Археоскрипт - Василий Бережной

— Такие, как в фильме?

— Такие, сынок.

— Ой, поскорее бы они прилетели! Я соскучился по ним, я их люблю!

Туо рос, начал учиться, а птицы все еще были в пути. Но вот однажды разнесся среди детей слух: прилетели! Вихрем помчались мальчики и девочки в лес, притаились в кустах, смотрят, слушают. Деревья тоже встрепенулись в ожидании, им ведь тоже тоскливо стоять в тишине, без птичьего пенья. Но птицы так и не появились. И пошла малышня домой, утирая слезы.

Мама приласкала маленького Туо, утешала, гладила по головке. Тихонько пела о белых птицах: лететь им далекодалеко, а они все летят и летят, помахивая белыми крыльями, нужно ждать, нужно долго ждать свою птицу.

Минуло детство, промелькнуло отрочество, пришла юность. И проснулось в душе неодолимое стремление к Земле, к этой затерявшейся во Вселенной точке, откуда пришли далекие предки. Это было что-то посильнее любопытства, немой крик души, ее миллионолетняя боль. Быть может, слышал Туо плеск праокеана и шум пралеса, передававшийся по наследству через многие поколения и сохранившийся в какихто клетках мозга…

— Отец, неужели на протяжении тысячелетий никто так и не попробовал побывать на Земле? — спрашивал Туо, и глаза его блестели.

— Пробовали… — отвечал отец. — Находились храбрецы. Только никто из них не вернулся. То ли гибли в космосе, то ли оставались на Земле — неизвестно.

— Я хочу побывать на Земле.

— Понимаю тебя, сынок. У меня тоже была такая мечта. И отец рассказал о своей научной работе, об исследованиях пространства, времени, которые могли открыть совершенно новые пути и способы коммуникаций. Туо с большим энтузиазмом включился в работу. Речь шла о том, чтобы использовать кривизну пространственно-временного континуума, вызвать такое его преломление, при котором намеченные точки сближались бы мгновенно. Это означало, что из Филии можно было бы переместиться на Землю так же легко, как в соседнюю комнату.

О белые птицы детства! Зачем вы поселились в душе? Почему не даете покоя?

Лаконтр выпил рюмку рома.

— Совершенно фантастическая идея, — сказал он, глядя на Туо, который сидел задумавшись, вероятно, все еще под впечатлением воспоминаний. — Никаких действительно научных обоснований.

— Но я все-таки здесь, — выпрямился Туо. — Разве это не доказательство?

Лаконтр выпил еще.

— Ну, знаете… Вас я считаю гениальным человеком. Но ведь и у нас были когда-то гении. И очень яркие. Ну хотя бы Леонардо да Винчи.

— А откуда отец знает, — перебила Марта, — может быть, Леонардо явился именно с Филии. Ведь биография его неизвестна. А все, что он делал, опережало время на целые века.

— Ты еще скажешь — и Свифт, и Ньютон.

— И это не исключено. И может быть, даже и Эйнштейн.

— Фантазируй, доченька, фантазируй!

— А что сказал бы отец, если бы, ну, положим, лет сто назад кто-нибудь сообщил ему, что можно будет со временем разговаривать через океан, да и не только разговаривать, но и видеть из Парижа то, что делается где-нибудь в Монреале? А ведь сто лет назад уже изучали электрические явления. И что, если бы кто-нибудь рассказал о радио, телефоне и телевидении тысячу лет назад?

— Наверно, сожгли бы на костре, — сказала Анита.

— А теперь сажают в психушку… — с горечью произнес Туо.

— А как же тебе все-таки удалось добраться до Земли? спросила Анита.

— Это тебе так же трудно понять, как египетскому фараону — устройство кибернетической машины.

— А все-таки? — не унималась девушка.

— Любознательный ребенок, — усмехнулся Туо. — Ну как ты поймешь, если я скажу, что мы изобрели пространственно-временной усилитель? Видела мой бриллиант? Это главная деталь. Дать ему питание, обозначить точку координат и… — Туо обвел всех взглядом и убедился, что слушают его с интересом, даже Луиза, которая и на этот раз забыла снять фартук.

— И что же он усиливает, этот усилитель?

— Кривизну пространства и времени. С его помощью можно мгновенно перенестись в заданную точку.

— И в Нью-Йорк? Вот так легко и просто?

— В том-то и дело, что не легко и не просто. Небезопасно. Малейшая ошибка — и сверзишься в океан, или окажешься на мачте высоковольтной линии, или угодишь под машину. Или хуже того — попадешь на какую-нибудь военную базу. На моем летательном аппарате была досконально рассчитанная система, и я очень удивился, когда вместо Центрума увидел пустыню. Подумал: ошибка в расчетах. А выходит, вычисления мои были правильными.

Анита склонилась к его плечу.

— Восстанови свой аппарат, милый Туо! Мне так хочется увидеть Филию!

Туо посмотрел на Лаконтра, вертевшего в руке пустую рюмку, и сказал:

— Я хотел бы перебросить на Филию птиц.

— За этим дело не встанет. Чего-чего, а птиц я вам подберу. Как в Ноев ковчег — всех по паре. Только работайте над своим аппаратом. Если потребуются какие-нибудь материалы, скажите, сразу же закажу. Я, откровенно говоря, не очень-то верю в вашу затею, но, раз вы так хотите, сделаю все, что смогу.

— Возьмем голубей! — всплеснула ладонями Анита. — Это ведь, наверно, именно они птицы твоего детства!

— Даже трудно себе представить, — мечтательно проговорил Туо, — леса оживут… Наполнятся щебетом, свистом, трелями, клекотом… Птицы будут перелетать с ветки на ветку, с вершины на вершину, кружиться будут в нашем небе. О, если бы мне увидеть птиц в небе Филии! Анита, я был бы тогда самым счастливым человеком!

— А как бы радовались дети! — сказала Марта. — Дети любят птиц и животных, потому что они ближе к природе.

— Взрослые тоже любят, — сказал Лаконтр. — Вы замечали, какие у собак умные глаза? А у лошадей? Ночью, когда они смотрят на свет, — это большие переливающиеся изумруды.

Не выдержала и Луиза, повеселела и, подмигнув, тоже высказалась:

— А мне больще всего нравятся цыплята, хорошо прожаренные!

Все рассмеялись. Кроме Туо. Он словно ничего и не слышал: вспоминал сказки, и белые птицы детства все летели и летели сквозь холодный космический простор.

— Ox и смешной!

— Ну и шалунишка!

— Ишь озорник! Ты ведь ее порвешь!

— Ничего, пусть себе играет!

Туо и Марта, смеясь, наблюдали, как львенок таскает по ковру Анитину сумку. Вчера она забыла ее на кушетке. Львенок схватил и потащил в зубах по всей комнате. Вертит мордочкой, наступает лапками, спотыкается, падает, снова вскакивает и снова охотится за несчастной сумкой.

— Цирк! Аттракцион! — хохотала Марта, по-утиному ковыляя за львенком. — Держи его!

Тигренок лежал в кресле, положив морду на лапы, желтыми глазами смотрел за сумкой — туда-сюда, сюда-туда. А она так и мелькает! И в конце концов тигренок не выдержал — спрыгнул с кресла, схватил сумку зубами за ручку. Львенок — к себе, тигренок — к себе. Тянут-потянут — в разные стороны. Уперлись лапами в ковер, нацелились веселыми глазами. Ну и потеха!