Взгляд тигра - Уилбур Смит

– Домой, милая, – прошептал я, включив систему авторулевого и задав приблизительное направление.

«Плясунья» стала на курс, а у меня снова потемнело в глазах. Растянувшись на палубе, я охотно провалился в желанное забытье.

К жизни меня очень вовремя вернуло изменившееся поведение лодки. Она больше не прыгала и не раскачивалась на высоких волнах Мозамбикского пролива, а легко шла в спокойной воде. Быстро сгущались сумерки.

В угасающем свете дня прямо по курсу угрожающе проступили очертания суши. Я доковылял до штурвала, закрыл заслонки и выключил скорость. «Плясунья» замерла, чуть покачиваясь в спокойной воде у острова Большой Чайки.

Слегка отклонившись к югу, я прозевал проход в Гранд-Харбор и заплыл в беспорядочное скопление крохотных атоллов, входивших в ту же группу островов, что и Святая Мария.

Опираясь для поддержки на штурвал, я вытянул шею, вглядываясь перед собой. Завернутый в брезент узел по-прежнему лежал на баке. Сам не зная почему, я вдруг решил от него избавиться. Я смутно понимал, что находка – крупный козырь в игре, в которую меня втянули, однако не мог средь бела дня вернуться домой с тем, из-за чего погибли трое, а сам я чудом уцелел. Под куском брезента скрывалось нечто очень сильнодействующее.

Пятнадцать минут добирался я до тюка на баке, рыдал от боли, которую причиняло любое движение, дважды терял сознание по пути. Следующие полчаса прошли в попытках развязать тугие нейлоновые узлы и развернуть задубевший брезент – непосильная задача для одной руки с негнущимися, потерявшими чувствительность пальцами. Черные круги плыли перед глазами. Главное было не отключиться до того, как сброшу узел в море. В последних лучах заходящего солнца я запомнил точное местоположение лодки по островным ориентирам, тщательно выстроив в линию группу пальм и самую высокую точку суши.

В борту на баке имелась откидная секция на шарнирах, через которую обычно втаскивали крупную рыбу. Открыв ее и извиваясь, как угорь, я обеими ногами толкал узел к проему. Наконец сверток с шумным всплеском упал в воду, обдав мне лицо солеными брызгами.

От перегрузок раны открылись, свежая кровь выступила из-под кустарной повязки. Я попытался вернуться в кокпит и в последний раз вырубился почти у цели.

Разбудили меня лучи утреннего солнца и хриплые крики птичьего двора, но стоило открыть глаза – и солнце померкло, словно при затмении. Все виделось как в тумане. Я лежал неподвижно, раздавленный болью и немощью. «Плясунья» стояла под совершенно невообразимым углом – очевидно, ее выбросило на берег.

На снастях расселись в ряд три огромные, как индейки, черноспинные чайки. Они внимательно разглядывали меня сверху, вывернув шеи и склонив набок головы с толстыми желтыми клювами. Птицы следили за мной блестящими черными глазами, нетерпеливо ероша перья.

Хотелось крикнуть, отогнать их, но губы не слушались. Я был совершенно беспомощен – еще немного, и они выклюют мне глаза. Чайки всегда начинают с глаз.

Одна из них расправила крылья, дерзко спланировала на палубу неподалеку от меня и сделала несколько шажков в мою сторону. Мы уставились друг на друга. Я попробовал издать звук, но не получилось. Чайка подошла ближе, вытянула шею, открыла мерзкий клюв с вишнево-красным крючковатым кончиком и угрожающе закричала. Мое изувеченное тело старалось отодвинуться подальше от птицы.

Неожиданно тональность визгливых голосов изменилась, а воздух наполнился хлопаньем крыльев. Угрожавшая мне чайка разочарованно вскрикнула и тоже взлетела. В лицо ударил поднятый ею ветер.

Последовала долгая тишина. Я лежал на опасно накренившейся палубе, борясь с темнотой, что накатывала волнами. Вдруг где-то рядом послышался шорох.

