Херувим - Полина Дашкова

– Я прошу вас, перестаньте, – поморщилась Юля, – мы оба устали, давайте прекратим этот разговор. Если мы станем хвататься за каждую дурочку, замороченную дамскими журналами и злобными завистливыми подружками, мы превратимся в мошенников и репутация наша не будет стоить ни гроша.

– Да мы половиной наших пациенток обязаны дамским и молодежным журналам, а также тем критически настроенным особям, которых вы называете завистливыми подружками! – рявкнул Мамонов. – Пятьдесят процентов женщин в возрасте до тридцати пяти лет, обращающихся к нам за помощью, делают это не из-за реальных физических недостатков, а из-за комплексов, выращенных искусственно! Вы помните актрису Севастьянову? Красавица, умница, играла роковых героинь, жила и работала в свое удовольствие, пока какая-то гримерша на телевидении не сказала ей: «А вы знаете, у вас кривой нос, вот смотрите, тут хрящ смещен влево, это надо скрывать гримом». С тех пор Севастьянова в зеркале стала видеть только свой смещенный хрящ, ничего больше, и не могла успокоиться, пока не обратилась к нам. Вы, Юля, ассистировали мне на той операции, вы тогда как раз заканчивали ординатуру. Помните?

– Да, – кивнула Юля, – но там действительно был слегка асимметричный хрящ.

– Ерунда, – махнул рукой Мамонов, – прелестный выразительный носик. Красавица, одно словно. Она могла бы прожить с этим своим хрящом всю жизнь, но нашлась добрая душа, которая обратила ее внимание и чуть не свела с ума. Я ведь сначала не хотел оперировать, убеждал, утешал. А потом понял – бесполезно. Либо тяжелый невроз, либо операция. Но тогда, заметьте, не было такой дичайшей конкуренции в нашей профессии и операции стоили раз в пять дешевле, – он достал бумажный платок, вытер влажную лысину и закричал так, что зазвенело в ушах: – Марина! Я просил вас сварить кофе два часа назад! Вы что, заснули?

В дверном проеме тут же появилось испуганное лицо. Медсестра Марина, качнув белой шапочкой, быстро защебетала:

– Петр Аркадьевич, вы не просили, вы вообще кофе не пьете, вы, честное слово, не просили, но если хотите, я сейчас!

– Сейчас же! Сию минуту! Мне чай, доктору Тихорецкой кофе! – Мамонов неловко вылез из кресла, подошел к окну и уставился на толстую важную ворону, которая сидела на ветке тополя прямо напротив окна и держала в клюве кусок фольги.

– Что с вами, Петр Аркадьевич? – тихо спросила Юля.

– Простите меня, деточка, – проговорил он чуть слышно, – я действительно сорвался и наговорил много глупостей насчет Протопоповой и этих несчастных Васильковых. Вы поступили совершенно правильно. Дело совсем в другом. Ко мне сегодня утром приходил полковник ФСБ.

– Это касается Анжелы?

– Почему Анжелы? Нет… впрочем, не знаю, может быть, как-то связано с певицей. Хотя вряд ли. Преступников, которые ее избили, ищет милиция, а не ФСБ. Во всяком случае, о ней полковник ничего не спрашивал. – Мамонов вернулся в кресло и несколько секунд глядел на Юлю с такой жалостью, что ей стало не по себе. – Полковник интересовался вами, деточка. И мне это совсем не нравится.

– Да ладно вам, Петр Аркадьевич, – бодро улыбнулась Юля, – ерунда. Мне бояться совершенно нечего. Я не шпионка, не террористка.

– Ох, Юленька, если бы они интересовались только шпионами и террористами… Я старый человек, но, знаете, во мне до сих пор остался совершенно дурацкий, детский страх перед этой организацией. Во рту пересыхает и хочется отвести глаза.

– Петр Аркадьевич, я понимаю, – кивнула Юля, – но, пожалуйста, не тяните. Ужасно интересно.

– Вот она, разница поколений. Вам сколько? Тридцать шесть? А я на двадцать лет старше. У вас никакого страха. Вам интересно. А у меня коленки дрожат. Собственно, этот полковник ничего конкретного мне не сообщил. Он просто задал о вас несколько вопросов.

– Например?

– Ну, что вы за человек.

– И что я за человек? – улыбнулась Юля.

– Я сказал все самое хорошее, – с вызовом отчеканил Мамонов, – я сообщил ему, что знаю вас со студенческой скамьи, помню вас совсем девочкой и могу за вас поручиться. Вы лучший хирург не только в нашей клинике, вы один из лучших хирургов Москвы.

Юля слегка покраснела от удовольствия. За восемнадцать лет знакомства Мамонов впервые произносил такие слова.

– Но вы знаете, – продолжал он, чуть понизив голос, – это вызвало очень странную реакцию у полковника. Он рассмеялся. Он сказал, что ручаться за вас не надо. Мне сложно понять, что он имел в виду. Но меня это задело и насторожило. Мне вообще крайне не понравился его визит. Никаких объяснений, только его вопросы и мои ответы.

