Доверено флоту - Николай Кулаков

Вице- адмирал Левченко и я встретились с командующим Приморской армией генерал-лейтенантом Георгием Павловичем Софроновым. Он только что вступил в должность, прибыв с Северо-Западного фронта, но район Одессы знал давно -выполнял здесь задания партии и воевал еще в гражданскую. Старый большевик и кадровый военный, Софронов производил впечатление очень спокойного, уравновешенного человека, привыкшего хорошо продумывать свои слова и решения.

Командарм познакомил нас с обстановкой в районе Одессы, которая была достаточно тревожной, откровенно поделился [66] тем, что беспокоило его больше всего - не хватало войск, чтобы надежно удерживать линию фронта. Армия, оборонявшаяся фактически уже в тылу противника (хотя на побережье одесский гарнизон был отрезан еще не полностью), имела две стрелковые и одну кавдивизию, все - далеко не штатного состава. А фронт обороны составлял многие десятки километров, и у врага был значительный численный перевес.

Генерал Софронов был удовлетворен действиями моряков, благодарил за полки морской пехоты, но очень просил заместителя наркома ВМФ поддержать его обращения к старшим начальникам насчет усиления Приморской армии.

10 августа, зайдя на несколько часов в старинный Очаков (там комендант сектора береговой обороны, майор по званию, держался как-то не очень уверенно, и потребовалось строго поговорить с ним, напомнив, что на то и война, чтобы были трудности), пришли на катере-охотнике в Николаев. В районе города уже четвертые сутки находился штаб Южного фронта, однако командир Николаевской военно-морской базы контр-адмирал И. Д. Кулишов, как выяснилось, не имел с общевойсковыми начальниками должного контакта, конкретных задач по подготовке к обороне города ни от кого не получал. Плохо осведомленный о положении на фронте, Кулишов не решался самостоятельно распорядиться об эвакуации запасов продовольствия и других ценностей, которым здесь было уже не место.

Гордей Иванович Левченко с присущей ему решительностью наводил порядок. Командиру базы было приказано формировать из имевшихся в его распоряжении подразделений и служб полк морской пехоты, организовать вывоз ненужных сейчас запасов, прекратить строительство далекого еще от готовности фундаментального КП.

Затем мы отправились на судостроительные заводы. На Буге не раз встречали буксиры, уводящие в другие порты недостроенные, но способные держаться на воде корабли, - об этом командование флота своевременно позаботилось. Но на стапелях находились и корпуса кораблей, которые еще нельзя было спустить на воду. А пришло ли время их взрывать, чтобы не достались врагу, - этого не мог сразу решить даже заместитель наркома. Предстояло побывать у командующего фронтом, которому, как мы полагали, более ясны перспективы развития событий. Нельзя было решить без него и многое другое.

КП Южного фронта, разместившийся в обыкновенном [67] городском доме, судя по всему, был развернут тут ненадолго. Командующего - генерала армии Ивана Владимировича Тюленева, одного из старейших советских военачальников, мы застали в узкой, похожей на коридор, комнате со сдвинутыми к одной стене и заваленными картами столами. По тесному проходу между столами и другой стеной шагал взад и вперед армейский комиссар 2 ранга А. И. Запорожец - член Военного совета фронта.

Встретили нас тепло, радушно. Но обстановка на КП была неспокойной. Войска фронта, измотанные тяжелыми боями, отходили под натиском превосходящих вражеских сил. Как нам сказали, в полосе фронта наступало более сорока фашистских дивизий, в том числе шесть танковых. Сплошной обороны на ряде участков не было, обстановка изменялась очень быстро, а сведения о ней подчас запаздывали. Усилившиеся налеты на Николаев, очевидно, предвещали удар противника в направлении этого города.

Тюленев и Запорожец похвалили наших дунайцев. Два монитора Дунайской флотилии ушли на Днепр, в район Киева, а основное ее боевое ядро после ремонта кораблей в Николаеве использовалось на Южном Буге. Монитор «Ударный» произвел успешный, с подтвержденными разведкой результатами, огневой налет по скоплению вражеских танков у Вознесенска, уничтожил эшелон с боеприпасами. Корабли поддерживали огнем оборонительный участок у села Новая Одесса, прикрывали переправы. В масштабах операций фронта помощь флотилии армейцам была, конечно, не очень велика, но нам от души говорили за нее спасибо.

