По льду (СИ) - Цой Анна

Кроме дочери, конечно.

— Я про синяки, — пояснил он.

Мне пришлось вновь помотать головой, начинающей пульсировать болью каждый раз, когда мысли касались мужа или квартиры на этаж ниже.

— Не стоит, — ещё один глоток из бокала, и я смогла спокойно откинуться на спинку кресла, расслабив затёкшее и болящее от прошлых ударов тело.

Где-то внутри гудящей головы вопила только одна мысль: я шла по тонкому льду, скрипящему и нещадно трескающемуся от каждого шага. Однако я предпочитала не видеть своё очередное падение, пренебрегая логикой и совестью. А потому бесстыдно смотрела в спокойные карие глаза и искала в них себя.

— Можешь выбрать любую комнату, — он закинул ногу на ногу, впервые за всё это время улыбаясь, — лучше, конечно, если ты будешь спать в хозяйской спальне, но зная тебя…

Он усмехнулся, я взглянула на него удивлённо-ожидающе. Настолько открытое наступление? Наш диалог длится от силы полчаса.

— Я останусь здесь, — он скосил глаза к дивану и добавил со смешком, — пошлячка.

И я вдруг поняла один факт, о котором не задумывалась всё это время — мы начали встречаться ещё детьми. Точнее подростками, но сути «взрослости» это не отменяет. Сейчас же я видела в нём равного себе взрослого человека, которым он не являлся.

Его смешил собственный намёк на соблазнение. И это удручало.

Однако одновременно заставляло расслабиться и принять то, что между нами ничего не будет. Плохо это или хорошо? Спорный вопрос.

— Нет разницы, — безэмоционально ответила ему я.

Он нахмурился. Словно понял, что где-то ошибся.

— Вась, давай будем честны, ты не вернёшься к нему, — тяжёлый прямой взгляд, от которого хотелось закрыть глаза, — планируешь остаться у мамы? В этом нет смысла, — он поджал губы, — вы не терпеть друг друга сможете больше недели. Твой отец будет в ярости из-за того, что ты ушла от своего «мужа». Ты сделаешь только хуже.

— Ты хочешь сказать, что у меня нет выбора, кроме как остаться с тобой? — макушка коснулась стены, а взгляд метнулся к окну за полупрозрачной шторой.

Она была для меня сейчас, как признак адекватности. От этого жизнь казалось тухлой, но понятной.

— Я не настолько кардинален, — его палец постучал по его же бокалу.

Почти полному, в отличие от пустого моего.

— Но именно этой цели я придерживаюсь, — признался он, — судьба Никиты предрешена. Как и ваша с Соней.

— Предлагаешь мне поменять одного абьюзера на другого, — выдохнула я, — только Никита манипулировать не способен, а ты только этим и промышляешь.

— Вась, — дернулся он.

— Я хочу ещё вина, — перебила его, взмахнув бокалом в воздухе.

Он встал, подошёл ко мне и забрал посуду. А после, не спрашивая моего мнения, подхватил меня на руки и сел в кресло сам, чтобы расположить меня в нашей привычной позе. Я зажмурилась, закусила щеку с внутренней стороны и откинулась спиной на его грудь, а головой на плечо.

Он не сдержал шумного расслабленного выдоха. И слов, почти касаясь моего виска губами:

— Тебе нельзя столько пить, Вась. Будет плохо, а ты ещё и болеешь.

Я хмыкнула.

— Это ты придумал мне болезни.

— Я и еще пара десятков врачей, к которым тебя направили, — усмехнулся он, — хочешь я отнесу тебя спать? Выглядишь кх-м… не живой.

Я рассмеялась. Хороший комплимент, ничего не скажешь.

— А ещё очень измученной и тощей, — добил меня Тема, — да, сперва точно нужно покушать.

Это было странно слышать. Когда последний раз кто-то интересовался моим состоянием? Кажется, он сам и говорил это больше года назад.

Его пальцы медленно проскользили по руке от плеча вниз, остановившись на ладони. А после сковали её в кулаке. Не знаю, как он, но я в этот момент забыла обо всём на свете и выдохнула — насколько это показалось мне «тёплым» жестом.

И до ужаса плохим.

— Это неправильно, — прошептала я.

— Неправильно было оставлять эти отметины на твоём лице, — его вторая рука, почти не касаясь, прошлась по подбородку, — моё предложение застрелить его всё ещё в силе.