Я повернул голову, и в то же мгновение над палубой, в двух футах от меня, появилась шоколадная физиономия.

– Господи, прости и помилуй, – произнес знакомый голос. – Никак это вы, мистер Гарри?

Позже выяснилось, что Генри Уоллес, ловец черепах со Святой Марии, промышлял на атоллах и, поднявшись рано утром с тростникового ложа, заметил тучу взбудораженных чаек и «Морскую плясунью» на песчаной отмели в лагуне.

Я был счастлив его видеть и хотел пообещать, что до конца своих дней он сможет пить пиво за мой счет. Но вместо этого заплакал – слезы медленно катились из глаз. Рыдать просто не было сил.

– Пустяки, царапина, – вынес заключение Макнаб. – А шуму-то подняли… – Он решительно приступил к зондированию.

Пока обрабатывали спину, я хватал ртом воздух от боли – жаль, не было сил вскочить с больничной койки да засунуть ему зонд в одно место, поэтому оставалось лишь сдавленно мычать.

– Полегче, док. Неужели о морфии никогда не слыхали? Анестезиологии вас не учили? Кто только дипломы таким выдает!

Пухлый краснолицый Макнаб обошел вокруг кровати и заглянул мне в лицо. Ему уже стукнуло пятьдесят, на висках и в усах пробивалась седина. От его дыхания запросто можно было лишиться чувств и обойтись без наркоза.

– Гарри, мальчик мой, все стоит денег. Вы же по линии социального здравоохранения поступили, а не как платный пациент.

– С этой минуты считайте, что платный.

– Другое дело, – согласился Макнаб. – С вашим-то общественным положением… – Он кивнул медсестре. – Прежде чем продолжим, дорогуша, введите мистеру Гарри чуточку морфина. – Сестра готовилась делать укол, а доктор старался меня приободрить: – Прошлой ночью перелили вам шесть пинт цельной крови. Впиталась как в губку – своя-то без малого вся вытекла.

Что поделаешь – светила медицинской науки врачевать на Святой Марии не торопятся. Островные слухи о том, что Фред Коукер держит похоронное бюро на паях с Макнабом, отнюдь не казались фантастическими.

– Сколько меня здесь продержат, док?

– Месяц, не больше.

– Целый месяц! – Я попытался сесть, и две сестрички бросились мне помешать. Больших усилий не понадобилось – даже голову толком не приподнял. – В самый разгар сезона! Да у меня на следующей неделе новые клиенты приезжают…

Подоспела сестра со шприцем.

– Вы что, разорить меня хотите? Я не могу позволить себе потерять ни одного заказчика…

Сестра воткнула иглу.

– Гарри, старина, о нынешнем сезоне придется забыть. Никакой рыбной ловли.

Жизнерадостно напевая под нос, Макнаб начал выковыривать осколки кости и частицы свинца. Морфий приглушил боль, но не отчаяние.

Если мы с «Плясуньей» пропустим половину сезона, жить будет не на что. Меня снова распяли на финансовой дыбе. Господи, до чего же я ненавидел деньги!

Наложив на раны белые чистые повязки, Макнаб подлил масла в огонь.

– Функции левой руки будут несколько ограничены. Скорее всего прежние гибкость и сила полностью не восстановятся. Шрамы тоже останутся, но не горюйте – девушек они привлекают. – Он повернулся к сестре: – Повязки меняйте каждые шесть часов, промывайте раны дезинфицирующим раствором, и пусть через каждые четыре часа принимает эритромицин. На ночь дадите три таблетки радедорма, а завтра утром, на обходе, я его осмотрю. – Он улыбнулся, показав гнилые зубы под неопрятными усами. – Все силы местной полиции ждут в коридоре, пока вы освободитесь. Придется впустить. – Макнаб направился к двери. – Кстати, а вы славно неприятеля отделали – размазали, можно сказать, по палубе. Отлично стреляете, Гарри.