Для кого цветет лори - Марина Cyржевcкая

 — Мне кажется, вам не место здесь. — Оникс вскинула голову. — И если вы не заметили, я не одета. Что вам нужно?

 — Вернее было бы сказать, что вам от меня нужно, — задумчиво протянул советник.

 — Мне? Ничего. — Оникс все-таки не сдержалась и обхватила себя руками, желая и согреться, и закрыться от изучающего взгляда. АнрейИтор коротко усмехнулся.

 — Даже не знаю, чего в этом ответе больше — наивности или глупости, — обронил он. — Всем что-то нужно, раяна. Тем более, от тех, кто обладает силой и властью.

 — Вы ошибаетесь. Все что нужно мне, это покой. И свобода.

 — От кого? — мягко произнес Итор.

 — Ото всех! Всех – вас! Как же я вас всех… — она осеклась и замолчала, отвернувшись. Стащила с кровати покрывало, завернулась в него, прячась от мужского взгляда.

 Советник подошел ближе, и Оникс с трудом заставляла себя оставаться на месте, а не рвануть в купальню.

 — Ото всех? Не думаю. — Советник остановился совсем рядом, так что она почти чувствовала тепло его тела. Наклонил голову, заглядывая в синие глаза девушки. Его дыхание коснулось ее виска, и раяна дернулась, желая отодвинуться. Но советник к ней не прикоснулся. — Ты бежишь лишь от одного человека. Только от одного… Почему твой цветок сегодня раскрылся? Скажи мне, Оникс.

 — Я не знаю.

 — Разве? — он склонился еще ниже, так близко, словно хотел поцеловать. — Разве не знаешь? Может… ты вспомнила? Или увидела? Его. — Дыхание щекотало кожу. — Того, кого ты не можешь забыть, как ни стараешься.

 — Я не понимаю, о чем вы.

 — Твое сердце учащает свой ритм, когда я говорю о нем… Ты боишься, раяна? Или ждешь? Что произошло сегодня на площади?

 — Я уже все сказала!

 — Ты не сказала ни слова правды.

 — Мне нечего добавить!

 — Почему цветок открылся, Оникс? Скажи мне! Из-за того, что ты увидела в толпе Рана Лавьера? Так?

 Девушка гневно посмотрела в светло-серые глаза мужчины, прищурилась.

 — У вас отличное воображение, советник. С чего вы это взяли?

 — Ты упряма, — в голосе Иторе скользнула насмешка. — Цветок открылся из-за него? Или будешь и дальше врать?

 — Вы ошибаетесь! — Оставаться на месте становилось все труднее, но неожиданно советник отошел, словно потерял к девушке интерес.

 Оникс вздохнула с облегчением.

 — И все же тебе стоит подумать о моих словах, — обронил он, неспешно направляясь к двери.

 — Каких? — не поняла раяна.

 Он на ходу поправил пышные манжеты и вышел, не ответив. Оникс медленно сползла по стене и обхватила голову руками. Она не понимала, что происходит вокруг нее, лишь осознавала, что попала в водоворот дворцовых интриг, в которых она лишь маленькая соринка. И как выбраться из этой губительной воронки, она не представляла.

 Зачем являлся советник? Чего хотел от нее? Непонятно.

 Одно радует, после его визита прислужницы в покои Оникс не вернулись, оставив наконец девушку в желанном одиночестве.

***

— Назови мое имя, раяна.

 Она сопротивляется. Все еще сопротивляется, хотя его губы заставляют тело девушки дрожать, выгибаться и истекать любовным соком. Он любит ее вкус, любит чувствовать на языке терпкость ее желания, любит доводить до той точки, когда ее сопротивление становится беспомощностью, а после - страстью. На этот раз он использует пальцы, потому что хочет смотреть ей в глаза. Видеть, как туман наслаждения застилает их синеву, как приоткрываются упрямо сжатые губы, как запрокидывается голова. Конечно, она снова скажет, что не хочет его.

 И тогда он уберет ладонь от ее лона, прижмет палец к ее губам.

 — Не хочешь? Правда? Оближи, Оникс. Возьми в рот и оближи.

 Она тяжело дышит, смотрит со злостью. Но губы открывает и проводит языком. Потом в синей бездне ее глаз появляется что-то новое… и девушка медленно втягивает его палец в рот, выталкивает языком, снова втягивает…

 — Думаешь, только ты умеешь дразнить, аид?

 Игра? Оникс хочет поиграть? С ним?

 Что лишает его остатков разума - понимание этого или ощущения? Влажность шелкового языка, губы, посасывающие его палец…

 Он откатывается рывком, встает у кровати, не отрывая тяжелого взгляда от раяны. Манит ее пальцем, указывая вниз. И она улыбается. Медленно, насмешливо, встает на колени, а потом скользит по меху покрывала, словно кошка, выгнув спину и отставив круглые ягодицы. Приближается к краю, смотрит снизу— вверх. От ее позы, от подчинения у него перехватает дыхание. Оникс подползает еще ближе, теперь ее пухлые губы в доле от красной, сочащейся головки его возбужденного члена. И хочется войти в ее рот рывком, до самого горла, почувствовать, как вибрирует гортань при каждом толчке…

 Но он не двигается с места. Лишь смотрит.

 Оникс облизывает губы, а касается кончиком языка напряженного ствола, проводит по выпуклым венам, все так же глядя снизу. И снова движение вверх – вниз. Облизывает, чуть медлит, заставляя его почти рычать, улыбается. И накрывает член губами, вырывая мужской стон…

 — Оникс…

 … Проснулся от собственного стона. Тело в испарине, губы сухие, и член напряжен так, что дышать больно. Эти сны сводили его с ума. И самое страшное, что он не хотел от них просыпаться. Иногда ему в голову даже закрадывалось желание надышаться запрещенным дурманом, что привозят контрабандисты из черных земель. Его дым погружает в сон, сладкий сон, который так реален. Этот сон все длится и длится, он может продолжаться сутками, пока тлеет палочка дурмана.

 Пристрастившиеся к нему умирают от истощения, потому что не едят и не пьют, они грезят и подыхают с блаженной улыбкой на иссохшихся лицах.

 А другие сходят с ума, отказываясь возвращаться в бренный мир и желая вновь оказаться в стране своих снов.

 И Лавьеру казалось, что он в шаге от этих безумцев. Оникс снилась ему, и ему хотелось остаться в реальности сновидения. Там он был почти счастлив.

 Ран выругался сквозь зубы, перекатился, встал с кровати, направляясь к купальне.

 Надо выбросить раяну из головы. Слишком много дел, чтобы думать о ней. Или чтобы чувствовать.

***

— Итак, что я должен делать?

 Дом Кристиана Нерра — двухэтажный и основательный был похож на своего хозяина – бывшего сумеречного, похороненного семь лет назад. Когда-то верховный аид империи лично «убил» пса. И был единственным, кто не только знал о его воскрешении, но и мог пройти преграду, окружающую огромную территорию в лесах Варясовой Впадины, принадлежащей «покойнику».

 — Ты неплохо устроился, — Лавьер остановился напротив кабаньей головы, что скалилась на него со стены. Рядом косил стеклянными глазами дикий медведь.