Я поджала губы.

— Не стоит, — выдавила.

Прикосновение губами к виску. Даже не поцелуй. Обычное действие, вызвавшее в моём сердце ураган.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я очень устала, Тём, — прошептала я.

Даже не знаю от чего. Это просто вырвалось из моего рта.

— Пара месяцев, — озадачил он меня, — полечишься, отдохнешь. Я помогу, — он улыбнулся и рассмеялся, отчего уху стало щекотно, — уверяю тебя, что мне можно доверить Соню. В отличие от него.

Я прищурилась.

— Так уверенно принимаешь чужого ребенка? Раньше ты говорил мне, что стоит мне тебе изменить, как ты убьешь меня. А теперь принимаешь дочь, которую я сделала, изменяя тебе.

Эти слова дались мне только благодаря алкоголю и пережитой, можно сказать, пытке. В обычное время я бы не осмелилась. Понимала последствия. Даже сейчас они дали о себе знать — Артём напрягся так, что полулежать на нём стало неудобно, сжал челюсти до скрипа, а ещё немного сжал мою руку, не больно, но ощутимо.

— Измена? — задумчиво спросил он, — если смотреть с этой стороны, то я тебе тоже изменял.

По телу прошла волна холода. Я выпрямила спину, сев и почти вырвав из его руки свою.

— Хочешь сказать…? — мой голос был хриплым.

— Ты была первая, если ты про это, — перебил меня он.

Чем заставил меня расслабиться, пусть и не так, как было до этого. Но вес на его грудь я всё же перенесла.

— А насчёт Сони, — его рука опустилась на мой вздрогнувший от неожиданности живот, — то она, как я уже говорил, моя дочь, а не его.

Я закатила глаза. Но промолчала. Наверное, желая, чтобы он продолжал заниматься самообманом и дальше.

Звонок в дверь, от которого я вновь вздрогнула.

Артём приподнял меня, чтобы опустить на кресло уже одну.

— Курьер, — пояснил он, выходя из комнаты.

Я же практически не дышала. Мне казалось, что сейчас сюда ворвётся ещё более злой и пьяный Никита и убьёт нас троих в порыве злости и ревности. От этого гулко стучало в груди сердце, желая выломать рёбра.

Однако всё было хорошо — Тёма расплатился, забрал заказ, закрыл дверь и высунулся головой в проёме, чтобы спросить:

— Пойдём на кухню или будем здесь?

Моё внимание отвлекла открывшая глазки дочь, потому я не ответила, взяв её на руки.

— Не мог бы ты… — начала было.

— Детская, — раздалось из кухни.

И как он только понял, что именно мне нужно?

Дорогу я помнила, втайне радуясь, что к детской примыкает ванная.

— Помочь? — через пару минут отвлёк меня он, показавшись в проёме.

Я покачала головой и взяла на руки дочь, любуясь самой недовольной моськой на свете. Кое-кто хотел кушать и планировал показать мне это единственным доступным ей способом — рёвом.

— Нам всё же придётся спуститься в ту квартиру — мне нужна смесь, — с просьбой оглядела улыбающегося Артёма.

— Я, знаешь ли, крайне предусмотрителен, Васенька, — двинулся по коридору он, вынуждая идти за ним и меня, — если я заморочился с приобретением памперсов всех размеров, то у меня нет набора смесей по возрастам?

Я прыснула.

— У них есть срок годности, — напомнила ему, входя на кухню, — половина из них испортится, не успеет Соня сказать своё фирменное «Агу».

Артём снисходительно оглядел меня.

— Каламбурщика и юмористка, — прокомментировали моё поведение, — выбирай, — он открыл дальний шкаф у окна.

— Кошмар, — достала я подходящую, — давно ты подготовился?

Он пожал плечами.

— Как переехал, — похожий на правду ответ.

Глава 6

Спрашивать дальше я не стала — и так всё было ясно. Смесь приготовила быстро, впервые за всё время делая это не механически привычно на своей кухне, а путаясь на этой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Однако, стоило мне сесть на кухонный стул, как ловким движением рук у меня забрали дочь, уместив её на своих руках под нужным углом и начав кормить. Соня хмуро оглядела новое лицо, но впилась губами в соску, и начала пить, не отводя взгляда. Выглядели они вместе очень странно — словно из двух моих разных жизней, неожиданно встретившихся в самый странный момент.