к пирсу, его окликнули. Возле жалюзных будок стоял Селиванов.

— Шу-би-ин! — орал он, приложив ладони рупором ко рту. — Подше-ефная!

Шубин остановился как вкопанный. Но ветер относил слова. Удалось разобрать лишь: «Шубин», «подшефная», хотя Селиванов очень старался, даже приседал от усердия.

Впрочем, багровое от натуги лицо его улыбалось. Ну, гора с плеч! Улыбается — значит, в порядке! Мезенцеву вывезли из шхер!..

Еще на выходе все заметили, что Шубин в ударе. С особым блеском он отвалил от пирса, развернулся и стремительно понесся в открытое море.