– А вы бы потребовали объяснений, – пожала плечами Юля, – с какой стати вы должны отвечать вслепую?

– Ох, деточка, я посмотрю на вас, как вы будете требовать что-либо от такого железного Феликса. Знаете, какие жуткие у него глаза? Впрочем, ладно, что же я вас заранее пугаю? Возможно, действительно ничего страшного нет. Он всего лишь оставил для вас свою визитную карточку и просил, чтобы вы ему позвонили. – Мамонов полез в карман халата, выгреб оттуда на журнальный стол кучу бумажного хлама, покопался в нем и протянул Юле глянцевый прямоугольник.

Юля прочитала: «Райский Михаил Евгеньевич», внизу – телефонный номер. И больше ничего.

Полковник Райский иногда появлялся в спортивном зале, в тире, но ни разу ни с кем не вступал в разговор, просто стоял и наблюдал. Это был тот самый психолог Михаил Евгеньевич в бликующих очках, который месяц назад явился к Сергею в бокс. Позже он узнал, что Райский здесь большая шишка. И конечно, никакой он не психолог.

От его молчаливого вкрадчивого присутствия, от блеска очков становилось немного не по себе. Слишком уж важный был у него вид, слишком надменно и многозначительно он молчал. Сергей подозревал, что полковник Райский относится к породе кабинетных начальников, для которых власть вроде наркотика. За кристальной административной строгостью скрывается отчаянное желание словить свой главный в жизни кайф, покуражиться над подчиненным при малейшей возможности. Впрочем, Сергей не считал себя подчиненным полковника Райского. На этот счет никаких официальных приказов не было, а если и были, то Сергея с ними никто не знакомил.

Майор Логинов предвидел, что рано или поздно полковник заговорит с ним опять, и тогда, возможно, хоть что-нибудь прояснится. Он чувствовал, что от этого тощего надменного человека будет многое зависеть в его дальнейшей жизни. Однако не собирался задавать вопросов, не заглядывал ни в глаза, ни в кабинет полковника до тех пор, пока однажды утром Райский не пригласил его к себе.

В просторном уютном кабинете пахло кофе. Полковник сидел в кресле за журнальным столом, длинные тощие ноги сплелись в причудливый крендель. Окно у него за спиной было залито солнцем, и в первый момент Сергей увидел только черный силуэт на фоне солнечного света. Райский прихлебывал кофе из тонкой, очень изящной фарфоровой чашечки, читал журнал «Итоги» и как будто даже не обратил на Сергея внимания.

«Паузу держит, – решил Сергей, – дает понять, что я здесь никто».

– Здравия желаю, товарищ полковник. Майор Логинов по вашему приказанию…

– Садитесь, – Райский кивнул на кресло, – кофе хотите?

– Спасибо, не откажусь.

Полковник отложил журнал, поднялся, выглянул за дверь и негромким, немного сонным голосом произнес:

– Федя, кофейку еще сделай, пожалуйста.

Буквально через минуту явился адъютант с дымящейся чашкой на подносе.

– Ну что, майор, как самочувствие? – полковник впервые посмотрел Сергею в глаза, вполне приветливо и даже тепло.

– Спасибо, товарищ полковник. Нормально.

– Небось швы зудят к вечеру.

– Есть немного, – признался Сергей, отхлебнув крепкого сладкого кофе.

– Это пройдет, – пообещал Райский, – главное, чтобы зуд спать не мешал. Вы хорошо спите?

– Отлично.

– Кошмары не мучают?

– Нет.

Стало быть, стукнули соседи про его ночные вопли. Ну а как же иначе?

– Завидую вам, майор, – Райский улыбнулся, – удивительно крепкие у вас нервы. Если бы у меня на глазах бандиты отрубили головы двум моим товарищам, я вряд ли смог спать спокойно. Со старшим лейтенантом Курочкиным вы успели прослужить всего год, а капитана Громова знали еще с Афганистана. Он был вашим близким другом.

Сергей залпом допил кофе, осторожно поставил на стол невесомую фарфоровую чашку. Ему еще не задали прямого вопроса, а потому он молчал.

– До казни были пытки, и много всякого дерьма, – продолжал свой монолог Райский, – очень много дерьма, майор. Я понимаю, как вам не хотелось бы сейчас вернуться к тому, что пришлось пережить в плену, но сделать это придется. – Не вставая с кресла, полковник развернулся, протянул руку и опустил жалюзи. В кабинете повис полумрак, а через минуту вспыхнул телеэкран.

Первое, что увидел Сергей, было его собственное лицо, заснятое крупным планом. Ему показалось, что он смотрит на самого себя из другого измерения. Жизнь перевалилась за экран и продолжилась по ту сторону, а здесь, в уютном кабинете, остались только тени. Он сам и этот тощий доброжелательный полковник – призраки, а стало быть, ничего уже не важно и не страшно. По кабинету медленно поплыла вонь пригоревшего бараньего жира, тошнота подступила к горлу. Сергей услышал знакомый раскатистый смех. Смеялся Шамиль Исмаилов, главарь банды.