Ангел. Бесы. Рассказы - Тамерлан Тадтаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через полчаса мы уже были в городе и в поисках переговорного пункта прошли несколько кварталов. Белан запер за собой дверь в кабину, а я, полумертвый от усталости и страха наткнуться на военный патруль опустился на стул, закрыл глаза и задремал. Вдруг кто-то дотронулся до меня, я вздрогнул, открыл глаза и увидел перед собой местного блатного. Он уже запустил свою поганую руку в мой нагрудный карман, где лежал сложенный вчетверо червонец. Вот этого я боялся больше всего. Не говоря ни слова, я вскочил и ударил его кулаком по лицу и в ответ получил несколько прямых и ногой в промежность. Началась драка, один на один я держался достойно, еще у меня была надежда, что визжащие тетечки за окошками вызовут милицию. Но тут появился второй блатной, за ним третий, четвертый, и каждый норовил врезать мне, да побольней. Теплая жидкость стекала со лба мне в глаза, вокруг все казалось красным. Я пытался увернуться от ударов, бил сам, не попадал и злился. Тогда я скинул с себя ремень с начищенной бляхой и стал им вертеть над головой, как вертолет лопастью. Милиции все не было, я бы обрадовался и военному патрулю. А пока я пытался впечатать в рожу блатного звезду, из кабины выпрыгнул Белан и начал бить блатных с таким умением и яростью, что те расступились и освободили дорогу к выходу. Мы выскочили из переговорного и, заметив приближающуюся толпу местных, дернули вверх по дороге. Я уже выдохся во время драки в переговорном и отстал от легконогого Белана. Но тот не хотел меня бросать, пытался помочь, подбадривал.
– Я больше не могу… – сказал я, остановившись. – Давай, спасайся сам, я пока задержу их.
– Мы вместе пришли, вместе и уйдем! – Белан тоже остановился, скинул с себя ремень и приготовился к битве.
Мы стояли плечом к плечу, два отчаявшихся солдата, осетин и ингуш, он ведь легко мог спастись, но остался со мной и ждал разъяренную толпу, которая приближалась к нам с ножами, обрезками труб и бранью. Мимо проносились легковушки, унося последнюю надежду спастись, что стоило водителю остановиться и подобрать нас? И только в самый последний момент возле нас притормозил военный грузовик с деревянными бортами, из окна кабины высунулась русоволосая голова водителя:
– Эй, это за вами гонятся?
– Да.
– А что вы такого сделали?
– Домой просто звонили.
– Прыгайте в кузов!
Мы не стали себя упрашивать, вскочили в кузов, машина рванула, и толпа позади стала отставать.
Вторжение
Шестого января 91-го мы с Бесой стояли в толпе наших перед «Детским миром» и смотрели на грузинских милиционеров. Их уже было много, а автобусы с серошинельными все прибывали. Ровесники моего отца были в недоумении и угрюмо молчали, зато мальчишки в предвкушении «войны не понарошку» были возбуждены и, не скрывая радости, подзадоривали друг друга: гляди-ка, вон еще автобусы едут! А вон еще колонна! Да не туда смотришь, болван! Их здесь миллион! Зачем они приехали сюда? Ха-ха, а ты не догадываешься? За смертью! Видишь? Что это? Кваисинские гранаты с коротким фитилем! У меня тоже есть парочка, и фитиля почти не видно. Так она же в руке у тебя взорвется, дурак! Взорвется там, где надо, сам увидишь! Давай начнем тогда, а? Погоди, пусть сначала наши разойдутся, а то всех угробим!
Беса шепнул, что ему надо кое-куда пойти: я скоро, жди меня здесь, да, кстати, нет ли у тебя в кармане бумажки? Увы, пожал я плечами, и Беса, подмигнув, стал выбираться из толпы. Я решил, что он свалил за обрезом, но патронов к нему было всего пять штук, и то старые, доставшиеся от деда.
Густой бас за моей спиной предложил кому-то поставить два пулемета на крыше «Детского мира» и расстрелять всю эту сволочь.
– Надо подождать, – возразил басу баритон. – К вечеру еще будут три винтовки.
– Зачем нам ржавые винтовки, когда есть пулеметы? У нас больше не будет такого шанса…
– Не пори горячку, надо все обдумать.
– А чего тут думать, мы ведь еще можем с крыши гранаты кидать прямо в гущу легавых. Представляешь, сколько будет трупов?
От таких разговоров мне стало нехорошо, хотелось удрать подальше и никогда не возвращаться в этот город. Я уже начал выбираться из толпы, как вдруг кто-то взял меня за локоть, я обернулся и увидел Ацамаза.
Я познакомился с ним на сборищах «Адамон Ныхаса», мы приходили туда послушать наших лидеров. Я и Аца были в восторге от их выступлений и после заседаний вместе выходили из «конюшни» (так называлось здание «Адамон Ныхас») и долго еще говорили на разные патриотические темы. Аца выглядел взрослым, старше меня, двадцатидвухлетнего парня, он говорил, что войны не избежать и что надо вооружаться. Я кивал, но в глубине души надеялся, что это безумие скоро закончится: Горбачев одумается и вернет все на круги своя; он постареет и, как Брежнев, будет засыпать на своих выступлениях во время партийных съездов. Ну не может же в самом деле вмиг рухнуть такая огромная держава? Я сдружился с Ацамазом, но, узнав, что он учится только в восьмом классе, стал избегать молокососа. Он заметил это и при встрече презрительно отворачивался, и мне очень хотелось побить дерзкого мальчишку, но, с другой стороны, я боялся его больших кулаков. Однажды я увидел, как он дрался с каким-то подвыпившим патриотом во дворе «конюшни». Ацамаз повалил своего противника, бывшего десантника, на тротуар и молотил его сверху кулаками, а патриот всхлипывал под ним и грозился отрезать ему башку. После этой драки я стал остерегаться Ацамаза и совсем перестал посещать заседания «Адамон Ныхас».
Я небрежно кивнул Ацамазу и сделал вид, что очень спешу. Но Ацамаз сжал мою руку так, что мне захотелось врезать ему промеж ног.
– Слушай, – зашептал Ацамаз, – пошли в «Адамон Ныхас», там, наверное, оружие раздают, надо быстрей туда добраться, а то нам ничего не достанется!
– Ты спятил! – сказал я, вырывая из тисков свою руку. – Как ты пройдешь через ментов? Они вон с автоматами и собаками стоят!
– Струсил? – засмеялся Ацамаз. – Ну и