Обсуждалось у командующего фронтом и положение под Одессой, а также в районе Очакова (туда по нашей просьбе направлялся стрелковый батальон - для взаимодействия с береговыми батареями Очаковского сектора и прикрытия их с суши). Мы узнали, что есть решение пополнить Приморскую армию горнострелковой дивизией.

Уже поздним вечером на КП приехал Леонид Романович Корниец, представлявший в Военном совете фронта правительство Украинской ССР. Он обрадовался встрече с моряками, а Гордею Ивановичу Левченко очень важно было увидеться с ним. Корниец руководил эвакуацией предприятий Николаева и испытывал затруднения при решении судьбы тех недостроенных судов, которые нельзя было вывести. Как с ними поступить в случае оставления города нашими войсками, сообща решили тут же.

На следующий день стало известно, что обстановка под Николаевом резко ухудшилась. Возникла реальная угроза [68] окружения города: противник обходил его с востока, форсировав Ингул. Затем группа немецких танков прорвалась на западный берег Буга вблизи Варваровского моста, по которому переправлялись части 9-й армии. За Бугом, прикрывая этот мост от воздушных налетов, стоял на огневой позиции зенитный артдивизион Дунайской флотилии (разрушение моста могло закрыть фарватер для ее кораблей, действовавших выше по реке). Теперь дивизион развернулся против фашистских танков.

Зенитная артиллерия нередко использовалась как противотанковая, и дунайцы были к этому готовы. Прямой наводкой они подбили три танка, заставив остальные скрыться. Потом я узнал, что один из подбитых вражеских танков моряки-зенитчики сумели немедленно ввести в бой в качестве добавочной огневой точки. Инициатором этого явился политработник батареи младший политрук Горель, бывший танкист. Из Николаева мы вновь направились в Очаков, побывали на береговых батареях и на стоявших тут торпедных катерах. Была надежда, что Очаков удастся удержать, и это представлялось важным, в частности, для того, чтобы пресекать возможные попытки противника, вышедшего к Бугу, выводить какие-то легкие корабли, например торпедные катера, в Черное море, на наши коммуникации, связывавшие Севастополь с Одессой.

При более детальном ознакомлении с обстановкой и в результате бесед с командирами возникла мысль, что, видимо, целесообразно - прежде всего для содействия обороне Одессы - иметь в районе моря, примыкающем к Днепро-Бугскому лиману, единое формирование из всех частей, которыми располагал тут флот на берегу, на косах, на островах, под командованием одного начальника, подчиненного непосредственно командующему. Эту задачу Военный совет вскоре решил, образовав Тендровский боевой участок, о котором будет сказано дальше.

По настоянию Ф. С. Октябрьского, считавшего, что нам надо безотлагательно обсудить одесские дела, я отправился из Очакова в Севастополь. Отпуская меня, Гордей Иванович Левченко объявил, что возвращается в Николаев, а оттуда, очевидно, - опять в Одессу.

Через несколько дней Николаев, город кораблестроителей на Буге, тыловой по отношению к Одессе, расположенный много восточнее, захватили гитлеровские войска. В последних боях за него, когда на левый берег переправлялись арьергарды Южного фронта, участвовали все находившиеся на Буге корабли Дунайской флотилий и ее сухопутные [69] подразделения. Вместе со сводным полком Николаевской базы и местными ополченцами дунайцы сдерживали натиск врага, прикрывая завершавшуюся эвакуацию людей и материальных ценностей. Сделав все, что могла, флотилия по приказу Левченко прорвалась с Буга через лиман в низовья Днепра, к Херсону, чтобы поддерживать части фронта на новом рубеже. Пробились туда же по суше ее стрелковые и зенитные подразделения, перелетела сопровождавшая корабли от Измаила эскадрилья «ястребков».

Быть может, кому-то покажется странным, что заместитель наркома, прибыв в тот или иной район, распоряжался, так сказать, напрямую, вместо того чтобы потребовать принятия тех или иных мер от командования флота. Но следует при этом учитывать чрезвычайные обстоятельства. Левченко всегда был человеком решительного действия, однако в тех условиях, вероятно, и любому другому военачальнику пришлось бы многое приказывать непосредственным исполнителям - на передачу указаний обычным порядком просто не оставалось времени. Во всяком случае, заместитель наркома оказывал нам очень большую помощь тем, что, не опекая командующего и не отвлекая его от боевого управления флотом, брал на себя по праву старшего морского начальника немедленное решение острых и трудных вопросов, возникавших там, где он находился.